Авторитетные мнения и некоторые сомнения

   Со школьных лет запала мне в память колоритная картинка. После звонка на перемену выбегают четвероклассники, ликующими возгласами оповещая мир о том, что в задании на дом последний параграф учительница разрешила не учить. Не помню уж, с чем это было связано – школьные программы постоянно менялись, что-то включалось, что-то исключалось, но громкоголосая радость малышни была воистину безмерна.

   Много лет спустя нечто похожее все мы могли лицезреть в начале 1990-х, когда ошалевшая от открывшегося горизонта возможностей, бежала публика более зрелой возрастной категории с теми же восторгами – Маркса можно не читать! Ленина не задавали! Тотальная деидеологизация и повсеместный плюрализм! Демократия и права человека! Свобода!

   В толпе резво бегущих были члены Политбюро, маститые академики, ученые, лауреаты всяческих премий, включая нобелевские, правозащитники, узники совести, популярные публицисты, писатели, артисты и прочий уважаемый люд, авторитет которых не вызывал никаких сомнений. В силу властно вступил, известный по тому же Марксу, закон отрицания отрицания, беспощадно и слепо сметающий устаревшие принципы организации общества, ломая привычный уклад жизни, неся волнующую непредсказуемость долгожданных перемен, которых так «требовали наши сердца».

   Перемены действительно были необходимы. Только вот беда. Никакой закон не способен заменить высокий Разум в деле постановки целей и выбора адекватных средств их достижения. Отсутствие Разума плюралистическим многоголосьем и парламентскими голосованиями компенсировать не получится. Возможно, Горбачев это интуитивно понимал, не будучи полностью уверенным в верности курса на «рыночные реформы». Это было заметно по тому вниманию, с которым он прислушивался к каждому выступавшему на «съездах» и разочарованию, после каждого истеричного выступления очередного «народного избранника» с «наказами» от избирателей. По всей видимости, генсек хотел получить представление о всем спектре мнений, сопоставить все доводы, чтобы принять важнейшие решения. Как и следовало ожидать, ничего разумного произнесено не было, так что и услышать было нечего.

   Никакая толпа голосящих индивидов не заменит одного Мыслителя, способного выйти за пределы обыденного и не просто изречь, а доказательно явить обществу бесспорную Истину. Но так уж устроен мир, что к должности мудрость не прилагается. Это вызывало определенное неудобство и душевный дискомфорт у властвующей посредственности, которой требовалось быть авторитетом не только по должности, но также и по своим исключительным руководящим и мыслительным способностям, быть увенчанным ореолом верховной добродетели, авторитетного Судии всего сущего. Впрочем, всякий новичок на властном Олимпе быстро осваивался, входил во вкус дела и так «зачищал» окружение, что на фоне угодливых льстецов начинал выглядеть Вождем, каждое мнение которого возводилось в ранг Непогрешимости, а каждое решение, невзирая на его самые провальные последствия, провозглашалось Единственно правильным и верным.

   Часто такому положению вещей способствует апатия и обывательская некритичность людей, не склонных излишне напрягать голову вопросами, выходящими за пределы их сиюминутных жизненных интересов. Здравый смысл подсказывает, что «плетью обуха не перешибешь» и что выгоднее встроиться в «мейнстрим» и по возможности извлекать личную выгоду из любых внешних обстоятельств, а не пытаться самостоятельно эти обстоятельства изменить.

     К чести Виктора Цоя, в своей популярной песне он не брался за непосильный труд раскрытия политэкономического содержания грядущих перемен, определения вектора общественного развития, ограничиваясь очевидным «против», но не формулируя альтернативы «за». Он весьма осмотрительно не пел про утверждение товарно-денежных отношений и рынка, не славил конкуренцию, кооперативы, частную собственность, не проповедовал алчность, коррупцию, шкурнический интерес во взаимной борьбе хищных индивидуумов за место под солнцем.

   Отрицание в философском смысле есть начало всякого развития, при условии его верного отражении в мышлении.

Нельзя отрицать всё целиком. Любое сложное явление подвергается анализу и расчленяется на элементарные составляющие. Частично это составляющие входят в противоречие с требованием времени и подлежат изменению в ходе практики реформирования общественных отношений.

   Например, проблема «дефицита» в советском обществе. Была ли она связана с плановым характером социалистической экономики? Ведь, какой же это «план», если в результате появляются «дефициты» и очереди? Кто-то их специально «планировал»? Нетрудно понять, что все эти постыдные явления были обусловлены не социалистическим способом производства, а как раз наоборот, насаждением «материального интереса», расширением сферы товарно-денежных отношений с одновременными безуспешными попытками некомпетентного регулирования цен, в «защиту трудящихся», разумеется!

   Бюрократическая идея была незамысловатой. Сдерживать социальный протест путем «стабильно низких цен» на продукты и товары первой необходимости, компенсируя потери более высокой ценой на вещи длительного пользования, импорт, водку и предметы социалистической роскоши. Типично барское отношение к народу, как к объекту приложения начальственной воли, а не как к субъекту исторического процесса.

   Проблема «дефицита» снималась очень просто, путем замораживание зарплат и прочих выплат с последующим приведением цен во всей стране в соответствие с реальными трудозатратами. Цена может называться ценой лишь при наличии свободного доступа к товару на рынке. Если этого нет, то и никакой «цены» тоже нет, даже если все начальники наложат свои резолюции, а Госкомцен её утвердит. Но такие меры не «устроили» бы активных жителей крупных городов и столицы, спекулянтов, барыг, взяточников, жирующих на «дефиците». И по тому какая истеричная компания велась в «перестройку» против всякого повышения цен и за всемерный рост зарплат трудящимся, (всё для людей!) было понятно, что эти слои населения прекрасно осознают свои интересы и не склонны жертвовать ими в пользу всего общества.    

   Это, конечно, «пожарные» меры, соответствующие форс-мажорным обстоятельствам, порожденных невежеством, некомпетентностью и своекорыстием правящей партийной знати. В долговременной, стратегической перспективе следует исходить из научных принципов построения социалистической экономики как нетоварной, нерыночной, т. е. из объективных требований приведения производственных отношений в соответствие с уровнем развития производительных сил. Главным условием этого является снятие важнейшего противоречия капитализма – т. н. «частной собственности» на средства производства, без чего нельзя будет интегрировать экономику в единый народнохозяйственный комплекс, не раздираемый «частными интересами» воров-«собственников».

   Не только ради справедливого распределения, не только ради исключения эксплуатации человека человеком, упраздняется частная собственность, но и ради создания производства, в котором будущее будет не предметом «предсказаний» и «прогнозов», а станет осязаемым и реальным проектом, целенаправленно воплощаемым в жизнь в интересах развития всего общества. Никаких инфляций, учетных ставок, курсов валют, зарплат, пособий по безработице и прочих унизительных для человека форм социальной несвободы. Равенство в труде, равенство в жилищных условиях, равенство в доступе ко всем благам современной цивилизации без всякой дискриминации кого бы то ни было.

   Ни «справа», ни «слева», ни от депутатов горбачевских «съездов», ни от седоголовых «совестей нации», ни от ученых или писателей в перестройку ничего подобного не предлагалось. И хотя сегодня Маркса и Ленина учить никто не задает, сама жизнь будет властно требовать преобразований не сообразно какому-то вельможному «мнению», не путем кустарного сочинительства неких «национальных проектов», а путем обращения к истинному Знанию, добытому великими мыслителями прошлого, в их бескорыстном служении Истине.