Ждем перемен. Исторический шанс для Путина

Тема этой статьи подсказана научным спором экономиста Дмитрия Травина и историка Ивана Куриллы. Мне довелось присутствовать на мероприятии и удалось задать вопрос. Мой вопрос и ответ Дмитрия Травина записан  (см. запись с 1 час 16 мин 6 сек по 1час 19мин 45 сек). Ответ Дмитрия меня не убедил, а подвигнул написать эту статью.

(Баттл Травин и Курилла – YouTube)

Киевская Русь, как говорят историки,  в экономическом и культурном развитии была цивилизованнее всех европейских государств того времени. Из книги Александра Ахиезера «Россия: критика исторического опыта» http://www.4plus5.ru/ist/ahies.html узнаем следующее.

Оказывается, что в Киевской Руси княжеством управлял не только князь, но и вече, с которым он считался. «В таких городах, как Киев, Новгород, Ростов Ярославский, Владимир, вече правило городом, ставило и низвергало князей. Из 50 киевских князей 14 были приглашены вечем».

Ну чем не народовластие, чем не демократия?

Александр Ахиезер объясняет это тем, что в отличие от Европы у нас не сложился феодализм. А это, как еще учили в школе, закономерная смена рабовладельческого строя.  Мы же, минуя рабовладельчество, сразу начали с народовластия. Или вече. Вот откуда взялась соборность в нашем народе.

В Европе в результате трансформации рабовладельческого строя в феодапизм, как объясняет Ахиезер, сразу формировалось три уровня общественной структуры:  массовый слой крепостных в локальных сообществах (общинах), слой среднего уровня (вассалов как собственников земли, получающих за нее ренту, и осуществляющих власть над своими крепостными в своих регионах) и высшей власти (сюзерена).

Вече на Руси тоже общинный инструмент. Но в Европе возникновение общины как одного из звеньев стало следствием того, что процесс структурирования общества шел сверху вниз (рабовладелец осознал, что ему выгоднее крепостной, чем раб). У нас же наоборот все шло снизу вверх. От общины. Именно поэтому, как отмечает А. Ахиезер, «Контуры этого порядка на Руси лишь просвечивались как некоторая возможность». Но нереализованная, потому что «верхний уровень не сложился (верховная власть, В. К.), средний обанкротился в ходе междоусобиц (князья передрались, В. К.), нижний оказался под угрозой потери национального существования».

Община хороша тем, что способствует сплачиванию. Но препятствует развитию индивидуализма, чему как раз способствовал западный порядок. Инициативность как одно из качеств индивидуализма полезна и для общины, коллектива и общества в целом, если инициатива направлена на предприимчивость. При этом, если предприимчивый человек, заботясь о себе, делится с непредприимчивым. Платя налоги. Это приучает предприимчивого быть социально ответственным. С  другой стороны непредприимчивый в рыночных условиях и при защите частной собственности отвыкает от патернализма. Так формируются условия среды, в которых бытие тех и других постепенно определяет и сознание их.         

Конечно, идеальным было бы, если оба качества, - соборность и индивидуализм, -  в народе сочетались пропорционально. Но идеал не достижим. Поэтому, не осознавая этого, почвенники воюют с западниками, патриоты с либералами, а нас всех качает от крайнего авторитаризма к крайнему либерализму и наоборот. Первый раз качнуло в начале тысячелетия от либерализма к авторитаризму (либерализм не вече, но без свободы волеизъявления вече не бывает). Это распад Киевской Руси. Ахиезер отмечает его так: «Произошла первая в истории страны национальная катастрофа». Добавим к этому нашествие татаромонголов и его последствия, растянувшиеся на века. А в Европе набеги варваров кончились в десятом веке.

Восстановление государственности на Руси началось с Московии и опоры на авторитаризм c последовательным усилением его от Ивана Калиты до Ивана Грозного. Пика авторитаризм достиг при Иване Грозном и надорвался. «Иван IV не понимал, что против него стояли не втайне сговорившиеся враги, а организационная неразбериха, хаос, с которым не могла справиться незрелая бюрократия; недоставало квалифицированных администраторов» (Ахиезер). Либеральный Борис Годунов не спас положение и настало смутное время. «Страна второй раз погрузилась в пучину катастрофического хаоса» (Ахиезер).

Вновь восстановление государственности на Руси началось с первого царя Михаила Федоровича из династии Романовых после смуты и продолжилась с умеренной автократией вплоть до Петра Первого. Вот что пишет А. С. Ахиезер.

«Царь Федор Алексеевич (1676-1682) принимал некоторые попытки оживить умирающий идеал всеобщего согласия: стремился активизировать земские соборы, по разным поводам призывал выборных, уничтожил Приказ тайных дел. Воеводы и приказные были отстранены от сбора большей части подати. Однако царь не получил поддержки снизу». Наоборот, ощутил массовое требование авторитаризма. «Результатом стремления достигнуть партиципации к авторитарному отцу стала массовая поддержка авторитаризма. Уже в 1639 году поступали прошения о восстановлении на местах власти воевод и приказных» (Ахиезер).

Это иллюстрация того факта, что не всегда верховный правитель хочет стать еще автократичнее. Как видим, низы этого сами требуют. А следующий пик авторитаризма достигнут при Петре Первом, реформаторе по факту (окно в Европу прорубил), но много нарубившем и дров. «Его попытки создать местное самоуправление окончились полной неудачей» (Ахиезер). При этом «Рост авторитаризма выражался в стремлении к дальнейшему закрепощению общества, превращению всех и каждого в составной элемент медиатора» (Ахиезер).

Далее между радикальным автократом Петром Первым и самым либеральным из наших царей (но тоже радикальным реформатором) Александром Вторым укладывается цепочка автократов с различной степенью их либерализма.

Екатерина Вторая для своего времени совмещала авторитаризм с умеренным либерализмом наиболее успешно, поскольку при ней было «и кровушки поменьше, и добрых дел побольше» (Путин).

А объединяет Петра Первого и Александра Второго то, что как реформаторы после себя оставили и много негатива. Никто не отрицает полезности реформ царя освободителя, но сам факт, что на него было совершено семь покушений в течение 15 лет и при этом лишь после четвертого он воскликнул: «Что они имеют против меня, эти несчастные? Почему они преследуют меня, словно дикого зверя?» это свидетельствует о том, что с отпуском гаек необходимо было закручивать контргайки. Это не столько репрессии, сколько комплекс мер, которые принято называть системой сдержек и противовесов. Именно это привело к февралю, а потом и к октябрю 1917 –го. Закономерности трагически совпали со случайностями.

Такой итог А. С. Ахиезер называет третьей национальной трагедией и определяет его так. «Завершился глобальный цикл русской истории. Общество прошло гигантский тысячелетний путь развития государственной жизни. Он отчетливо разделялся на две части. Первая — прямая инверсия от соборного идеала до крайнего авторитаризма. Это был переход, через промежуточные этапы, от локальности разрозненных частей общества к объединению страны под властью единого отца-тотема, которому была предоставлена власть, разрушительная для локальных миров и в конечном итоге подрывающая свои собственные основы».

Если рассматривать чередование усиливавшегося авторитаризма при ослаблении либерализма и наоборот как качание маятника от развития к деградации, то события октября 1917 года и сразу после показали, что этот процесс дошел до противоположной крайности и, застыв на какое-то время, повернул назад.

«Итак, гигантский маховик первого глобального периода завершил полный цикл и достиг своей крайней точки, логически совпавшей со своим началом. Страна представляла собой жалкое зрелище. Распадалась не только империя, но и собственно Россия. Р. Пайпс пишет: «За несколько месяцев Россия вернулась к средневековью до московского периода, когда она представляла собой скопление удельных княжеств. Буквально за ночь рухнули столетние усилия, затраченные на строительство государства... Официальный лозунг „Вся власть Советам" облегчал этот процесс, позволяя региональным советам различных уровней — краевым, губернским, уездным и даже волостным и сельским — требовать независимой власти над подчиненными им территориями. Результатом стал полный хаос... <…> Очень скоро оказалось, что господствующий в массовом сознании соборный идеал, а также соответствующая интерпретация его правящей элитой, оказались нефункциональной утопией. Нарастающий локализм в разных сферах жизни постепенно переходил некоторый критический уровень, что порождало нарастающую дезорганизацию» (Ахиезер).

И тут власть перешла к военному коммунизму (авторитаризм). Потом переход к НЭПу (либерализация). И Сталинская индустриализация как ускоренная модернизация (крайний авторитаризм). Далее хрущевская оттепель (либерализация) и брежневский застой (авторитаризм). Андропова и Черненко пропускаем по причине малости периодов у власти. Горбачев многократно либеральнее Брежнева (Перестройка, но и как предпосылка к распаду государства). Вот что говорит А. С. Ахиезер.

«Отказ от цензуры, от однопартийного монолога означал возможность выхода наружу ранее скрытых голосов, которые даже не подозревали о существовании друг друга. Общая картина, однако, оказалась весьма специфической, не сводимой к формуле демократического плюрализма, господства либерализма. Господствующий идеал фактически приобрел вечевой-либеральный, точнее, соборно-либеральный характер».

А где соборность, там и локальность, что означает предпосылку к распаду страны. Обращаемся к А. С. Ахиезеру. «Идея локализма, получившая новое название «суверенизация», как пожар, охватила все общество. Б. Ельцин, став во главе РСФСР, провозгласил лозунг суверенитета вплоть до местных советов (вспомните ельцинское «берите суверенитета сколько хотите!», В. К.). Локализм, следовательно, как определенное движение и одновременно как идеология проник на высший уровень власти России». В итоге «Власть была перехвачена следующим уровнем, т. е. республиками. Вече трех славянских большаков, глав трех государств — России, Украины и Беларуси — политически возглавило процесс ликвидации СССР». Случившееся Ахиезером названо четвертой национальной катастрофой.

После чего очень cильный автократ Ельцин провел либеральные реформы. В итоге восторжествовал общинно – либеральный порядок. Ведь что такое община? Это может быть ОПГ и олигархат. Ведь одно дело, когда община сплочена для борьбы с общим национальным врагом. Это хорошо, но плохо, когда имеем дело со сплоченностью отмеченных двух категорий лиц. Особенно вторых, диктующих свои правила власти в своих эгоистических интересах (пресловутая семья Ельцина). После чего самому сильному правителю уже не легко восстановить социальную справедливость. Ее нарушили в одночасье революционно, а восстановить можно только эволюционно, постепенно и плавно, чтобы не проскочить точку равновесия маятника. И не остановиться, поскольку неподвижность маятника в точке равновесия означает прекращение развития. Поэтому требуется регулировать движение маятника так, чтобы минимизировать амплитуду колебаний.

В этой связи возникает естественный вопрос: кто Вы, мистер Путин? Либерал или автократ? Оттолкнемся от шутки, которую позволил ВВП еще в 1999 году на встрече с чекистами в день чекиста. «Группа сотрудников, направленных в правительство под прикрытием, с задачей справляется».

Маятник раскачивания либерализма с авторитаризмом, начав свое движения после Киевской Руси, заканчивает очередной цикл качания и сегодня приближается к своему либеральному апогею. Как и сто лет назад. Катастрофа еще не наступила, но уже маячит: растет не только несправедливость, но и число миллиардеров. Но почему раньше наш лидер этого не видел? Ответ находим в шутке Путина. Требовалось нелегально до поры работать в либеральном логове (в правительстве и терпеть его, будучи президентом) под личиной либерала, но сегодня властная элита ослабла. Пришло время раскрыться и перейти в атаку.

Если учесть пояснения Путина про сингапурского Ли Кван Ю как успешного автократа, высказанные уже после его послания федеральному собранию, то просматривается перспектива: будет прижимать либералов, поскольку в правительстве ослаблены либералы (Силуанов лишился поста вице премьера, оставшись только министром финансов, а первым вице премьером стал не либеральный экономист Белоусов как дирижист). В этой связи встает вопрос: действительно мы накануне перемен и надежда появилась? Или это эффект на публику? Думается, что до выяснения вопроса осталось не так долго ждать. Мир глобален и все процессы в нем взаимно зависимые. А в ноябре выборы президента в США. К этому времени и у нас что – то определится. На это указывает и форсированная работа над поправками к конституции и последующее всенародное голосование за них. Словом, есть надежда, что на этот раз маятник пойдет в обратную сторону не с размахом, а спустится плавно на авторитарных тормозах. То есть эволюционно, а не революционно