Сказочный плохо знает историю

Среднестатистический обыватель не любит конфликтов. Он слишком ценит спокойствие и комфорт. Именно поэтому в большинстве случаев он идёт за умеренными политиками, которые вместо противостояния предлагают диалог и компромисс.

В некоторых ситуациях, однако, даже самые спокойные люди становятся драчливыми. В такие моменты комфорт перестаёт их прельщать, а умеренность они начинают воспринимать как зло. Тогда Милюкову они предпочитают Ленина, Лафайету — Робеспьера, а Пиму — Кромвеля.

Это называется вторым этапом революции — в этот момент власть от умеренных переходит к радикалам.

Почему одни революции ограничиваются первым этапом, а другие нет? Почему в октябре 1918-го вождю немецких умеренных Эберту удалось не допустить до власти Либкнехта и «революционных старост», а его российскому коллеге Керенскому годом ранее — нет?

Причин множество, включая тактические. Главная же заключалась в том, насколько репрессивным был старый режим. К моменту, когда в Германии сложилась революционная ситуация, потенциальные возмутители спокойствия — местные социал-демократы — представляли из себя давно инкорпорированную в систему партию, которая не из подполья и ссылок пыталась заниматься политикой, а заседала в парламенте. Изначально, по своей природе, немецкие социал-демократы были такими же революционерами, как и российские большевики, однако долгие годы в легальной политике привели к тому, что они стали ценить статус кво. У них появилось, что терять, не только в банальном бытовом смысле слова, но и в политическом — в конце концов, после выборов 1912 года социал-демократы имели самую большую фракцию в Рейхстаге и опыт успешного продвижения некоторых своих идей с помощью государственных механизмов.

Именно поэтому в ситуации, когда в повестку встал вопрос о революции, критическая масса социал-демократов сделала ставку на союз с умеренными консерваторами и не поддержала радикалов в собственных рядах.

В конце концов, даже сами авторы теории пролетарской революции Маркс и Энгельс признавали, что там, где вводится всеобщее избирательное право, пролетариат может обойтись без насилия, решая задачи прихода к власти мирным путём и в рамках закона. К моменту начала волнений у немецких социал-демократов не было ощущения, что это их единственный шанс и другого не будет. Эберт с союзниками чувствовали, что они и так движутся к стоящим перед ними целям, а значит рисковать, до основания ломая сложившийся порядок, им незачем. Заранее поделившись со своими политическими противниками властью, правящие круги Германии обеспечили себе умеренность последних.

Повторю ещё раз: без необходимости люди существующие институты не рушат. Чтобы они вдруг захотели это сделать, власть должна довести их до крайней точки кипения. Как сказано в Декларации о независимости США: «Люди склонны скорее сносить пороки до тех пор, пока их можно терпеть, нежели использовать свое право упразднять правительственные формы, ставшие для них привычными».

Путин — даром что служил в Германии — плохо знает немецкую историю. Потому что если бы он ее знал, то постарался бы сделать так, чтобы потенциальные российские революционеры сидели в парламенте, а не в тюрьмах. Когда Бисмарк попытался ужесточить существовавшее на тот момент антисоциалистическое законодательство, император Вильгельм Второй отказался это сделать и, наоборот, отменил его. Решительно настроенного железного канцлера же вообще отправил в отставку. Именно этот шаг и предопределил дерадикализацию прежде революционной партии. Вскоре после того как ее закончили преследовать, она перестала мечтать о революции и превратилась в партию реформ.

Предстоявшему приговору Егору Жукову посвящается.

Аббас Галлямов