О чем шуршат шаровары.

В Ташкенте я остановился в отеле «Пойтахт». Хорошие три звезды. Все почти по-европейски. Только сантехника в советском стиле. Наподобие Т-34. Драная, но работает.

Практически самый центр города. За окнами – местные куранты. Башенка с колокольчиком. Очень симпатичная. Если, кремлевские, наши, плачут басом (похоже на голос Фаины Георгиевны Раневской), то эти, узбекские, поют мелодичным тенорком. Бесполо так и трогательно. Что-то среднее между Иваном Козловским и Анжеликой Варум. Сначала куранты раздражали, но очень скоро я привык.

Поменять деньги можно в обменниках. Рубли в Узбекистане гордо не берут. Но это – если официально. На рынках рубли идут на ура.

В обменнике я отдал пятьдесят долларов и получил пачку местных сумов. Напоминает пожелтевшую подшивку газеты «Правда» за 1975 год. Прямо в обменнике деньги мне перетянули ностальгической перестроечной черной резиночкой. (Помните?). Один рубль – примерно 45 сумов. 45х27х50… Это будет… В общем – много. Денег этих мне хватило на неделю буржуйской жизни. В голове в Узбекистане у меня всё время вертелось из «Места встречи…»: «Этих денег нам с Лёлей на целый годок хватит…» Единственная проблема – носить сумы. В Узбекистане про кошелек придется забыть. Здесь нужен набрюшник. Или что-нибудь типа школьного мешка для сменной обуви. У меня был набрюшник. Так что по Узбекистану я скакал, как сумчатый.

Узбекистан – это, в первую очередь, Ташкент, Самарканд и Бухара. Конечно, это еще и Коканд с Ферганой. И горы с рыбалкой и много чего другого. И все же Самарканд и Бухара – это главное.

От Ташкента до Самарканда – часа три езды. Частники берут, если на наши деньги, неправдоподобно мало: рублей двести. С человека. Сажают четверых в жигуленок и везут. От Самарканда до Бухары расстояние несколько меньше. Порядок цифр тоже, как говорится, «вас приятно удивит». Отели хорошие.

О красотах Самарканда и Бухары распространяться не буду. Синие бухарские купола и стремительно бегущая за ними каракулевая пена облаков – снятся. Снится и то ли хищно, то ли нежно мерцающая самаркандская смальта. И дымки кизяка вдоль вечерней дороги. И фиолетовые на закате силуэты чинаров. «Чинар», кстати, мужского рода. А у нас все время ему почему-то гендер меняют… Так что надо говорить не «я сидел под чинарой», а «я сидел под чинаром». Это так, к сведению.

Практически все говорят по-русски. Причем, несмотря на акцент, как-то медленнее, обстоятельнее и литературнее, чем развращенные сленгом торопыги москвичи.

В бухарском отеле я попросил разбудить меня в шесть утра. В шесть по телефону я услышал: «Доброе утро! Это вам побудка». Я непроизвольно гыгыкнул. В трубке помолчали, потом спросили: «А что, неправильно?» Я: «Да нет, так просто…» Еще помолчали. Потом: «Тогда – разбудка».

Узбеки вообще люди спокойные и обстоятельные. Разговор с узбеком – это терапия.

Беседа здесь строится примерно так: Как дела? – Хорошо. – Как бизнес? – Хорошо. – Как дома? – Хорошо. – Как машина? – Хорошо. – Как собака? – Хорошо… Дальше перебирается всё (кроме родственниц-женщин! это такой этикет). Потом, когда все темы исчерпаны, спрашивается:

– Ну, а вообще-то как? – Вообще-то хорошо.

– Ага. Ну, а как бизнес?…

И все заново. Раз десять. Пока не кончится вино или водка.

Местная водка вполне приличная. Вино здесь – отменное. Его, кстати, всегда в советское время пили в Кремле. Там всегда пили армянский коньяк и узбекское вино. Еда – очень хорошая. И женщины красивые. Особенно – таджички (не в ущерб другим).

Один великий восточный поэт (то ли Рудаки, то ли Джами, то ли еще кто-то, я их все время путаю) сказал, что существует четыре лучших в мире звука: а) звук, когда, жарясь, шипит шашлык, б) звук, когда журчит, разливаясь по стаканам, вино, в) звук поцелуя женских губ и г) звук шуршания спадающих с женских бедер шёлковых шаровар. По-моему, хорошо сказано. И последовательность продуманная.

Несмотря на свое спокойствие и неторопливость, узбеки умеют выражаться жестко и вкусно.

Своему узбекскому другу с поэтичным именем Насралла (в миру – Славик) я сказал:

– Может, Славик, съездить мне в Туркмению, а?… Как считаешь?

Славик помолчал (как и полагается узбеку), потом сказал:

– Съезди, съезди… – скептично так.

Я:

– А что?

– Ничего. У нас говорят: есть голова – нет туркмена, есть туркмен – нет головы. Съезди, Вова, съезди…

Шутка, конечно. Но. Туркмены действительно – серьезные ребята. Неслучайно они, вместе с чеченами, всегда охраняли русских царей.

Была единственная для меня проблема в Узбекистане. Кроме ношения сумов. Это – тосты. На Востоке система тостов – это ловушка и обсад. Я бы сказал, что существует Малый Обсад и Большой Обсад.

Малый Восточный Обсад заключается в том, что все сидящие за столом по очереди произносят какие-нибудь тосты и пьют (до дна, разумеется). За дружбу, за спадающие шаровары, за великий русский язык и т.д. Это не очень сложно. Хотя: пятнадцать, например, человек за столом и пятнадцать раз по пятьдесят граммов местной медовой водки – нелегко. Но это – цветочки.

Большой Восточный Обсад заключается в том, что сначала все пятнадцать (четырнадцать, вернее) человек пьют по очереди персонально за тебя. Чтоб у тебя были деньги, чтоб ты еще раз приехал в Узбекистан, чтоб тебе почаще слышать звук спадающих шелковых шаровар, чтоб у тебя было много детей и т.д. А потом ты должен в ответ произнести четырнадцать тостов про каждого. Потому что иначе ты их обидишь. Кровно.

Бывает еще и Восточный Суперобсад. Это когда все пятнадцать человек произносят тосты про каждого. А потом каждый – про всех. Если я правильно считаю, то это получится 420 тостов. По пятьдесят граммов. Итого 21 литр водки на человека. Восточный Суперобсад должен длиться несколько дней. С коллективным отбоем после каждого тостуемого. Шашлыки. Как варианты – самса и плов с желтой морковкой (именно с желтой, обычная не годится!) и шаровары – по состоянию.

В Узбекистане постоянно и везде упоминаются два великих человека (если не считать президента) – это Тамерлан (Тимур) и Александр Македонский. «На этом камне любил сидеть Тимур». «С этой скалы любил плевать Александр Македонский». «Этот чинар посадил Александр Македонский». «Этот чинар срубил Тимур». И так до бесконечности. Такое ощущение, что в жизни у Тимура и Александра Македонского была только одна задача – торопливо тусоваться по Узбекистану. Торопливо, как песик, которого вывели пописать на пять минут, отмечаясь у каждого камня или чинара. Причем, создается впечатление, что Тамерлан и Александр отмечались вместе. Как в фильме «Два бойца». При этом многие узбеки считают себя прямыми потомками Тимура и Александра. Потому что те, как выясняется, не только сидели на камнях и сажали чинары, но и очень положительно относились к шороху падающих шёлковых шаровар.

Кстати, фильм «Два бойца» снимался в Ташкенте. Помните, бойцы сидят, а Марк Бернес поёт в чем-то напоминающем катакомбы. Это на самом деле ташкентская мечеть.

Кроме Тимура и Александра, здесь еще есть культовые фигуры.

Это, конечно, Улугбек с его удивительной обсерваторией.

А также: Рудаки, Хайям, Фирдоуси, Руми, Саади, Хафиз, Назими, Джами, Навои, Физули и еще десяток других гениальных поэтов, которых я все время путаю и которых узбеки упорно считают узбеками. Хотя среди них – персы, таджики и даже азербайджанцы. Есть и еще один стопроцентный узбек – Сергей Александрович Есенин, живший одно время в Ташкенте и написавший тут свои «Персидские мотивы».

Перед отъездом Насралла-Славик в Ташкенте устроил мне проводы. Получился Большой Восточный Обсад на пятерых. 8х50 г. Итого – 400. Терпимо. На следующий день, загрузив чемодан всякими сладостями, пряностями, тюбетейками и халатами, я улетел в Москву. Среди покупок были и шелковые шаровары. Для жены.

И теперь, когда меня пробивает ностальгия по Узбекистану, я вручаю жене шаровары и сурово приказываю: «Шурши». И она шуршит. А я слушаю. Ну, и смотрю, конечно. Без этого нельзя.

О чем шуршат шаровары? Трудно сказать. Может, об отношениях между тётями и дядями. Может, о дружбе между народами. А может – обо всем сразу. О том же, о чем шумят наши березки и журчат наши ручейки. В общем – о Главном.