Посвящается всем воевавшим в операции солдатам, а так же их семьям.
| |
“И мы пройдем опасный путь через туман…” |
| |
Аккорд “Сектор Газа”, на Admin.ru |
Вступление
Пошел третий год со дня завершения операции “Литой Свинец”. События тех дней стали потихоньку стираться из памяти, как свидетелей, так и участников событий. Встречая часть однополчан, я бы не вспомнил их имя, других даже не узнал бы в лицо. Во время боевых действий не было возможности вести дневник, или подробные записи. В целях сохранить память о событиях тех дней, и рассказать о моем видении операции - я решил написать это повествование. Оно так же является ответом клеветникам и антисемитам, осуждающим Израиль.
Летом 2005 года премьер-министр Израиля Ариэль Шарон (да сжалится над ним Вс-вышний) изгнал евреев из сектора Газа, полностью отдав эту территорию под контроль палестинской администрации. Ариэль Шарон и его эмиссары заявляли, что это принесет мир и дружбу народов на землю Израиля. Однако их обещания не сбылись. Как в старой поговорке “дай ему палец - он руку откусит”, палестинские террористические организации восприняли шаг бывшего защитника еврейского государства, а ныне марионеточного “голубя мира” как слабость, и интенсифицировали свою враждебную деятельность. Бывшие еврейские поселения в Газе стали удобным плацдармом для запусков минометных снарядов, “кассамов”, а впоследствии и “градов”. Для неосведомленных читателей я поясню, что обстрелы всем этим арсеналом велась в основном по мирным израильским городам и селам. За 28 месяцев, прошедших после так называемого одностороннего “размежевания”, по израильской территории из сектора Газа было выпущено около двух тысяч “касамов”, тогда как за 56 месяцев предшествующих изгнанию евреев из Газы - около 500.
За период с 2005 по 2009 год в результате ракетных и минометных обстрелов были убиты 15 и ранены около 400 израильтян, в основном - мирных жителей.
Односторонняя уступка Шарона повлекла к интенсификации артобстрела израильского населения почти в 8 раз. Данный факт ещё раз свидетельствует о том, что арабские террористы, которые руководят так называемой Палестинской Автономией, не желают мира и воспринимают любой жест доброй воли, как очередное проявление слабости.
К декабрю 2008 года обстрелы участились. По подземным туннелям из Египта и, возможно, на борту кораблей так называемых “флотилий мира” в руки террористов попали реактивные снаряды “град”. Взрывы стали раздаваться в Ашкелоне, Нетивоте, Офакиме и Беер-Шеве.
Закрылись школы и детск
ие сады. В Офаким завезли бетонные сливные трубы, чтобы дети прятались в них во время обстрела.
Сирены противовоздушной обороны стали раздаваться почти непрерывно. Именно эти условия заставили правительство Израиля начать военную операцию “Литой Свинец”.
Часть первая-начало.
| |
“Было хорошо, было так легко
Но на шею бросили аркан
Солнечный огонь атмосферы бронь пробивал,
Но не пробил туман…” |
| |
Аккорд “Сектор Газа”, на Admin.ru |
28 декабря 2008 года. Как обычно, приехал с утра на работу, в отделение психиатрии Медицинского Университетского Центра “Сорока” в Беер-Шеве. Вскоре после начала рабочего дня меня вызвал к себе заведующий отделением и попросил возглавить работу со студентами-медиками на время прохождения ими курса психиатрии. Я согласился, составил примерный план занятий. Затем принял ожидающих меня пациентов. Позвонил поздравить сестру Аню, проживающую в Америке, с днем рождения. После полудня раздался телефонный звонок. Мне сообщили о мобилизации и о том, что я должен в течении суток явиться в бригаду Голани, к которой я приписан в качестве врача-резервиста.
Следует отметить, что отношения с медицинским командованием бригады Голани, да и вообще с мед. командованием Северного округа у меня давно испортились. Врачом в Голани я пошел добровольно, являясь инвалидом армии. Пошел, потому что после того, как во Второй Ливанской погиб предыдущий врач батальона, доктор Игорь Ротштейн (вечная память герою), делать резервистскую службу в 13-м батальоне другие врачи не хотели. Вспомнил роман Василя Быкова “Сотников”, где главный герой пошел в разведку, будучи больным потому, что здоровые пойти не захотели.
Служба в израильской пехоте - нелегкая задача для врача. Врач идет в бой вместе с солдатами, при этом таща на спине огромную тяжелую сумку с медикаментами. Для своих вещей (к примеру - спального мешка либо сухого пайка) у врача не хватает места. Поэтому, если начальство не позаботится, чтобы кто-либо из рядовых взял что-нибудь для доктора, он остается и без еды, и без вещей. Военные учения в Голани включают марш-броски на большие дистанции. Во время последнего такого учения, в котором я участвовал, мы прошли за день более 20 километров, затем нас загрузили на вертолет, высадили в незнакомой местности и мы шли всю ночь. В результате такой перегрузки моя нога (из-за травмы которой во время службы в 2003 году я получил инвалидность) стала невыносимо болеть. Я начал хромать, стал замедлять движение роты. Под утро начальник медслужбы батальона попросил проезжавших мимо старших офицеров взять меня в машину. Меня приняли, однако минут через 20 офицеры получили приказ куда-то приехать. Они высадили меня, пообещав вскоре вернуться. Естественно, обо мне они забыли. Очутившись один в незнакомой местности я позвонил начальнику медслужбы батальона (хорошо, хоть сотовый был с сбой) и попросил забрать меня. Он обещал прислать машину, когда доберется до базы. Мне ничего более не оставалось, как свалиться под куст и спать (благо, было уже утро, и ночной озноб Голанских высот стал рассеиваться). Часа через 4 меня нашли.
Когда я понял, что более не могу ходить пешком с пехотой, я подал просьбу о переводе на должность, подходящую моему состояния здоровья. Однако руководство медицинской службы Северным округом отказало мне, несмотря на то, что я предоставил им заключение врача и удостоверение инвалида.
И так, 28.12.2008 я получил “цав 8”. Даже при такой простой операции, как мобилизация, не обошлось без глупости и нарушения инструкции. Дело в том, что каждый военнообязанный получает предписание, куда он должен явиться в случае экстренной мобилизации. Эта грамотная инструкция подразумевает, что есть определенный пункт в городе вашего проживания, (это место известно мобилизованному заранее, ибо минимум раз в год, а то и чаше звонит кцинат кишур и спрашивает, не забыли ли Вы, что в случаи получения “цав 8” вам надо в течении суток прибыть в такую-то школу на такой-то улице ), откуда Вас должны организованно доставить в военную часть. Однако мне, жителю Офакима (и местом моего сбора в случае войны назначен был Сдерот) предложили добираться на базу Голани на севере страны, там получить оружие и амуницию, а затем вернуться в Цеэлим (20 км от Офакима), так как мой полк уже там. Я спросил у позвонившего мне прапоршика -не проще ли будет сразу явиться в Цеэлим, вместо того ,чтоб делать круг длинною километров в 500. Прапорщик немного поскрипел извилиной и согласился со мной.
Я поехал домой и облачился в военную форму. Из-за травмы ноги солдатские ботинки носить я не могу, поэтому одел кроссовки. У меня заранее были куплены билеты на новогоднее детское представление . Я забрал дочку из детского садика и сходил с ней на шоу Деда Мороза. Потом на всякий случай попрощался и с дочкой, и с женой. Сразу после этого направился в Цеэлим.
Стояла пасмурная погода. На сером небе периодически появлялись и кружились стаи ворон. В воздухе чувствовалось грозное напряжение. Можно сказать, - пахло войной. В часть я прибыл часов в 6 вечера. Начал искать какого-нибудь офицера, которому следовало доложить о прибытии и получить помощь обустроиться на базе. Никого не нашел. Вскоре мне случайно встретился другой доктор. Мы познакомились. Доктор Алекс Катаев был кадровым врачом в армии в звании майора, однако еще не состоял в бригаде Голани (к которой его причислили позже). На данный момент он заканчивал специализацию, на которую армия его послала, и должности, как и назначения у него пока не было. Поэтому его, как опытного офицера послали в нашу часть для подкрепления медслужбы ввиду ожидаемых потерь. Вместе мы стали бродить по территории базы в надежде получить хоть место для ночлега. Это занятое длилось довольно долго. Проблема в том, что к врачу в армии относятся прежде всего как к офицеру. А поскольку на мне были погоны лейтенанта, а “человек” в армии по моему опыту начинается минимум со звания майора - на нас долго никто не обращал внимания. После бесплодных блужданий доктору Катаеву пришла в голову дельная мысль, - он снял свитер, на котором не было знаков отличия, явив гимнастерку с погонами старшего офицера. Тогда нам удалось привлечь внимание некоего сержанта. Тот привел нас в дырявую протекающую палатку, где нашлась лишь одна свободная кровать. Видя это, и не желая спать на улице, я решил поехать на ночь домой и вернуться утром.
Вернулся на базу я часов в 7 утра. Думал, что можно будет заняться чем-нибудь полезным. Я заблуждался, и большая часть утра, этак часов до 11, прошла в полном безделии. Я привез из дому керогаз, чайник и чай, а доктор Катаев оказался настоящим знатоком приготовления зеленого чая. К полудню к нам пришел командир медслужбы батальона - молодой интеллигентный доктор, только что закончивший учебку. Он совершенно не подходил на свою должность, где требуется нахрапистость и самоуверенность. В батальон доктор Гилад попал из-за своей вежливости и корректности (попросту - не нашлось наглости отказаться). Кроме всего, он был удручен ухудшением здоровья своей бабушки, которая была госпитализирована в тяжелом состоянии накануне мобилизации, а армия не позволила ему навестить ее хоть на час. Доктор Гилад кое-как раздобыл для нас оружие и медицинское снаряжение. Чтобы получить информацию о дальнейших действиях, он многократно пытался дозвониться до начальника медслужбы бригады - санитара, прошедшего офицерские курсы (не помню его имени, поскольку видел его лишь один раз, и он ни разу не ответил мне на телефонные звонки). На мой взгляд, описанный “офицер” представлял собой образец безразличного отношения к подчиненным ему врачам, и впоследствии я подал жалобу с просьбой объяснить мне, является ли обязанностью командира отвечать на звонки подчиненных в военное время.
Вскоре к нашей компании присоединился доктор Игорь Балта из Ашкелона. Он был единственный из нас, чьей специализацией была работа с травмой. Нам он напомнил многие навыки необходимые в процессе реанимации при травме. Под вечер явился молодой парамедик с куклой-муляжом, который провел с нами краткий примерно двухчасовой курс травмы. К сожалению, это было единственное занятие, и армия более не удосужилась “подковать” нас к лечению возможных травм и ранений. Вечером, так и не получив спальное место, я снова уехал домой.
Однако выспаться не удалось. Ночью меня многократно будили сирены противовоздушной обороны и взрывы “градов”.
Утром 30-го декабря я вернулся на базу. На этот раз, часов в 10, так как понимал, что заняться будет нечем. Я попросил кого-то из офицеров пойти со мной на стрельбище, чтоб хотя бы пристрелять оружие. Мне отказали, сославшись на занятость. В итоге я просто взял ящичек патронов, пошел на стрельбище и начал искать, к кому бы “приблудиться”. Вскоре я набрел на роту милуимников. Это были истинные патриоты. Они рассказали мне, что их рота накануне закончила свой 24-хдневный период резервистских сборов , однако они отказались демобилизоваться и рвались защищать Родину. В их приятной компании я потренировался несколько часов, расстреляв сотни три патронов. Вечером доктор Гилад по совету доктора Катаева организовал небольшое совещание. Ситуация не изменилась. Новостей никаких не было. После совещания я уехал.
31 го декабря на базу приехал начальник медслужбы южного округа полковник доктор Карми. Это очень организованный человек. Он собрал всех офицеров медслужбы и поведал ,что скорее всего в ближайшие дни начнется наступление. Согласно данным разведки, против нашего полка держала оборону группировка арабских террористов численностью до 10 тыс. хорошо вооруженных головорезов, знающих местность. Ввиду ожидаемых больших потерь было решено к каждой роте прикрепить врача. Меня приписали к роте “бет”. После окончания совещания я отправился в Беер-Шеву отмечать встречу Нового, 2009 года. Собрались старые товарищи. Приехал брат из Хайфы.
Первое и второе января на базе прошли без каких либо особенностей. не надеясь на помощь армии, мы самостоятельно пытались вспомнить навыки военно-полевой медицины. В часть прибыла колонна грузовиков с боеприпасами с севера. Русскоязычный водитель милуимник, работаюший в мирное время инструктором в тренажерном зале (имени, к сожалению, не помню) рассказал нам, что проезжая населенные пункты израильских арабов на севере он видел демонстрантов с палестинскими флагами, некоторые из демонстрантов бросали камни в сторону колонны. Вечером 2-го января я поехал поздравить брата Диму с днем рождения.
Часть вторая: Газа
| |
На семи ветрах, на семи холмах,
Солнцем он палим - Иерусалим.
Масличной горой всех зовет он в бой
Сабров и олим - Иерусалим. |
| |
Александр Розенбаум |
Утром третьего января вернулся на базу. После выпитого на вчерашнем Дне Рождения брата подташнивало. Вдобавок было скверно на душе - поругался с женой. Доктор Гилад сообщил, что вечером начнется наступление. Я попросил командира роты “бет” майора Моти достать мне керамический бронежилет, которого у меня до сих пор не было. Подготовил амуницию и пошел в машину. Написал завещание и заснул. Часа в 3 после полудни явился в расположение роты. Поскольку врачебная сумка была набита до упора - попросил санитаров взять мой спальный мешок и некоторые другие необходимые в походе вещи. Санитары согласились, однако когда я отошел от них, мои вещи были вынуты и оставлены в палатке. Попросил у начальства ввиду своей инвалидности завести себя на позицию на бронетранспортере или танке. Мне отказали. Знакомый мне по учениям батальонный раввин-резервист сообщил, что с нами в Газу не пойдет (ему не разрешили вышестоящие раввины). Часов в шесть вечера прибыли автобусы, которые должны были доставить нас на границу с Сектором. Моти нашел мне бронежилет. Закрасив тушью отражатели на кроссовках, я сел в автобус, где солдаты ругались с водителем (тот не разрешал заносить в салон сумку с гранатами).
Мы выгрузились из автобуса, и пошли пешком по пересеченной местности. Оставалось несколько километров до границы. Идти по размокшему полю было очень нелегко. Впереди слышались взрывы. Мы миновали пограничный забор и начали наступление вглубь вражеской территории. Шли в полной темноте. Спотыкались, падали, вставали и снова шли. Территорию изредка освещали вспышки осветительных ракет и взрывы фосфорных бомб (как я понимаю, фосфорные бомбы использовались лишь для освещения, так как они взрывались примерно каждые полчаса в одном и том же месте). Я несколько раз падал, спотыкаясь в канавках, и больная нога начала давать о себе знать. Мы продвигались под обстрелом минометных снарядов противника. Это единственное сопротивление, с которым мы столкнулись. Арабские террористы были храбры лишь, когда обстреливали ракетами мирных жителей. Когда же им представился случай по-настоящему повоевать - они трусливо бежали без всякого боя, несмотря на свое количественное преимущество. За время всей нашей операции я не видел ни одного вражеского труппа, несмотря на то что шел в первых рядах наступавших. Мирные же жители были предупреждены армией о наступлении и заранее покинули свои дома.
Продвигались мы медленно, проходя за час, на мой взгляд, метров 200-300. Отсветы ракет и вспышки взрывов то и дело освещали решительные лица бойцов. Короткие периоды продвижения чередовались с длительными перерывами. Во время одного из таких перерывов я задремал и свалился в лужу. Тут же проснулся от холода. К утру, мы вышли к оливковой плантации на окраине города. Прошел слух, что перед нами лежит минное поле. Рассредоточившись на местности и выставив часовых, мы слегка перекусили сухим пайком и расположились на отдых. В этом поле, по известным лишь командованию причинам, нам предстояло провести трое суток. Минометному обстрелу наши позиции подвергались несколько раз в день. Ночью температура опускалась почти до нуля. Никто из солдат ни взял с собой даже куртки (не говоря уже о спальных мешках). Солдаты жались в кучки друг к другу, чтоб согреться. Мы с доктором Катаевым нашли какой-то деревянный щит и легли на него. Заснуть на долго не удавалось. Дело в том, что человеческий организм сохраняет температуру тела только в фазе медленно-волнового сна. Когда же, примерно часа через полтора сна, наступает фаза быстрого сна, то температура тела начинает зависеть от окружающей среды, и спящий на морозе просыпается от холода. В одну из таких ночей, если мне не изменяет память, произошел инцидент, когда от выстрела танка погиб врач из нашего полка. Позже на работе мне рассказали, что по новостям сообщили, что погиб врач из Голани но не назвали имени, и мои знакомые переживали, опасаясь за меня. Во время оказания помощи раненым от выстрела танка отличился доктор Катаев. За это впоследствии он был награжден знаком отличия – ЦАЛАШ от Начгенштаба.
Думаю, что для большинства из нас наиболее тяжелой частью операции была третья ночь в поле. Сухие пайки которые несли с собой солдаты закончились, а поставок не было. У тела не хватало энергии на поддержание температуры. Солдаты мерзли. Заснуть в таком состоянии было смертельно опасно. Я задавал себе вопрос - почему мы остановились? Когда будем продвигаться? Утро я встретил ужасно утомленным. Начался очередной минометный обстрел. Я поднял голову вверх и увидел медленно опускающийся на землю минометный снаряд. Мне казалось ужасно медленным как его падение, так и движения пытающихся укрыться солдат. Запомнился санитар, который упал на землю, закрывшись моей врачебной сумкой. Я же, как зачарованный, сидел неподвижно и смотрел на снаряд. Снаряд упал в рыхлую почву метрах в 30-40. От взрыва меня обсыпало землей.
Через несколько часов мы получили долгожданный приказ продолжить продвигаться вперед. Мы прошли еще с километр и начали занимать окраины города. Здесь наша рота впервые вступила в перестрелку. Мы были обстреляны из, не то апельсиновой, не то оливковой рощицы, находившейся метрах в трехстах от нас. Солдаты пытались остановить меня и кричали, что я врач и нужен им живой. Но я, распихнув их по сторонам (благо, в юности занимался борьбой), сорвал с плеча М-16 и вступил в перестрелку. Вскоре выстрелы из рощицы стихли. Не знаю, бежали нападавшие или были убиты. Пойти проверить нам запретили. Мы заняли несколько пустующих домов. В одном из них нашли фото (по-видимому хозяина дома) вместе с Арафатом. Поражала бедность обстановки. Так называемая палестинская администрация большую часть денег (которую, кстати, выделяет ей и Израиль) тратит на терроризм. Она намеренно вгоняет население в нищету, дабы озлобить мирных людей и внушить им ненависть к евреям, как к виновникам их нищеты. А из нищих и ненавидящих очень легко нанимать террористов-смертников. Сама же верхушка администрации живет в роскоши, получая хорошие дивиденды от спонсоров исламского террора. Мало кто из них сам стремится раньше времени отправиться в обещанный рай, к семидесяти девственницам (и где в наше время столько девственниц найти? Или рай для шахида разрешает педофилию?)
Мы заняли оборону. Со мной в здании притаились пару взводов во главе с командиром роты, Моти. Он оказался очень образованным человеком, имеющим степень по истории. Иногда мы коротали с ним время, обсуждая предпосылки к столетней войне или причины падения Карфагена.
Вскоре приехал первый бронетранспортер со снабжением. Привез крупнокалиберный пулемет, воду и продовольствие. В дальнейшем мы поняли, что поставка будет раз в двое суток, а привезенной еды хватало на то, чтоб ещё оставались силы ходить и стрелять. В среднем, на бойца привозили пару баночек туны, пару стограммовых пакетиков орехов и две-три небольших булочки. Литра по два воды (иногда - очень грязной с гнилостным привкусом). И это все, на двое суток, до следующего снабжения. Теплых вещей не привезли. На нашу радость, в доме имелось много одеял, которые спасали нас от холода. Связь с внешним Миром была только через рацию. Мобильные телефоны большинство солдат оставило на базе, да и приема не было. Обследовав дом я обнаружил, что на крыше есть прием. Поэтому раз в сутки, рискуя быть подстреленным снайпером, я на короткое время поднимался на крышу, звонил домой и через максимум минуту разговора выключал сотовый и снова спускался. На крыше я нашел палестинский флаг. Я принес его вниз и хотел демонстративно сжечь, но командир роты запретил это делать.
В многоэтажном доме напротив, расположенном примерно в полукилометре от нас, завелся снайпер. Он обстреливал наши позиции. Действовал снайпер очень профессионально, и нашим наблюдателям не удавалось засечь его позицию. Вскоре мы спровоцировали его выстрел ложной целью. По этажу, с которого он стрелял, тут же было произведено несколько танковых выстрелов. Через день нам сообщили, что после выстрела танка дом обследовал спецназ. Они нашли окровавленные останки. В карманах были тысячи американских долларов и чеченский паспорт.
Так мы сидели на позиции и ждали дальнейших приказов. Моя нога непрерывно отдавала тупой болью. Неподходящая по размеру каска натерла на голове кровавые раны. Я повязал голову платком и снимал каску в перерывах между обстрелами, чем вызывал недовольство Моти. На каске я написал “si vis pacem-para bellum”. Днем “наш” дом сотрясался от падающих рядом минометных снарядов. Ночью нас обстреливали из ручного оружия издалека. Как то против нас была послана группа смертников с ручными гранатометами. Танкисты вовремя засекли их и произвели орудийный выстрел. После этого в течении нескольких минут на ближних позициях слышали предсмертный крик умирающего врага. Не помню - умер ли он сам, или кто-то добил его из жалости. Иногда появлялись мирные жители с белыми флагами, пересекающие город. Мы в них не стреляли. Несколько раз мы видели, как из канализации вылетали в сторону Израиля “грады”. Арабские террористы, как крысы, запускали их из зловонных коллекторов по мирным гражданам и тут же убегали.
От грязной воды и немытых рук у части солдат начался понос. Ощущалась легкая слабость от недоедания. Во дворе дома при этом паслись куры и утки. Я хотел поймать несколько и поджарить, однако Моти запретил это делать, опасаясь обвинений в мародерстве. Так мы и смотрели, голодные, на ходящую рядом живность. Один раз привезли собранные по стране подарки - Кока-колу, носки, трусы, несколько наборов для приготовления кофе. Я беседовал с молодыми солдатами, внушая им ненависть к врагу и приводя примеры из истории. К моему глубокому удивлению, многие солдаты, даже рожденные в Израиле, не знали даже имени раввина Меира Кахане (да будет светла его память). Как бы Вы не относились к личности рава Меира Кахане но он стал частью израильской истории, и не знать о нем еврею не льстит.
В нашей роте, как в настоящем плавильном котле, собрались евреи - выходцы из разных стран. Ашкеназы, сефарды, эфиопы. Все сражались плечом к плечу. Один солдат оказался добровольцем из Австралии или Новой Зеландии, который бы намного стпрше призывного возраста. Из “русских” мне запомнились солдаты Ярон и Коша, которые иногда почему-то меня называли “дядя Миша”. Неизгладимое впечатление на меня произвел навестивший нас офицер из командования полка. У него не было одной ноги. При этом он был боевым офицером. Почти ежедневно нас навещал заместитель командира батальона. Как то вечером к нам на броневике привезли даже главного армейского раввина.
Все мы кипели неутолимым желанием продолжить наступление, дабы защитить родную землю от вражеских обстрелов. Но приказ наступать так и не поступил…
Как то Моти разбудил нас посреди ночи, сообщив, что пришел приказ выходить из Газы. Я, да и многие солдаты были разочарованы, считая нашу миссию незавершенной. Ведь только несколько часов назад мы видели, как в сторону Израиля запускаются “грады”. Но ничего поделать нельзя - приказа есть приказ… Моти напомнил, чтоб никто не смел брать с собой ничего на сувениры, дабы не показаться мародерами. Кролика, которого по моей просьбе поймал Ярон и который жил у нас в ящике - приказал выпустить.
Во время отхода жутко болела нога, я сильно хромал, и когда мы подошли к пограничному забору - меня ждала машина. Батальону же предстояло пройти еще с километр до автобусов. Меня привезли в штаб. Поразило обилие свободно лежащих там сэндвичей, которые я незамедлительно начал уплетать. За время похода я похудел почти на 20 килограмм . Из штаба меня подвезли до базы в Цеэлим, и сев в машину, я поехал домой.
Послесловие
| |
Мавр сделал свое дело, мавр может уходить… |
| |
Шекспир |
На следующий день после выхода из сектора Газа наш батальон устроил вечеринку. Жарили мясо, веселились. Нам, врачам-резервистам, никто не удосужился сообщить о мероприятии. Через несколько дней нас демобилизовали. Армия не доплатила мне за пару дней милуима, и заняло много времени, чтоб “выбить” долг. Я так же подал рапорт, с просьбой разобраться в причине плохих поставок провианта и воды во время операции. Через некоторое время мне сообщили, что мой рапорт рассмотрен и проверка выявила, что поставки были отвечающие требованиям (интересно каким?).
В течении нескольких месяцев после окончания операции я почти ежедневно употреблял алкоголь из-за психологического напряжения и бессонницы. Я не “напивался в стельку”, однако перед отходом ко сну выпивал по 3-4 бутылки пива. Когда я увидел, что в своре у меня накопилось более сотни пустых бутылок, я совершил волевой акт и бросил употребление алкоголя.
Операция “Литой Свинец” изменила меня. В зимние периоды грозы я просыпаюсь по ночам при ударах грома, вскакиваю и начинаю искать автомат, пока не понимаю, что нахожусь в квартире. Я вздрагиваю от внезапных громких звуков и резко оборачиваюсь, если вижу тень стоящего за спиной. Я стал раздражителен и малообщителен. Перестал встречаться с большей частью друзей. В основном стал жить по графику работа-дом либо работа - тренажерный зал - дом. Купленная до войны моторная лодка пылится во дворе, поскольку нет желания ехать на ней кататься. Боль в ноге усилилась, в результате чего через несколько месяцев мне пришлось купить трость для ходьбы. Военная комиссия дала мне 24-й профиль. Я протестовал и просил хотя бы 45-й, но председатель комиссии, ортопед ,сказал, что 45-й-это слишком хорошо для состояния моей ноги. Несмотря на это, медкомиссия министерства обороны заключила, что нет объективных признаков ухудшения состояния и не повысила мне процент инвалидности, оставив прежние 10%. Не страшно, обойдусь без их подачек.
Меня до сих пор преследует чувство, что наша миссия не была выполнена до конца. Враг набрался сил и вновь начал обстреливать Израиль. И хочется взять в руки оружие, сесть в танк и довершить операцию. Чтоб больше никогда не падали на израильские города и села “кассамы” и “грады”. Чтобы дети жили в неведении, как звучит сирена воздушной тревоги. И чтоб пришел долгожданный Мир в еврейское государство. |
Комментарии