Про медицину - парт ту

Голос из красно-желтой пустоты: «Как тебя звать?» «Катя» «Где ты находишься?» Глупейший вопрос, саркастически отвечаю: «В Крыму, блин, лежу, загораю!».  «Ну, ясно – раз наглеешь, уже просыпаешься. Глаза б открыла!» Открываю. Тот же анестезиолог сидит, тормошит.  Огрызаюсь, уходит. Хочется пить. Но, я в общей мужской палате и все, кроме соседей с ближайших коек – спят. Зато меня прикрыли нормально. Смотрю в потолок. Постепенно возвращаются жар и духота. Мальчик, с соседней койки, робко констатирует, глядя на меня: «Пить нельзя. После наркоза должно пройти два часа –иначе будет рвать.» Киваю. Ужасно хочется в туалет, но я в мужской общей палате.  Когда мочевой пузырь нестерпимо наполняется – приходится тихонечко подвывать, может дотерплю до утра. Двинуться не могу, повернуться – тоже, в моем распоряжении только голова и непослушные руки. Мальчик-сосед все понимает. Говорит: «Потерпи. Поищу медсестер. Но сегодня ужасная смена – терпи сколько сможешь.» Благодарно киваю.  Ожидание невыносимо. Свет в палате включен, и мне кажется что уже вся палата не спит и пялится.  Мальчик, держась за живот и еле волоча ногами, приводит двух медсестер. Они пьяны безобразно. Разящий запах табака и перегара окутывает палату жутковатым кумаром. Медсестры ржут (это они определили меня в общую мужскую, хотя пустовали три бокса – это выяснится позже). «Ссать хочешь? А, судна нет. Да и куда тебе – тебе нельзя ворочаться. На, бутылочку. Давай, ссы в бутылочку!» Ржут, уже не сдерживаясь – распахивают простынь, суют между ног бутылку. Реву. Мочевой пузырь не выдерживает. Ржут, говорят: «Ну ты и грязнуля!» Мальчик-сосед громко и отчетливо произносит: «Может хватит издеваться?!

Возьмите мое судно –оно чистое, неиспользованное!» Вздрагивают, перестают ржать, но уже поздно. Набрасываю теплое одеяло «чтобы не воняло», уходят. В коридоре –ржут. Вздрагивать больно – поэтому слезы льются сами, подушка мокрая, жарко, клеенка подо мной тоже мокрая. Везде щипет (пролежни того злополучного дня –не заживут еще два месяца, но это все позже) Начинаю шепотом повторять, как мантру: «Мама, мамочка, мама..» Не помогает – слезы все равно льются. Светает.

Открываю глаза – надо мной стоит гигантского роста седеющий врач. От него тоже пахнет спиртным и табаком- но легко и приятно. Он очень громко ругается. Но на меня ли –не могу разобрать, потому что в полузабытья. Проваливаюсь в сон. Открываю глаза. Вокруг моей койки стоят десять человек в белых с голубым халатах. Сон слетает.  «Срочно в операционную!» - это командует тот, высоченный. Прибегают студенты с каталкой- эти трезвые. Обтирают, не без труда перекладывают. Покатили. На пороге запыхавшаяся мать: «Куда?» «В операционную!» «Мне сказали –ночью делали, в двенадцать!» «Повторная. Сепсис.» Уже быстрее привозят. Анестезиолог – приятная тетенька. Подходит ко мне с картой и лотком со шприцами. У нее мягкая добрая улыбка. Спрашивает имя и фамилию, первый раз ли. Называю –мне сегодня не страшно, говорю что ночью уже была в операционной, потому и не страшно. Посерьезнела, спрашивает: «Не ты ли проснулась на операционном столе у нас?» Накатывает. Все вспоминаю. Я. Спешно меняет шприцы в лотке, поворачиваясь, ласково произносит: «Не бойся! У меня хорошо заснешь, без кошмаров!» Ее лицо расплывается в бежевое пятно…. Я начну все вспоминать и узнавать – только через неделю.