Владимир Плунгян: «Каждое из слов, которые мы произносим, умрет»

Российский лингвист, специалист в области типологии и грамматической теории, морфологии, корпусной лингвистики, африканистики и поэтики Владимир Плунгян на презентации нового издания своей книги «Почему языки такие разные?» рассказал о смертности слов, русском акценте и сроке годности английского языка.

— Ваша книга — это в первую очередь увлекательное чтение или попытка рассказать серьезные вещи простым языком?

— Книга первоначально предназначалась для детей — это безумно сложная работа: объяснить сложные вещи так, чтобы дети поняли то, о чем я пишу. В целом, можно сказать, что получилась книга об основах науки «Теоретическая лингвистика». В ней говорится скорее не о том, почему языки такие разные, а о том, как именно языки различаются. Я пытаюсь рассказать, что такое язык, как он устроен, что такое родство языков, что такое грамматика, что такое фонетика, синтаксис, лексика. Эта книга — не занимательные рассказы, это попытка введения в основы науки.

Нет ничего сложнее человеческого языка. В нашу эпоху переоценки всех ценностей мы понимаем что язык — очень важная часть нашей жизни. Мы свидетели крушения многих привычных вещей, в результате чего человек чувствует себя особенно беззащитным. У него, так сказать, ничего нет: культура обманчива, прошлое непредсказуемо, будущее тем более. А наш язык, он всегда с нами, это надежная ценность, которая часто задает нам какие-то правильные координаты, и, конечно, для всякого человека важно знать о языке больше.

— Что самое главное в профессии лингвиста?

— Важно понимать, что лингвист — это не человек, который знает много языков, это человек, который изучает языки в научном отношении. Их историю и принципы организации. Лингвист пытается понять, как язык устроен и что позволяет нам пользоваться словами для выражения мыслей — вот как я это сейчас делаю. Вы понимаете меня, потому что у нас с вами в голове имеется один и тот же язык — русский, и эти загадочные колебания воздуха для наших ушей нечто означают. Люди, говорящие на одном и том же языке, владеют одной и той же информацией — и она невероятно сложна. Этот сверхсложный механизм нам дан от рождения.

— В чем различие между усвоением языка детьми и взрослыми?

— Рождается младенец, и вдруг на третьем-пятом году жизни он начинает говорить. Если обычный взрослый человек вдруг попытается выучить все грамматики датского языка, все большие словари, ему все равно не удастся сравниться с датским ребенком лет пяти. Вы будете говорить много хуже его. В лучшем случае датчане будут кивать, улыбаться и спрашивать, где вы учили датский язык. Это загадка природы. Есть у нас такие механизмы, которые активируются в раннем детстве, потом они перестают работать. Человек может усвоить два языка от рождения, даже три — в таких случаях люди могут говорить на нескольких языках одинаково хорошо. Детям легче усваивать язык, чем взрослым, когда ребенок усваивает новый язык, он накладывается как бы на чистое поле.

Он это усваивает не быстро и не безупречно, но есть эффект чистого листа — это как что-то написать с ошибкой, зачеркнуть. А взрослый накладывает чужой язык на свой, получается эффект «шума за стенкой». Представьте себе, если вам что-то говорят, а одновременно за стенкой очень громко говорит кто-то другой. Вас все время это будет сбивать. Вы будете делать совсем другие ошибки. Вы будете слышать не то, что вам говорят здесь, а то, что вам говорят там.

— Как объяснить наличие акцентов у людей?

— Мы говорим так, как нам позволяет наш речевой аппарат, он у нас одинаковый у всех, и возможности нашего речевого аппарата гигантские. Мы можем произнести чмокающие, чавкающие, носовые, любые звуки, но язык отбирает из этого очень небольшую часть. Каждый язык — свою. И в каждом языке действует особый механизм, называемый фонология. Это очень жесткий механизм, который заставляет нас одни вещи слышать, а другие нет. С фонологии начинается владение языком, и потом появляется привычка. Для некоторых африканцев в русском языке слова «честный» и «тесный» кажутся абсолютно одинаковыми. Их мозг настроен иначе, и для того чтобы услышать различие этих слов им надо очень много тренироваться. Для них это так же сложно, как научиться глотать шпаги. Простой обычный человек преодолеть фонологию своего родного языка может с большим трудом. Отсюда и акцент.

— Правда ли что каждое слово смертно?

— Да, это так. Рано или поздно каждое из слов, которые мы с вами сейчас произносим, умрет.

— Вы допускаете распространение универсального эсперанто?

— Когда в конце девятнадцатого века создавался эсперанто — искусственный универсальный язык, состоящий из распространенных слов европейских языков, человечество было очень романтично, имело массу иллюзий, считало, что можно придумать язык, который будет для всех хорошим. Эсперанто, издеваясь, окрестили «латынью для бедных». А вот после второй мировой войны, вместо ведущих прежде немецкого и французского, появляется английский язык.

Это уже новая реальность. Первый случай, когда язык претендует на то, чтобы быть языком всего человечества. Это было связано с тем, что Америка оказалась ведущей мировой державой. Появился не искусственный, а естественный язык, который претендует на то, чтобы быть единым. Что из этого получится — надо наблюдать. Такой ситуации никогда не было. Был, разве что, язык римской империи, латинский. Но что произошло с римской империей и с латинским языком, мы помним. Может быть, английский язык тоже не выдержит такой нагрузки, не переварит весь земной шар, может быть мы еще все будем говорить на китайском. Или на русском? В нашей жизни не так много хороших вещей, язык — одна из них.