ЛЖИВЫЙ ВЕК: Советизация. Ч.1.

Врастание антимира в пространство русского мира идет беспрерывно, одновременно по многим направлениям, производя путаницу и подмену понятий, терминов, категорий, ценностей. Тайные знаки становятся публичными символами, смысл которых ранее был доступен лишь крайне узкому кругу лиц. «Черный квадрат» Малевича обретает многозначительные истолкования. Его воспринимают как «прореху», из бездонной пустоты которой ловкие иллюзионисты извлекают фантазмы и оргазмы, органично сопряженные с зарождением и растеканием советской действительности по поверхности земли. Эта «картина», где ровным счетом ничего нет, трактуется, как жирная точка, поставленная в конце истории буржуазного искусства. Мрачный квадрат можно воспринимать и как пробоину, схожую с той, какую получил «Титаник», и каковая затянула корабль-колосс в морскую пучину. Российская империя тоже выглядела колоссом, но где она теперь? И пресловутого айсберга тоже давно не видно, растаял в волнах времени, а катастрофа свершилась. Из беспомощного бракодела, силящегося экстравагантной выходкой привлечь к себе внимание публики, Малевич стремительно превращается в провидца и прорицателя.
О Великой войне просто опасно вспоминать. Миллионы солдат и офицеров, отдавших свои жизни на полях сражений, прокляты и забыты, но военный переворот приобретает черты события, которому нет равных во всей истории человечества. «Великий Октябрь», «выстрел «Авроры», «Штурм Зимнего» - ключевые словосочетания, с которых начинается отсчет новой эры. Оккупационный режим неизменно трактуется пропагандой в качестве выражения и проявления воли всего трудового народа… Впрочем, сохраняется неясность, кого считать народом, а кого нельзя считать. Плетется целая сеть праздников, согласно которым в феврале 1918 г. будто бы состоялось эпохальное сражение между немецкими войсками и «стражами революции» - отрядами красноармейцев. Победа в том вымышленном сражении, призвана заретушировать интимные связи большевиков с правительством кайзера. Эта псевдо победа позволяет сохранить первоначальную дату т.н. «международного женского дня», перенесенного на начало весны вследствие перехода всей России с юлианского календаря на грегорианский календарь. Таким образом, 23 февраля становится днем рождения Красной армии, а впоследствии - «самым мужским» праздником.
Когда лидеры большевиков на многочисленных митингах и собраниях били себя в грудь и заявляли: «Мы – интернационалисты!» - то под этим заявлением подразумевался примат мононационального верховенства над всеми массами трудящихся. Когда такое верховенство стало очевидным для многих, появляется «антисемитский» закон, беспрецедентный в мировой практике. Этот закон пресекал под страхом смерти даже малейшие попытки обсуждения феномена новой власти, состоящей из людей, никоим образом не относящихся к коренному населению России и никак не связанных с ее историческими судьбами.
Русское общество, сталкиваясь с широкомасштабной деятельностью властей, направленной на разжигание внутринациональной розни, стремительно деформировалось и разрушалось. Базовые категории («патриотизм», «любовь к отеческим гробам», «стезя добродетели», «милосердие и сострадание» и многие другие) извращались до своей противоположности, становились признаком приверженности «буржуазной морали», проявлениями «великодержавного шовинизма» или «религиозного мракобесия». Нарушение коммуникативных связей, выработанных русским народом за столетия своего существования, приводило к тому, что подавляющая часть обезглавленного общества просто отказывалась понимать характер происходящих на ее глазах перемен, находилась в состоянии шока и перманентного ужаса.
Христиане, пестуя в себе любовь к ближнему, нередко впадают в соблазны грехов, понукаемы гневом, завистью, неприязнями. Но они хорошо знают, как ненависть и злоба иссушают человека, делают его несчастным и одиноким. Также христиане не скупятся на проклятья в адрес тех, кто нарушает Божьи заповеди, данные клятвы или оскверняет святыни. Конечно, таких нарушителей, клятвопреступников и осквернителей крайне мало, но они всегда были и всегда подвергались суровому осуждению даже со стороны людей очень добрых и отзывчивых на чужое горе. И подобные осуждения только укрепляли у подавляющего большинства веру в спасительный идеал, много веков тому назад принявший человеческий облик и претерпевший мучительную смерть на кресте. Христиане привыкли верить слову, потому что в слове присутствует божественная правда. Даже купцы, люди с точки зрения христианской морали не очень-то добродетельные, как правило, договаривались об условиях сделок без посредства «бумаг». Прежде чем казнить преступника, власти оглашали народу меру совершенного преступления. Таким образом, все действия человека православного, даже не отличающегося набожностью, следовали за Словом, т. е. соответствовали заповедям и правилам, сложившимся в России за века исторического развития. И сама империя, включая ее правителей, ее воинов и судей, крупных и мелких землевладельцев, искусных мастеров и ремесленников сверяла все события, происшествия, эксцессы, имевшие место в русском обществе, с требованиями этих заповедей и правил. Человек должен поступать «по - христиански», - таковым было социальное принуждение, которое не только окружало человека, как воздух, но и являлось его внутренним императивом.
И вот произошло столкновение христиан-ортодоксов с совсем иным человеческим типом, который ощутил в себе силы для того, чтобы играть первенствующую роль в историческом процессе. Жители антимира представляли собой сплоченное меньшинство, исключительно привлекательное для клятвопреступников, нарушителей заповедей и осквернителей святынь. Необычный для христиан человеческий тип, испытывающий ненависть к окружающему большинству, именно в столь негативном чувстве черпал свою общественную активность. Чем яростнее клокотала в «прирожденном» марксисте злоба, тем более обжигающими были его действия. Мысль представителя оккупационных властей о том, что он может причинить боль и мучения сотням и тысячам людей, действовала на него, как наркотик. Ему не было жалко и себя, лишь бы превратить «эту страну» в пепелище. Каждого «верного ленинца» восхищали и другие палачи и разрушители, причем, это восхищение являлось искренним. Каждый «верный ленинец» преклонялся перед всеми теми, кого христианское большинство традиционно относило к отъявленным негодяям и законченным мерзавкам.
Будучи подданными разных империй или разных государств, «преобразователи мира» демонстрировали завидную солидарность между собой в священной борьбе с универсальным миром. Они предпочитали называться по-разному: «гражданами мира», «марксистами», «интернационалистами», «радикал-революционерами», «идейными борцами»; они могли до хрипоты и посинения спорить между собой, не стесняясь во взаимных обвинениях и даже оскорблениях, но сохраняли единство по своей сути, по своему духу, потому что все они были детьми Израилевыми, жителями крохотного мирка, которому не нашлось места на огромной планете, но который продолжал оставаться данностью, который пульсировал под покровом реальности, или призрачно витал над столкновениями и союзами между большими и небольшими христианскими народами.

Для них Маркс являлся гением потому, что обозначил путь, по которому они могут войти в будущее в качестве «хозяев жизни». Но для этого требовалось позиционировать себя «слугами трудового люда». Ленин для них был не менее гениален, потому что вооруженным переворотом и последующим террором доказал сбыточность такого пути. «Прирожденные» марксисты установили крайне жестокую диктатуру и посредством агитпропа пытались представить широким социальным слоям этот режим в качестве осуществленной мечты рабочих и крестьян о справедливой жизни.
Вот почему людоедская диктатура отнюдь не смущала молодого миллионера А.Хаммера из США, который развил бурную деловую активность с советским государством. Из «национального очага» в Палестине потянутся в Москву танцевально-певческие коллективы, выражая свою радость по поводу тех перемен, которые происходили в разоренной России. Для всех этих визитеров, гастролеров, для незадачливых путчистов и разжигателей «мирового пожара» в европейских городах, Москва или Петроград уже не казались оплотами угнетения, а представали оазисами свободы и порядка. Горы трупов и реки крови пролитой на Русской земле только повышали самооценку нано-жителей. Миллионы сирот, нуждающихся в соответствующем воспитании, как и растущее число колаборантов, виделись оккупантам той массой, или другими словами, той глиной, из которой будет вылеплен Голем, - послушный великан, способный защитить режим от происков империалистов, контрреволюционеров, махровых реакционеров и прочих врагов «авангарда всего прогрессивного человечества». Но исходный материал, предназначенный для эпохального замеса должен быть гомогенным по своей консистенции. Исходный материал необходимо было отделить от «корешков» (дрянных людишек, которые называли себя историками, почвенниками, консерваторами, духовными пастырями и церковными старостами), от разного рода «камешков» и «стеклышек» (говорунов и болтунов, которые мнили себя философами, мыслителями и прочими светильниками разума). Власть предержащие просто не знали, что им делать со «стомильонным народом», доставшимся в качестве тяжелого наследия рухнувшей империи. Они бы с удовольствием извели его целиком и полностью, но пара-тройка миллионов репрессированных в ходе гражданской войне, а также несколько миллионов скончавшихся от голода и эпидемий, уже успели вызвать нежелательный резонанс в кругах пресловутой международной общественности.
То, что диктатура пролетариата в отдельно взятой стране не вписывалась в контекст цивилизованных отношений греко-христианского мира, стало понятным большевикам с предельной отчетливостью после неожиданного вердикта суда в Лозанне весной 1923 г. На том суде рассматривалось дело об убийстве советского дипломата В.Воровского. Убийцами являлись два белоэмигранта, которые рассказали о мотивах, толкнувших их на ликвидацию представителя большевистской власти. Фактически, суд вылился в рассмотрение преступлений большевизма перед русским народом, а советский дипломат предстал перед швейцарскими судьями в качестве активного соучастника преступного режима. Убийцы были оправданы. Политика международной изоляции советского государства, к которой склонялись все страны греко-христианского мира, получила еще один аргумент в свою пользу. Суд в Лозанне своим оправдательным приговором для белоэмигрантов перевел убийство советского дипломата из разряда тяжких преступлений в разряд справедливой публичной казни.
Вторжение антимира в чуждое для него онтологическое, правовое, исторически сложившееся социокультурное пространство, неизбежно порождало множество парадоксов и перевертышей. Для большевиков преступлением являлись не разграбление имущества домохозяйств или храмов, а принадлежность че ловека к определенной социальной группе. Оккупанты охотно записывали тысячи людей в разряд «кровососов», но подлинными кровопускателями являлись как раз чекисты и комиссары. Марксисты охотно рассуждали о паразитарности правящего слоя бывшкй Российской империи, но сами не занимались организацией хозяйственной жизни, а жили за счет сокровищ той империи и средств, отобранных у населения в результате реквизиций. Тысячам людей, обреченных на казнь, они приклеивали ярлык «мироедов», а сами ненасытно пожирали русский мир. Для того, чтобы преступления перестали выглядеть преступлениями, а превратились бы в проявление «народного гнева» или «революционной совести», как раз и понадобился агитпроп. Он представлял собой развернутый «идеологический фронт» в годы гражданской войны. А в начале 20-х годов этот мощный спрут уже руководил народным комиссариатом по просвещению, главным политическим управлением Красной армии и зорко контролировал деятельность всех общественных организаций. Он имел в своем распоряжении агитпоезда и агигпароходы, а на железнодорожных вокзалах и пристанях были оборудованы специальные помещения для проведения массовой работы среди населения и красноармейцев. Все эти агитпункты были завешаны портретами вождей марксизма. На многих таких пунктах имелись патефоны и комплекты пластинок с записями выступлений вождей здравствующих и прочих «пламенных революционеров». Антимир начинал обретать вполне зримые очертания – располагать определенными государственными границами и значительной территорией в качестве сферы своего влияния. К тому же, росло число людей, желающих стать жителями того антимира, где все шиворот-навыворот, где можно творить любое беззаконие, лишь бы вышестоящее начальство не сердилось, а хвалило.
Однако вердикт суда в Лозанне прозвучал тревожным диагнозом для самих европейцев. Залитая кровью и заваленная трупами Россия явно выпадала из ареала греко-христианского мира. Вследствие этого отпадения, многие европейские народы почувствовали на себе смрадное дыхание грядущих политических катаклизмов: естественно, стала нарастать реакция на агрессивный натиск марксизма. Идее разжигания внутринациональной розни в разных странах противопоставляется чувство национальной сплоченности. В основе этого чувства лежат «кровь» и «почва». «Кровь» - это неразрывные родственные узы, из которых и складывается историческая общность – народ. А «почва» - это история организации жизни данного народа на конкретной территории. Само собой разумеется, что история дополняется различными красивыми легендами, сказаниями, а также вымыслами и прочими баснями.

Юрий Покровский

Русская Стратегия