Кому на Беларуси жить хорошо?!

Под колпаком спецслужб сформировался средний класс, который все понимает, но на рожон не лезет.

Вечерняя подсветка работает в Минске даже в глубине спальных районов. Трудно сказать, зачем она нужна. К 9 вечера на улицах почти ни души. И даже в центре. Правда, небольшая кучка молодежи толпится в очереди у крыльца роскошной гостиницы Crowne Plaza. Здесь же казино и ночной клуб Next - говорят, лучший в городе, пишет в "Новая газета" Павел Каныгин.

Мой давний минский приятель Миша, школьный учитель истории, кивает качку на фейс-контроле, и вот мы внутри. В зале не протолкнуться, длинноногие девицы, нарядные парни, ухает модный московский бит. Миша на ходу приветственно обнимает какого-то ускоренного спидами чувака: «Константин, - кричит мне в ухо Миша. - Сын замдиректора тракторного завода». Машинально оглядываюсь на Константина: хипповская козлиная бороденка, полурасстегнутая мокрая рубашка, шляпа, в носу кольцо. Хорош, думаю, сынок. «Жора, дорогой!» - орет навстречу уже кому-то другому Миша и уводит меня в сторону. Протискиваемся в чил-аут…

Я звал в этот клуб своих новых знакомых - студентов, отчисленных за участие в демонстрации 19 декабря. Все обещали прийти, но за час-два до встречи у каждого вдруг обнаружились неотложные дела, заболела мама/бабушка/голова. А хотелось неформального общения и отключиться, наконец, от политических историй. Но они, похоже, пронизывают в Беларуси все и даже гламур.

- Да динамо это, расслабься. Эти твои ребята никогда бы сюда не пришли, - светски успокаивает Миша. - Оппозиции западло общаться с альтернативной стороной… Они тусуются на квартирниках, пьют водку и слушают свои национал-патриотические рок-группы.

- Подожди, - удивился я. - Какой еще «альтернативной стороной»? Ты чего теперь, за Лукашенко?

- Да ты е…ся, - обиделся Миша. - Я вообще ни за кого. Да тут все ни за кого, живут потихоньку, работают, на рожон не лезут…

Миша перечисляет завсегдатаев клуба: крупные чиновники, заместители министров и милицейские шишки, главы госпредприятий и их родня, топы МАЗа и тракторного завода. Их дети. «Вот они, вся элита и верхи, золотая молодежь. Все здесь!» - объяснил Мишган.

К нам подсаживается Жора, парень лет 25. Слушает, о чем мы говорим. Отхлебывает «лонг-айленд» (или что там у него в стакане?) и, вздыхая, замечает:

- А я не лезу в политические дела. Это неинтересно, и в нашей стране, как все знают, крайне бесполезно…

- А, - говорю. - И у вас тоже папа на тракторном заводе работает?

- Папа давно на пенсии, - нахмурился Жора. - А я работаю ведущим экономистом на МАЗе.

За наш столик присела загорелая брюнетка модельной внешности с глубоким декольте. «А это Вероника, - знакомит Жора. - Тоже сотрудница нашего предприятия». Девушка улыбнулась своими пухленькими губками.

- В какую смену работаете? - не удержавшись, зачем-то спросил я.

- Вероника мой ассистент, - смущенно вмешался Жора.

Так, в общем, за моим столом собрался весь цвет республиканского госсектора. Вероника, как и положено ассистентке, в основном молчала. Миша тоже молчал, но скорее по агностическим мотивам. А вот Жора надумал открыть душу.

- Знаешь, - объяснял он свои мысли, - Лукашенко, конечно, многим надоел, но его дело верное, надо постепенно двигать страну, без резкости приучать темный народ. Мы же зажаты двумя монстрами: тут Россия, там Запад. Надо умело балансировать, а то сожрут!

- Так, может, пусть сожрет достойный?

- Нет-нет, - отрезал Жора. - Нет достойных, есть хозяйственные интересы. Что, скажем, станет с МАЗом в условиях свободной торговли? Завод должен будет конкурировать, потребуется жесткая оптимизация, тысячи потеряют работу…

- Жорик, - обеспокоенно протянула Вероника. - Значит, и тебя уволят? И ты не поедешь со мной в Прагу?

- Дура, - разозлился Жора. - И ты не поедешь.

Надо сказать, все эти откровения белорусской «гламурной массовки» звучали совсем знакомо. Года четыре назад такой же отдельной от страны жизнью существовала «массовка» Москвы и Питера. Но целая масса причин сломила устои, привив русскому гламуру острокритические взгляды на вещи. По крайней мере моду на них. Но при всей открытости с Беларусью границ и вторичности белорусского мейнстрима эта мода второй год никак не доходит до Минска.

И учитель истории Миша здесь до сих пор тянется к мажору Жоре. А не наоборот. Хуже того - между Мишей и Жорой совсем, кажется, нет средней переходной прослойки, скажем, в виде хомячков - основных по численности носителей гламура и мейнстримного протеста. Ну нет в Беларуси хомячков-по-требителей, этих трусливых в жизни и смелых, революционно активных в интернете граждан. Нет класса потребителей, готовых хотя бы в онлайне защищать свое право на цивилизованное насыщение. Некому поднимать волны возмущения в блогах и хоть как-то урезонивать власть. Что при достаточно высокой доступности интернета в стране было бы вполне возможно. Хотя, конечно, дело не только в хомяках, а Беларусь, наверное, предстоит идти другим путем.

Сегодня в республике главными носителями протеста принято считать молодежь до 25. За протесты их отчисляют из вузов, по волчьему билету выкидывают с работы. Старшие и закаленные оппозиционеры этим репрессиям, по-моему, скрыто даже рады.

«Нашей молодежи уже нечего терять!» - эту мысль в Минске я слышал от многих. Но мне почему-то кажется наоборот: ей тут просто не за что цепляться. И большинство срывается за границу или идет Мишиной дорогой.

Вы удивитесь, но еще пару лет назад, пятикурсником БГУ, он был радикальным националистом-оппозиционером.

Мы познакомились в 2006 году, вскоре после предпоследней в истории республики крупной демонстрации против Лукашенко. Миша тогда чудом ускользнул от ОМОНа - в колонне молодых патриотов. А патриотом он был ярым. В магазинах и кафе говорил по-белорусски, причем большинство местных его не понимало. Гостей из России поражал своей любимой историей про то, как литовско-западнорусский князь Ольгерд трижды осаждал Кремль, опустошая окрестности и нынешнее Подмосковье. («Трижды белорусские копья вонзались в белые стены, напоминая великому московскому князю о силе его западного соседа!» - орал выпивший Миша.) Миша, конечно, приукрашивал слегка. Но на малознакомых с путаной летописью тогдашних княжеств рассказ о белорусской агрессии производил плохой эффект. В ответный визит на одной московской кухне Мише даже сломали нос.

Миша часто приезжал в Москву, всасывался в местный ритм. В общем-то, как нормальный человек, пусть и белорус, он стремился к сытой жизни. Наконец, в Москве у него случились любовные отношения. Девушка поставила ультиматум, чтобы по окончании срока отработки по распределению (это практикуется в республике) он переехал к ней. Но, думаю, он и сам был не против. Родители девушки обещали помочь с работой. И весь его патриотический пыл постепенно угасал. Все больше его волновали темы прав и свобод в России - как бы не попасться без регистрации кровожадным ментам, почему такое дорогое жилье…

Насовсем в Москву он переедет уже этим летом. Причем это не будет бегством или политической эмиграцией. Из вшивого гордого историка в Минске Миша, кажется, решил стать сытым недовольным хомячком в Москве.

- Здесь мне некуда приложиться, - говорил мне Миша. - На учительскую зарплату я даже в Турцию не съезжу.

- Так найди хорошую работу, - говорю.

- Это которая не грязная и много платят? Все уже занято, - вздохнул Миша.

Выходя из клуба, мы снова повстречали сына тракторного босса. В медитирующей позе он сидел за рулем заведенного Mersedes GL500.

В немногочисленной белорусской элите самые скромные позиции занимают предприниматели. Само слово «бизнесмен» звучит как титул, обозначающий лояльность двору. За лояльность бизнесом награждают, за отсутствие - отбирают. После событий 19 декабря в Минске прокатилась целая волна «отъемов» и отжимов бизнесов. Отжимали в основном маленькие и средние фирмы - «крупняк», как известно, издревле под контролем семьи президента.

Глава минского Союза ветеранов-афганцев Георгий Николаевич бизнес обрел совсем недавно (небольшую сеть магазинов якобы передали ему, отобрав у одного чрезмерно либерального коммерса). И теперь, говорят, ветеран при каждом случае чествует Александра Григорьевича.

В День памяти воинов-интернационалистов Георгий Николаевич снял зал столичного ресторана «Планета». За столиками собрались сослуживцы. В том числе председатель Минского союза «моржей» Владимир Нестеренко, армейский врач-афганец. Подкатила съемочная группа республиканского Гостелерадио. Как и всюду в последние месяцы, главной темой стали протесты. По всему было ясно, что Николаевич ручается за каждого: никто из них не полез бы критиковать Лукашенко. Никто из этих пузатых 50-летних мужиков, наверное, бывших когда-то сухими и подтянутыми. На мясистых шеях - золотые цепи с крестами. «Морж» Нестеренко казался самым изящным - в строгом костюме, с элегантной бородкой. Николаевич с недоверием поглядывал на «моржа»-афганца.

- Я счастлив, что могу выйти ночью на улицу и буду в абсолютной безопасности. Кругом порядок и чистота. И этого добился наш президент! - говорил сослуживцам перед камерой Георгий Николаевич. - Нас защищает сильная милиция!

- И многочисленная! Два сотрудника на сотню человек! - поднял бокал Нестеренко.

- Государство поддерживает малый семейный бизнес, - нахмурился афганец. - Скажу за себя, мои мини-маркеты процветают; чтобы успевать, купил недавно личный внедорожник…

- «Ленд Крузер» с V-образной восьмеркой, - сообщил присутствующим Нестеренко. - И тоже благодаря президенту!

- …Но я не могу понять этих неблагодарных крысенышей, разгромивших Дом правительства: на что они хотят толкнуть нашу страну? Египетское распутье, ливийский хаос?!

- Они хотят «белорусского чуда»! - воскликнул Нестеренко.

- Товарищ Нестеренко, - не выдержал Николаевич. - Вы чего добиваетесь? Хотите испортить съемку хроники?

- Я - наоборот! - обрадовался Нестеренко. - Хочу остаться в памяти потомков приличным человеком!

Позже я спросил «моржа», зачем ему понадобился весь этот цирк.

- Это для вас цирк, - заявил Владимир Иванович. - А для меня выражение гражданской позиции, хоть какая-то честность с собой… Я закален, я же «морж», твою мать, по 45 минут плаваю в ледяной воде! Но даже мое терпение небезгранично. Пришлось выступить…

Что тут говорить… Для взрослого небедного белоруса это действительно был поступок.