Главные скрепы — штыки и дубинки

Практика показывает, что уличные протесты могут продолжаться сколько угодно, но если от вождя отворачиваются полиция и армия, остается только побег.

Боливийский президент «добровольно» ушел в отставку, после того, как соседняя Аргентина не позволила ему покинуть родину. Дом его уже разгромлен, а сам он нашел прибежище в посольстве Мексики.

Режим любителя коки Эво Моралеса рухнул после того, как полицейские, вслед за военными, отказались исполнять репрессивные приказания. Тому есть масса объективных причин. Самая простая стоит в том, что бывший уже боливийский президент — индеец, и утверждал, что во власти представляет их интересы, а армия и столичная полиция в основном состоят из местных испаноязычных креолов.

И все же режим рухнул не из-за этнических противоречий. Просто Боливия — это пример того, как государство оказалось сильнее узурпатора. Любая диктатура, даже самая мягкая авторитарная, при которой нет жестких репрессий, опирается, в первую очередь, на силу. Эта сила нужна ей вовсе не для того, чтобы подавлять рядовых сограждан. Они могут быть вполне на стороне правителя, особенно первое время, когда он дорвался до власти под личиной реформатора.

Сила нужна для борьбы с государством. Государство — это суды, законы, полиция, партии, парламент и сотни тысяч рядовых чиновников. В стране, которую в последние годы не «трясли» революции, все эти люди имеют свое представление о том, как им работать, что такое профессионализм и самоуважение. Для установления единоличной власти надо, в первую очередь, подчинить себе этот аппарат. А вот когда государство уже пало и воцарилось беззаконие, то есть произвол одного человека (или коллективной диктатуры), то только тогда армия и полиция могут развернуться против собственного народа.

Яркий тому пример — нынешний венесуэльский режим. Но тут было проще, ведь его основоположник Уго Чавес был выходцем из военной среды. Так что этот левопопулистская авторитарная политическая система — это и есть армия. Чиновники, парламент (и даже полиция) в Венесуэле могут сколь угодно долго и массово бунтовать против узурпации власти президентом. Но армия твердо будет стоять за него, потому что она не просто прикормлена, а знает, что это «свой сукин сын».

Боливийская история показывает обратную картину. Эво Моралес был приведен к власти индейским населением страны. Армия и полиция ему достались преимущественно креольские. Но, главное, чужие ментально. Он так рассчитывал на свой подавляющий рейтинг, что пошел фактически на госпереворот.

Причем уже повторный.

Вначале он поменял конституцию, и его первый президентский срок был признан «нулевым», что позволило избраться еще дважды. Затем он провел референдум, который призван был позволить ему избраться уже в четвертый (формально, третий) раз. И провалил его — государство не стало массово фальсифицировать результаты в пользу Моралеса.

Тут бы ему, как настоящему диктатору, применить силу против ползучего сопротивления. Но он вместо этого продавил судебную систему, «получил ярлык» на участие в новых выборах. И, судя по всему, банально не смог победить в первом туре.

Для этого, согласно боливийским законам, Моралесу надо было набрать более половины голосов, либо иметь больше чем 10-процентное преимущество над ближайшим преследователем. Преимущество это ему лояльная глава избирательной комиссии Боливии (индианка) нарисовала. Но было уже поздно.

Государство перешло в наступление против узурпатора. Оказалось, что он нарушил главный принцип авторитарного лидера — надо иметь лично преданных силовиков. Это может быть полиция или армия. Это может быть какая-нибудь национальная гвардия. Но она должна быть абсолютно верной и готовой применять силу против населения. Причем как в Венесуэле — вне зависимости от того, сколько народу выходит протестовать — тридцать тысяч или три миллиона.

Вот этих-то силовиков у Моралеса не оказалось. Первой «слила» его армия, за ней — полиция. Дальше неудачная попытка побега и закономерная отставка. Не помогли даже таинственные политтехнологи, которых ему в помощь якобы прислали из России.

А все потому, что человек, похоже, Моралес, был не такой уж и плохой. Возможно, при нем росло производство кокаина, да и сам он любил пожевать листья коки, но он не стал разрушать основы боливийского государства, заменяя собой в одном лице все государственные институты, как это случилось, например, в России. Не стал и «натаскивать» свою армию и полицию на население. За что, надо сказать, и поплатился.

Теперь, наверное, российский президент Владимир Путин, внимательно следящий за судьбой авторитарных лидеров во всем мире, будет спрашивать сограждан: «вы что, хотите как в Боливии?» Вот только соцопросы последнего времени говорят, что ответ, возможно, оказался бы не столь однозначным. Но услышать его никак не получится, ведь боливийский вариант в современной России абсолютно невозможен.