Отряд
На модерации
Отложенный
Отряд.
21 января 2020 года исполняется ровно сорок лет с того дня, как утром к общежитию «Волгоградтяжстроя» на ул.Удмуртской в Красноармейском районе г.Волгограда подошёл автобус и его заполнили ребята и девчата, записавшиеся в областной комсомольско-молодёжный отряд, направлявшийся на строительство станции и поселка Джамку БАМжд. В этом общежитии мы собрались накануне вечером все кроме двух человек проживающих неподалёку в том же Красноармейском районе, они подошли утром прямо к отправке автобуса. Из 28 человек этого отряда 15 были направлены Волжской городской комсомольской организацией, 10 – Волгоградской и трое Фроловским, Дубовским и Жирновским райкомами комсомола. 19-го января большая часть отряда уже собиралась на областной комсомольской отчётно-выборной конференции. Там нам вручили знамя отряда, там мы торжественно, под марш входили в зал, я поднимался на сцену с рапортом о готовности выполнить поручение партии и комсомола по строительству БАМа, который произнёс сидящему в президиуме секретарю обкома КПСС Куличенко, а выйдя из зала нас обступили корреспонденты… В общем всё было весьма празднично и тожественно. Потом, как делегат конференции я остался работать дальше, а остальные, проинструктированные о том, где им собраться 20-го, отправились по домам.
Так вот, вечером 20-го несколько инициативных ребят собрали с расселившихся в общежитии стройотрядовцев по рублю, сбегали в магазин за вином и закуской и как-то само собой все вечером собрались в одной из комнат общежития отметить начало нашей БАМовской эпопеи, а заодно получше перезнакомиться. Что мне, как командиру отряда, было делать? Начинать совместное дело с выпивки было как-то не очень хорошо, но, если не удалось сиё мероприятие предотвратить, то пришлось его возглавить. На правах командира я предложил каждому, перед тем как выпить свой стакан с вином встать и рассказать – зачем он решился на столь далёкий путь по сути в неизвестность. И первой предоставил слово комиссару отряда Нине Кузминой. Нина, молодец, сразу задала тон вполне искреннему тосту. Она сказала, что едет на БАМ, чтобы найти своё личное счастье. Потом пошли по кругу. Я смотрел на ребят, слушал их тосты и старался понять и запомнить каждого. Из всего отряда я хорошо знал только троих волжан, поэтому мне было интересно, что каждый из них мечтает «найти в краю далёком».
Общий смысл всех этих пожеланий был один – все думали найти на новом месте своё счастье, и все готовы были для этого трудится. Как кто-то, кажется Володя Кожаев, за этим столом сказал: «Мы работы не боимся, пусть она нас боится». Вот с таким настроем наш отряд с аэропорта, куда нас доставил тяжстроевский автобус, вылетел в Москву. Там мы пересели на Ил-18 рейсом Москва - Комсомольск-на Амуре. Надо сказать, что полёт на Ту-134 до Москвы походил на поездку в лимузине по гладкому шоссе, тогда как Ил-18-й напоминал дребезжащий трактор на бездорожье. Девять часов лёта на этом «тракторе» крепко утомили ребят, хорошо, что у нас ещё была посадка на дозаправку и частичной смены пассажиров в Новосибирске с получасовым отдыхом в аэропорту. Если учесть, что наш полёт из Москвы проходил на встречу семичасовым поясам, то прибыли мы в Комсомольск-на-Амуре по местному времени на четыре часа раньше, чем убыли из Москвы, но уже 22 января. Комсомольский аэропорт встретил нас боевыми самолётами в капонирах, соседствующими с гражданскими аэрофлотовскими и, главное, морозцем куда как крепче волгоградского. Уже там мы сразу почувствовали, как небольшая метель пробирает нас непривычным холодом.
Добравшись на рейсовом автобусе до Комсомольского вокзала, мы отогрелись в ожидании поезда Комсомольск-на-Амуре – Берёзовка (теперь там станция под названием Постышево, построенная новосибирцами). На этом поезде нам предстояло проехать 200 километров самого восточного участка БАМа, построенного ещё до войны. Во втором часу ночи в общем вагоне мы и добрались до точки, где собственно и кончалась всякая цивилизация – старый деревянный вокзал посёлка Берёзовый. В этом посёлке была больница, школа-интернат в которой учились дети и БАМовских строителей… В общем всё, что и положено крупному, на несколько тысяч человек таёжному посёлку, была даже будка поста ГАИ напротив 17-й стрелки, с которых собственно и начинались строящаяся железнодорожная колея БАМа и дублирующая её параллельная автодорога. Правду сказать, за семь лет бесконечных поездок мимо этой будки ни разу не встретил там ГАИшника. В лучшем случае эта будка использовалась гражданами, ожидавшими попуток в сторону Амгуни и нашего Джамку. Вот тут-то, на переходе от вокзала к 17-й стрелке, где нас ожидала АэСка (небольшой, размером с ПАЗик, железнодорожный самоходный вагон), нас, одетых в основном под сравнительно тёплую волгоградскую зиму, ожидало первое испытание – почти километр пешком с нашими чемоданами и рюкзаками по заснеженным шпалам в мороз под сорок градусов. Звёзды с ясного морозного неба с удивлением разглядывали эту странную публику одетую, в основном, в демисезонные пальто, синтетические куртки, перчаточки, греющие разве только душу надеждой на тепло, сапожки, ботинки и туфли, которыми было достаточно месить мокрый снег на улицах Волгограда, но никак не снежный наст на шпалах, промёрзших от уже долгой морозной зимы. Хорошо, что посреди АэСки стояла большая железная печь, обложенная кирпичом, в которой полыхали сосновые поленья дров. Была, по крайней мере возможность хоть немного согреться в этом железном, плохо держащем тепло вагончике. Разместив поближе к печке самых замёрзших девушек, мы набились так, что с трудом расселись на своих чемоданах и лавочках вдоль стены, кто-то так и не присел за все почти два часа езды по железнодорожной колее. Весёлый АэСник Сергей, немного похожий на молодого актёра Невинного развлекал нас дорогой рассказами о дороге и посёлке, лихо ведя свой агрегат по рельсам, только недавно проложенным на «живую нитку», а потому мало отличавшиеся от ухабистой грунтовой дороги. Сергей ещё шутил, что солдаты железнодорожной бригады МО, которые строили собственно железную дорогу восточного участка, не везде успели рельсы всеми болтами скрепить…
Часа в четыре утра мы покинули гостеприимный самоходный вагончик и спустились с насыпи прямо к посёлку строителей. Перед нами стояли бараки, сложенные каждый из шести бытовок, вагончиков-общежитий. Три вагончика гуськом друг за другом, параллельно ещё три, накрытые общей крышей и обшитые лесом так, что коридор между ними был похож на неотапливаемые, но достаточно теплые непродуваемые сени из которых и осуществлялся собственно вход в отапливаемые центральным отоплением вагончики. Такое расположение бытовок позволяло дополнительно утеплить эти места обитания строителей по замыслу главного инженера СМУ «ВолгоградБАМстрой» Валентина Ивановича Овчинникова, опытнейшего строителя, по сути являющегося интеллектуальным центром всего строительства посёлка Джамку.
Пройдя два ряда таких бараков, мы вышли на центральную, она же единственная, площадь посёлка строителей прямо к клубу. Сопровождавший нас работник управления открыл двери этого клуба, и мы зашли в тёплое помещение. Пройдя по небольшому коридору с парой комнат с каждой стороны, вошли в широкое и высокое фойе. Вот тут мы, привыкшие к городским каменным общественным зданиям, отделываемыми под мрамор, под плитку и прочие архитектурные изыски, были приятно удивлены внутренней отделкой этого деревянного здания. Стены фойе были отделаны корой крупных лесных пород. Это выглядело настолько шикарно что, пока мы ожидали коменданта посёлка Полину Лодятую успели повосхищаться и этой отделкой, и покрытыми лаком струганными рейками в коридоре… Это дерево вокруг как будто добавляло тепла. Володя Ершов, профессиональный художник, восхищённо ходил и щупал стены, пытаясь, видимо разобраться в технологии такой отделки.
Когда наконец-то пришла поднятая с постели комендант, мы уже отогрелись и успели пошутить, что, наверное, тут нам и спать среди этой красоты придётся. Но Полина быстро распределила нас в подготовленные заранее помещения. Часть народу она отвела в те самые бараки-вагончики, а последними повела нас через площадь в только что отстроенный коттедж на четыре комнаты, там мы и разместились на двухъярусных кроватях. По дороге наша хозяйка показала нам туалеты, мужской и женский, утеплённый сарай, где из емкости, заполняемой водовозкой, можно набирать воды, и вагончик-столовую, в которой можно питаться три раза в день. Надо сказать, что коттедж был частью недостроен – полы в комнатах были покрыты линолеумом, а в коридоре не успели, лежали неструганые доски, обваловка коттеджа не была сделана, а потому ветер гулял под ним, и несколько дней, несмотря на горячие трубы отопления и тепло в помещениях, мокрая тряпка на пороге ухитрялась примерзать к полу. Кто-то из девчат при расселении заворчал, дескать, ну и условия, на что Наташа Дворникова быстро ответила: «А вы думали комсомольцы на целину и на другие стройки приезжали на всё готовенькое? Те ещё условия были». Больше никто на судьбу не жаловался.
Утром, как только проснулись, наши отрядовцы потянулись в контору устраиваться на работу. В течении дня всех ребят определили в плотники, а девушек в маляры. Володя Клюев попробовал удивиться, дескать я ведь профессиональный шофёр, на что главный инженер ему ответил: «У нас тут, в кого не ткни пальцем, непременно в шофёра попадёшь. Поработай пока плотником». Исключение составили только мы с Трофимовым Анатолием. Он владел редкой специальностью слесаря жестянщика, а я автослесаря. Поэтому нас определили в гараж на ремонт автомобилей и прочих строительных механизмов. Главное все,о кроме ватных курток и штанов, получили валенки и тёплые меховые рукавицы. Теперь нам местный мороз был не страшен. А вообще-то посёлок Джамку строился на высоте шестьсот метров над уровнем моря в очень удобном месте у южного подножья громадной, почти отвесной сопки. В километре от нас на запад другая большая сопка почти упиралась в железную дорогу, образуя с нашей и соседней подобие котловины, в которой почти не бывало ветра, так что днём, когда яркое солнце разрезало горный воздух, мороз под этим солнцем почти не ощущался. Восхитительная зима, восхитительная природа. В общем всё бы хорошо, только Геннадий Иванович Шуваев был неприятно удивлён. Он записался в отряд, но появился со своим другом Володей Ершовым только к отправке в аэропорт, не присутствовал ни на встрече с начальником управления, ни на нашей «тайной вечере» накануне отъезда. Поэтому, когда стал вопрос об устройстве на работу в СМУ, высказал мне претензию: «Что ж ты, командир, я думал, что мы тут приедем единой командой, получим аккордное задание и вперёд, а тут оказывается нас просто на пополнение. Так мы ничего не заработаем, у них тут плотники со своими северными и три сотни не зарабатывают». Что я мог ему ответить? По сути я, после устройства всех наших ребят и девчат в управление, передачи знамени отряда комсомольской организации БАМстроевцев, сложил с себя обязанности командира, формально, но, по сути, ещё долго ощущал себя морально ответственным за всех наших ребят.
Надо сказать, что Геннадий Иванович был довольно значительной фигурой. Он был в отряде самым старшим по возрасту (ему шёл 35-й год, а поскольку представился нам при своём появлении по имени отчеству, то так к нему это обращение и прилипло), к тому же имел очень солидный вид с пышными чёрными усами, весьма значительным «пивным животом», крупным телосложением и решительным басом. Поскольку его не устраивал заработок, он первые два дня присматривался к разным работам, пока не решился предложить главному инженеру выгодный подряд. Котельная посёлка была укомплектована водогрейными котлами, вода в которых нагревалась дровами. В самые морозы сжигалось до 20 кубометров дров в сутки. Лесорубы каждый день притаскивали трелёвщиком несколько вековых сосен и лиственниц, которые пильщик электропилой разрезал на примерно полуметровые чурки, а потом пять-шесть человек водителей, снятых с машин, слесарей и прочих не сильно занятых на основной работе рабочих кололи эти чурки на электроколуне. Дежурили при котлах кочегарами в основном женщины, по две в смену, а потому вес поленьев не должен был превышать 10 килограмм, так что до трети дров приходилось колоть вручную (электроколун не осиливал особенно толстые заготовки). Кольщики, оплачиваемые по тарифу со средней зарплатой в 250 рублей, работали откровенно без энтузиазма, а потому главному инженеру приходилось с утра до вечера контролировать их работу и подгонять, подгонять, подгонять… Шуваев уговорил Валентина Ивановича, что он вдвоём с ещё одним нашим отрядовцем обеспечит котельную дровами с запасом так, что начальство забудет о проблеме нехватки дров, но платить им двоим надо будет по 400 рублей.
Экономия средств в два раза.
Овчинникову экономия средств, при том, что работой на стройке пока и так обеспечивать всех строителей было невозможно, была собственно не важна, но вот то, что Геннадий Иванович обещал снять с него ежедневное беспокойство за наличие топлива в котельной, ибо оставить посёлок без тепла в сорокаградусные морозы было смерти подобно, подвигло его согласиться на такой вот бригадный подряд. Напарником себе Шуваев сначала хотел взять своего старого знакомого Володю Ершова, но тот отказался, зато согласился Сергей Колотев.
Сергей был моим старым товарищем по учёбе в вечернем институте, все шесть лет учёбы он был у нас даже старостой группы будущих инженеров-механиков. Незадолго до формирования нашего отряда у них в НИИ абразивного шлифования, где он работал инженером в отделе, прошла медкомиссия и врач сказал ему, что при такой работе (малоподвижное сидение за столом, частое употребление в обеденный перерыв пивка…) Сергей становится кандидатом в капитальные сердечники не позже чем через пару лет. Вот он и решил резко сменить образ жизни, поехал с нами на БАМ и бросился спасаться от инфаркта на колке дров. Первые несколько дней напарники буквально приползали к своим койкам, отработав до позднего вечера, а наутро их уже ждала пустая тележка, которую надо было срочно наполнить дровами – всё наколотое было уже сожжено. Постепенно они втянулись, работа пошла легче и через три недели им удалось наколоть запас дров на свой первый выходной. Через месяц Сергей окончательно избавился от накопленного в НИИ жирка, а Геннадий Иванович стал стройнее Аполлона.
В марте мы получили свою первую полноценную, хоть и небольшую (кроме Колотева и Шуваева) зарплату и в пятницу вечером часть отряда, соскучившаяся по городской жизни, вместе со старожилами, выехала на АэСке в Берёзовку, оттуда ночью в Комсомольск-на-Амуре, чтобы погулять по городу, по магазинам, потолкаться в городской толчее… Вечером также на поезде обратно, чтобы к утру воскресенья вернуться в посёлок. Почти все вернувшиеся везли с собой водку, поскольку единственный магазинчик в нашем посёлке, в котором кроме продовольствия продавались и различные хозтовары, принадлежал Военторгу, а Военторг алкоголем не торговал или почти не торговал – изредка к нам завозили пару ящиков шампанского или сухого Эрети. А так как в советском обществе начала восьмидесятых потребление алкоголя стало довольно значительной нормой, то его нехватку в посёлке компенсировали «Бургундским», так называли семидневную брагу, созревающую в воде из сахара и дрожжей, а также купленными по случаю из поездок в Берёзовку, а то и в Комсомольск вином или водкой.
Вот тут и произошла беда. Впрочем, пьянство никогда до чего доброго не доводило… Дело в том, что прибытие нашего отряда совпало серьёзными простоями из-за нехватки материалов для дальнейшего строительства. Вот почему мы в январе в Волгограде встретили начальника СМУ Коробкова Михаила Александровича, он там вместе с начальником планового отдела Старовойтовой Лидией Васильевной как раз и выбивал эти поставки (привет советской «плановой» экономике). Поэтому прибытие нашего отряда в посёлке восприняли как издевательство, дескать, нам самим делать нечего, и ещё нахлебников привезли – вообще ничего не заработаем. А тут ещё и февраль, короткий месяц с малым количеством рабочих дней. Зарплата рабочих, которая напрямую зависела от выработки, вообще упала до минимума со дня высадки первого эшелона в июне 1978 года. Чтобы хоть как-то вообще не писать простои (тогда зарплаты у большинства рабочих с их семьями на еду бы не хватило), главный инженер закрывал наряды расчисткой снега и ворчал, что столько снега, сколько он указывал в нарядах тут и за 10 лет не выпадало. Естественно, что, получив на руки самую маленькую за всё время зарплату, кое-кто начал ворчать, что «комсомольцы» приехали и отобрали то, что могли бы заработать без них. Конечно же большинство строителей понимало, что мы тут близко не причём, что сами стали жертвами такой несуразной организации строительства, но, тем не менее, небольшая кучка продолжала тихо разливать раздражение нами, «понаехавшими». Да и наши ребята, особенно специалисты (водители, механизаторы) чувствовали себя обманутыми. Вот это-то раздражение, плюс выпивка, плюс взрывной характер Сергея Леуткина, тракториста, устроенного плотником, сыграли с ним злую шутку. На каком-то застолье он схлестнулся со старожилом сварщиком, который прибыл в Джамку в числе первых. Спор перешёл в оскорбление, оскорбление в драку… Девчата их разняли, но вскоре сварщика с разбитым носом увидел кто-то из старожилов… Надо сказать, что сварщик этот своим высочайшим профессионализмом, безотказностью, и обычно добрым душевным нравом пользовался в посёлке большим авторитетом, особенно у водителей, ибо, работая на объектах стройки, он всегда готов был отвлечься, чтобы выручить стоящих на ремонте шоферов.
Поднялась бешенная буча, часть подвыпивших старожилов во главе со вторым АэСником Юрой бросились искать Леуткина, проклиная заодно и весь отряд. Узнав от кого-то из наших девушек о «восстании» против отряда, я бросился к вагончикам-баракам, где и разворачивались все эти события и попал сразу под горячую руку «инициативной группы».
- А, вот он командир! Давай сюда своего бойца пока со всем твоим отрядом не разобрались! – примерно так кричал этот Юра, сзади которого с видом решительной поддержки стояли ещё человека три крепких молодцов.
На мои просьбы успокоится, обещания, что мы сами с ним разберёмся, этот закопёрщик бунта только распалялся ещё сильнее. Я, как громоотвод, пытался заземлить всю его брань и матершину, но тот расходился всё сильней. Обстановка накалялась, собравшиеся вокруг человек двадцать старожилов посёлка молча наблюдали за этим пока словесным поединком и не вмешивались. Потом я понял почему никто не пытался остановить весь этот фонтан ненависти к отряду и ко мне. Тот самый побитый сварщик был действительно любимцем всего посёлка, а известие о том, что его кто-то избил разлилось неким шоком. Когда же кулаки возмущённого Юры стали махать уже перед моим носом, сопровождая проклятья нашему отряду и всему комсомолу, я достал последний козырь - красное удостоверение МВД, выданное мне два года назад как активному участнику городского комсомольского оперативного отряда дружинников. Удостоверение это я пытался не афишировать, поскольку (моя вина) не успел его сдать при отъезде из Волжского. Вынув красную книжечку с золотым теснённым гербом из кармана, показав свою фотографию на развороте я сказал:
- Хорошо. Сейчас давай составим протокол на Леуткина, соберём объяснения со свидетелей, заявление от пострадавшего, и я его повезу сдавать в отдел милиции в Берёзовку, поскольку, на основании этого удостоверения могу собрать документы по предварительному следствию. Устроит?
«Инициативная группа» несколько стушевалась, а её закопёрщик, отступив на шаг стал опять размахивать руками, дескать, что ты мне этой красной книжечкой размахиваешь, мы сами с ним безо всякой милиции разберёмся, а заодно и со мной, поскольку плевали они на эти книжечки. Вот тут подошёл главный инженер и «наехал» на этого Юру:
- Что ты тут развыступался? – и, показывая на меня, - он-то тут при чём?
- Так ты, Валентин Иванович, не знаешь, что тут их комсомолец натворил?
- Знаю. Можно подумать вы тут первый раз морду друг-другу бьёте. Всё, расходитесь, отдыхайте, завтра на трезвую голову разберёмся.
Ворча пошла в вагончики «инициативная группа», стал расходится народ. Я подошёл к сёстрам Сергея и спросил, где их брат. Стоящая рядом экономист планового отдела и председатель профсоюзного комитета (постройкома) Валя Анохина шепнула:
- Мы Леуткина у нас в вагончике спрятали. Пусть отсидится, пока всё успокоится, а завтра разберётесь.
Я, успокоенный тем, что спасать непутёвого комсомольца от самосудной расправы, уже не надо, вернулся к себе в коттедж, а вечером, наколовшие на сутки дрова Шуваев и Колотев, пошли в барак напротив нашего коттеджа.
Надо сказать, что подавляющая часть работников нашего СМУ «БАМстрой» состояла из жителей Заканалья, Красноармейского района Волгограда, пока мы в Джамку не приехали. Нет ничего удивительного, что проживавший там же Геннадий Иванович, кого-то из БАМовцев-земляков узнал и к нему-то в гости вместе с напарником пошёл. Там в компании старожилов опять тост за тостом, слово за словом зашёл разговор о дневном инциденте. Там же в компании был и Николай Мычкин, один из той «инициативной группы». Юра АэСник его позвал потому, что этот водитель Магируса (немецкий карьерный самосвал) был когда-то кандидатом в мастера спорта по спортивному самбо и считался самым крутым мужиком в посёлке. Когда речь зашла о том, что наш отряд, который появился не к месту, старожилы могут и побить, и выгнать, Геннадий Иванович своим авторитетным басом поинтересовался – а не боится ли Николай, что наша отрядовская молодёжь их побьёт? Кто-то намекнул Шуваеву, что у Мычкина кандидатская степень по самбо, дескать, не нарывайся. Тогда взвился Колотев: «Ну у меня второй разряд по классике. И что?»…
Уже поздно вечером, вернувшись с посиделок к нам в комнату, Геннадий Иванович торжественно доложил:
- Всё, командир, наша взяла верх. Со счётом три-один Чиф (такую кличку приклеили с его лёгкой руки отслужившему срочную в ВМФ Колотеву), заломил первого парня на деревне. Так что с остальными можешь разбираться сам, с Мычкиным мы распили мировую.
Оказывается, прямо в коридоре просторного, не в пример вагончикам, щитового барака-общежития на два десятка больших с высокими потолками комнат при стечении большого числа народа Сергей, споткнувшись о подножку всего один раз, трижды положил Мычкина на лопатки. И вправду, на следующий день ситуация настолько успокоилась, что сёстры Леуткина – Лена и Таня подошли к тому сварщику монтирующему теплотрассу к новому бараку, и попросили у него прощения за своего брата, на что тот махнул рукой – бывает… Тем не менее в начале апреля, получив зарплату за март, Сергей Леуткин съездил в Комсомольск, договорился там насчёт работы и написал заявление на увольнение из нашего СМУ, видимо напряжённое отношение к нему в посёлке после того конфликта ослабевало небыстро. Я пытался его отговорить, объяснял, что не место надо менять, а себя, но, видимо, был не убедителен, ведь, по сути, сам-то чем лучше – бежал из Волжского неведомо куда, чтобы что-то изменить… Следом за Сергеем уволились и Таня с Леной. На мой вопрос: «А вы-то куда? Вас тут уважают, работа ладится…», - они привели железный аргумент: «Нас мама послала, чтобы мы за ним присматривали. Видишь же, какой он бедовый».
Так мы потеряли первых трёх отрядовцев. Где Сергей устроился? Как сложилась его жизнь и жизнь его верных сестрёнок? Увы не знаю. Ещё одного мы потеряли в мае – Славу Тютюкина, его призвали в армию, а в июне к Геннадию Ивановичу приехала жена и «забрала» его с собой обратно в Волгоград. И то сказать, там в Джамку работали и жили либо одиночки, ещё не заимевшие семью, либо семейные пары, как правило молодые. Видимо Шуваевы рассудили, что его жене достойной работы у нас не было, а жить врозь на годы, это несерьёзно.
В апреле меня позвали на партбюро и, несмотря на мой выход из комсомольского возраста, поручили возглавить комсомольскую организацию управления, прежний секретарь явно не справлялся с нашей, выросшей в два раза, первичкой, да ещё и вляпался в прогул-загул… В том же апреле наконец-то пошли вагоны со стройматериалами, работа по достройке временного посёлка строителей и закладке фундамента постоянного развернулась в полную силу. Всё предубеждение старожилов против нашего отряда растворилось, как только выяснилось, что оставшиеся 23 наших отрядовца ничуть не уступают им в профессионализме, трудолюбии и ответственности. К тому же вскоре наш отряд стал увеличиваться за счёт наших жён, родственников и друзей. Осенью на отчётно-выборном профсоюзном собрании председателем постройкома работники управления избрали другого нашего отрядовца (почти ровесника Шуваева) Мелихова Бориса, которого я сменил на этой должности только в июне 1982 года. Наши ребята брались за любую работу, которую им поручали. Мы не просто вписались в специфическую бытовую жизнь посёлка на две сотни человек вместе с детьми, но и привнесли в эту жизнь и свои понятия о верности тому знамени, которое нам вручила Волгоградская областная комсомольская организация на своей январской конференции 1980-го года.
Этот настрой помог нам и нашему СМУ в тяжелейший период второй половины 1982 года сдать в эксплуатацию вокзал и первую очередь посёлка железнодорожников Джамку, но об этом в рассказе «Штурм».
Р.Л.Богомолов
Комментарии