КАКОЕ НАСЛЕДСТВО ДОСТАЛОСЬ БОЛЬШЕВИКАМ В ОКТЯБРЕ 1917 года?

КАКОЕ НАСЛЕДСТВО ДОСТАЛОСЬ БОЛЬШЕВИКАМ В ОКТЯБРЕ 1917 года?

Прежде, чем перейти к раскрытию заявленной темы, считаем целесообразным уточнить, почему в ее названии используется слово «наследство», если в последние десятилетия чаще принято назвать события конца октября 1917 г. «узурпацией большевиками власти в России»? Для этого сравним понятия «наследство» и «узурпация».

В словаре Д.Н. Ушакова наследство трактуется как «имущество, переходящее после смерти его владельца к новому лицу», а слово «узурпация» – как «незаконный захват, присвоение (власти, чужих прав)». Попробуем перенести эти определения на события, которые развивались в России в 1917 году.

Что мы будем рассматривать в качестве наследства?

Ответ, на наш взгляд, очевидный: государственную власть в огромной, сложной, полной противоречий и проблем стране.

Какова судьба этого наследства?

В начале марта 1917 г. верховный носитель этой власти, Император Всероссийский Николай II, под напором представителей либеральной буржуазии (а отнюдь не вследствие понимания своей неспособности управлять ситуацией) отрекся от престола; его преемник, Великий князь Михаил Александрович, сделал то же самое. Незадолго до этого Государственная дума волей монарха прекратила свою работу. Министерская чехарда последних лет и беспомощность местных властей в решении самых насущных вопросов сделали недееспособной всю машину государственного управления. Власть оказалась бесхозной, ничьей, так как действующее законодательство не предусматривало такой ситуации.

Эту власть подобрал Временный комитет Государственной думы, сформировавший Временное правительство, как чрезвычайный орган, осуществляющий высшее государственное управление до созыва Всероссийского учредительного собрания. Но и Временное правительство не смогло распорядиться этой властью так, чтобы ликвидировать экономический, социальный и политический кризисы в стране. Эти кризисы не только не ликвидировались, они еще больше обострились в результате деятельности новой власти. Участие России в ненавистной войне продолжалось, продовольственные проблемы, земельный, рабочий и национальный вопросы не решались. Все это откладывалось до решения Учредительного собрания. Но и его созыв тоже переносился на более поздние сроки.

Каковы последствия?

Возьмем для примера только один вопрос – крестьянский. Что значит решение судьбы помещичьего землевладения в сентябре, а тем более в ноябре, как это предусматривало Временное правительство? Это значит, что весь сельскохозяйственный сезон крестьянство, страдая от малоземелья, будет смотреть сквозь слезы на пустующие барские земли. И это в стране, где крестьянство составляет 70% населения! И вряд ли можно назвать неожиданным то, что крестьяне силой начинают захватывать и распахивать помещичьи земли. В ответ на это новые обладатели власти не ускоряют решения земельного вопроса, а арестовывают, как уголовных преступников, членов местных земельных комитетов, которые возглавляют «захватническую» деятельность крестьянства.

Трудно придумать более эффективные меры, которыми можно настроить против себя большинство населения страны!

В совокупности с другими нерешенными политическими и социальными проблемами создается ситуация, когда страна вышла из подчинения, и обладатели власти в центре и на местах уже не в состоянии ей распоряжаться. Кроме народных масс активизируется и политическая оппозиция, как справа (Корниловский мятеж), так и слева («большевизация» Советов). Лихорадочные попытки Временного правительства удержаться у власти в виде создания Директории, созыва Демократического совещания и провозглашения России республикой не дают результатов.

Государственная Власть в стране опять становится бесхозной. Подобрать и удержать ее можно только той силе, которая имеет далеко идущую цель в развитии России (программу-максимум) и знает, как быстро решить самые насущные вопросы большинства ее населения (программу-минимум). Такой силой оказалась в тот период только большевистская партия, подобравшая власть, которую кроме нее никто был не в состоянии использовать во благо России.

Можно ли здесь говорить о незаконном захвате и присвоении чужих прав, чем характеризуется понятие «узурпация»? Вряд ли. Октябрьский переворот (большевики сами так называли события конца октября 1917 года) – это только инструмент, с помощью которого власть, наконец-то, обрела истинного хозяина.

Еще один упрек большевикам со стороны современных российских либералов – роспуск (они говорят – разгон) Учредительного собрания. Но, почитав протоколы этого органа, нельзя найти ни одной программы в противовес предложенной большевиками и отвергнутой собранием Декларации трудящегося и эксплуатируемого народа. Трудно сказать, сколько бы еще России пришлось ждать решения ключевых проблем, если бы большевики не пришли к власти, и все зависело бы от решений Учредительного собрания.

Теперь попытаемся определить, что же дала эта власть ее новому носителю? Насколько «завидным» оказалось это наследство?

Государственная власть предполагает, что ее носители имеют возможность регулировать происходящие в стране процессы и распоряжаться для этого имеющимися ресурсами. Регулирование может осуществляться с использованием правовых, административных, экономических методов, исходя из имеющихся ресурсов. Ресурсы бывают правовые, культурные, экономические, социальные. Это азбука теории управления.

Какие ресурсы оказались в руках новой, советской, власти, руководимой большевиками?

Правовые ресурсы были представлены, в основном, законодательством Российской империи, т.к. Временное правительство не успело внести существенных изменений ни в одну отрасль права. Как распорядилась большевистская власть этим наследием? До основанья, а затем...? Нет. Многие нормы права, которые не противоречили задачам построения нового общества, были сохранены. Так, в Кодекс законов о труде 1918 г. вошли отдельные нормы Устава о промышленном труде 1913 г. [9, ст. 905]. Более того, учитывая взгляды населения, в одном из первых декретов Совнаркома – «О восьмичасовом рабочем дне» – были сохранены в качестве выходных дни основных религиозных праздников [7, ст. 10]. В первых решениях новой власти о работе советских служащих и во Временных правилах о службе в госучреждениях и на предприятиях, принятых в 1922 г., были нормы, заимствованные из дореволюционного законодательства о государственной службе [1, с. 156–157]. В первом Декрете о суде было отмечено, что местные суды имеют право руководствоваться в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств, если они «не противоречат революционной совести и революционному правосознанию» [6, с. 125].

Как видим, к правовому вопросу большевики подошли рационально. По мере развития ситуации, на основе анализа опыта правового регулирования формировалась новая правовая система. Это был трудный, противоречивый процесс, с множеством ошибок и просчетов. Это и не удивительно. Создавалось новое, доселе невиданное общественное устройство, в котором главное место отводилось человеку труда. При этом важно подчеркнуть, что в виду имелся труд и физический, и умственный.

Ответственное отношение к умственному труду новой власти подтверждает то, какое внимание она уделяла образованию и науке, развитию литературы и искусства [напр.: 13, с. 451–456]. Это тема отдельной статьи. Здесь же хотелось отметить лишь то, что величайшие, всемирно признанные достижения деятелей российской культуры дореволюционного периода (А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, М. Горького, П.И. Чайковского, И.Е. Репина и многих других) были приняты новой властью как средство воспитания человека будущего общества. Политические спекуляции по этому поводу касаются не художественных достоинств великих творений, а поступков тех или иных деятелей культуры, которые нередко расходились в тот период с великой целью, которой служили их произведения.

Как видим, правовое и культурное наследство большевикам досталось значительное, они оценили это и пытались использовать в рамках реализации властных полномочий для достижения поставленной цели.

Но для развития страны, какую бы цель не преследовали обладатели власти, необходимы ресурсы экономические и людские.

В каком экономическом состоянии досталась большевикам Россия?

Господа либеральные, с позволения сказать, «историки» обвиняют большевиков в развале экономики России и доведении ее до коллапса. При этом они, как правило, сравнивают экономические показатели 1913 и 1920 гг., забывая напомнить, что большевики пришли к власти в октябре 1917 г.

Что же было с экономикой страны в период указываемого семилетия?

В конце XIX– начале XX вв. народное хозяйство России пережило две волны интенсивной индустриализации, что существенно изменило его структуру и характер. Но и в начале второго десятилетия XX века – периода, считающегося пиком экономического развития дореволюционной России, экономика страны находилась, по признанию идеолога и организатора ее модернизации С.Ю. Витте, «еще в начале развития промышленно-торговой ступени народного хозяйства» [4, с. 41]. Национальный доход на душу населения в Российской империи был в 3,6 раза меньше, чем в Германии [11, с. 668]. Россия уступала своему западному соседу и по производству важнейших видов продукции (табл. 1).

В условиях надвигающейся мировой войны, где Германия представлялась основным противником России, это было очень тревожным показателем.

Проблемы обострились с началом войны. Структурные изменения в российской промышленности военных лет привели, с одной стороны, к резкому увеличению выпуска военной продукции (что было неизбежно), с другой, к сокращению доли производства сырья (в том числе, металла) и топлива, сокращению выпуска товаров для населения, сельскохозяйственных машин и инвентаря (табл. 2).

Положение в промышленности еще более обострилось в период правления Временного правительства. Наглядным показателем этого выступает рост числа прекративших работу предприятий. За март–июль 1917 г. закрылось 586 фабрик и заводов, в среднем, насчитывающих около 200 человек на каждое предприятие [3, с. 42].

Война обострила топливную проблему (табл. 3).

Основным топливным сырьем оставался уголь, но его производство отставало от быстрого роста парка и мощности паровых двигателей. Еще до войны более 20% потребностей экономики России в угле удовлетворялось за счет импорта, в основном, из Англии. Во время войны собственное производство и импорт угля сократились, причем, последнее – из-за несовершенства транспортной инфраструктуры. В меньшей степени, но сократилось и производство нефти. При этом в топливном балансе увеличилась доля дровяного топлива (с 35% в 1913 г. до 43 и 52%, соответственно, в 1916 и 1917 гг.) [2, с. 295, 296].

Топливные проблемы в сочетании с транспортными существенно тормозили развитии металлургии, что привело к сокращению производства железной руды, чугуна, стали, проката, являвшихся одними из основных видов ресурсов для военной промышленности (табл. 4).

Существенные диспропорции наблюдались в годы войны в структуре и динамике объемов производства в «молодых» отраслях экономики – химической промышленности и машиностроении: при существенном росте производства военной продукции неизменно сокращался объем «мирной» продукции. Так в 1917 г. выпуск мыла и спичек составил 2/3 от довоенного, производство паровых установок сократилось в 2 раза, сельскохозяйственных машин – в 2,2 раза, пассажирских вагонов – наполовину [2, с. 297].

Несмотря на увеличение объемов военной промышленности, и их было недостаточно для полного обеспечения армии стрелковым оружием, артиллерийской техникой, боеприпасами, автомобилями и самолетами. В итоге, уже в начале войны ярко проявились проблемы с вооружением армии [2, с. 299]. Главным тормозом в расширении военного производства выступал все тот же дефицит сырья и топлива.

Учитывая, что в войнах, уже с начала XX века, исход в значительной степени определялся соотношением сложной военной техники (Первая мировая война не являлась исключением), отставание России в развитии машиностроения, самолетостроения стало одной из основных экономических причин ее поражений в ходе Первой мировой войны. А это, в свою очередь, отразилось на отношении армии и большинства населения к этой войне.

Радикализация армии усиливалась в связи с обострением социальных проблем в стране, ключевой среди которых была проблема продовольственная. Несмотря на то, что с началом войны вывоз зерна за границу почти полностью прекратился, а урожай в 1914 и 1915 гг. был высокий, в 1916 г. нависла реальная угроза голода. Причиной этого было то, что в 1916 г. при нормальных погодных условиях резко упал сбор зерна (с 4,8 до 4 млрд. пудов, по сравнению с предыдущим годом). Это было следствием сокращения производительных сил деревни из-за начавшейся войны, на третий год которой сельское хозяйство в полной мере испытало на себе ее влияние:

– более 10 млн. наиболее трудоспособных крестьян в результате мобилизации оказались оторванными от своих хозяйств, что вызвало дефицит рабочей силы во всех сельскохозяйственных регионах страны, затягивание сроков уборки и увеличение потерь зрелого зерна;

– произошло сокращение численности конной тягловой силы и сельскохозяйственных машин, так как за период войны было мобилизовано или закуплено для армии 2,6 млн. лошадей, а поступление конных машин в сельское хозяйство сократилось более, чем в 10 раз;

– недостаток хороших семян и их высокая цена вели к сокращению посевных площадей под зерновыми (иногда недосев составлял от 1/4 до 1/3, по сравнению с довоенным уровнем) или посеву вместо зерновых картофеля;

– усиление дефицита органических и, особенно, минеральных удобрений в результате сокращения поголовья скота и почти полного свертывания импорта (минеральные удобрения закупались, в основном, в Германии) при упадке отечественного производства вели к увеличению цен на удобрение в 2–4 раза, недоступности его для большинства крестьянских хозяйств и снижению урожайности [2, с. 307–310].

Сокращение объема собранного зерна приводило к повышению цены на хлеб.

С другой стороны, в городе увеличивался спрос на хлеб в связи с ростом покупательной способности части населения, занятого на предприятиях, работающих на обеспечение армии, и в результате увеличения закупок продовольствия впрок в условиях военного времени. Вместе с увеличением спроса росла и цена на хлеб (по сравнению с 1914 г., цены на рожь и пшеницу к началу 1916 г. выросли более, чем в полтора раза, а за последующий год еще почти в три раза) Такой же была ситуация и с ценами на мясо, которые к середине 1916 г., по сравнению с 1914 г., выросли более, чем в 3 раза [2, с. 312, 313].

При этом, как указывалось нами выше, в связи с войной резко сократилось предложение промышленных товаров, в том числе, и необходимых в сельском хозяйстве. В этих условиях владельцы продовольственных товаров не были заинтересованы в торговом обмене между городом и деревней.

Итог: сокращение предложения продовольственных товаров и повышение спроса на них привело к продовольственному кризису.

Правительственные органы, органы местного самоуправления пытались предотвратить этот кризис различными способами: введением фиксированных цен на хлеб и мясо («местной таксы»), установлением государственных заданий по закупке хлеба у крестьян и помещиков, введением продовольственной разверстки (как видим, идея ее принадлежала не большевикам), регулированием распределения и потребления основных продуктов питания в городах и др. Для реализации этих мер создавались различные управленческие структуры для регулирования рынка продовольствия.

Но в условиях рыночной экономики административные методы решения продовольственных проблем оказались неэффективными. Разнородный характер участников продовольственного дела, их многообразие требовали большой и четкой организационной работы органов государственного управления по согласованию их интересов и действий. Но на практике осуществить это, чаще всего, не удавалось [2, с. 314–319]. Специалисты, обследовавшие состояние продовольственного дела в начале 1917 г. отмечали: «Продовольственный вопрос запутался безнадежнее прежнего. Пресловутая разверстка успела наглядно обнаружить свою несостоятельность, а продовольственное дело в империи превратилось в общеимперскую продовольственную катастрофу, грозящую еще худшими последствиями стране и ее будущему» [2, с. 338]. Ситуация усугубилась в ходе 1917 г. [3, с. 43–59].

В кризисной ситуации находилась и финансовая система страны. Военные расходы съедали львиную долю бюджета. Временное правительство идет на эмиссию бумажных денег. В начале октября 1917 г. в обращении находилось «керенок» на 16 млрд. рублей при золотом запасе 1,3 млрд. рублей. Все это сопровождалось падением курса рубля на международном рынке. С марта по сентябрь 1917 г. курс рубля к доллару упал почти в два раза (с 0,28 до 0,16) [3, с. 18].

Быстрое обесценивание бумажных денег и повышение косвенных налогов неизбежно повлекли за собой инфляционный рост цен, темпы которого опережали динамику денежной эмиссии.

Как видим, с экономическим наследством у большевиков было больше проблем, чем выгоды. А если проследить ситуацию до 1920-го года, то следует учесть, что экономика страны существовала в условиях уже открытой гражданской войны с фронтами, армиями и т.п., которую развязали не большевики (вспомним восстание белочехов и тех, кто за ним стоял). Военные действия шли по всей стране. И развивать экономику в таких условиях при крайне ограниченных ресурсах и максимально возможном учете интересов трудящихся вряд ли получилось бы даже у высокообразованных нынешних менеджеров со всеми их теориями антикризисного управления.

А что представлял собой в октябре 1917 г. человеческий потенциал России?

Он был, мягко говоря, крайне неоднороден. В такой огромной территориально и разнообразной в национальном, религиозном и социально-экономическом смыслах стране однородность населения в принципе невозможна. Но в результате всех экономических и политических катаклизмов, которые испытало ее население в начале XX века, осенью 1917 г. оно оказалось расколотым не просто на сторонников и противников большевиков. В стране уже шла подспудно гражданская война.

Первые проявления ее были еще в ходе Первой русской революции. Кровавое воскресенье породило недоверие к монаршей власти среди тех, кто в ней единственной искал защиту от всех бед. Спектр политических партий, созданных после Манифеста 17 октября, показал, насколько разрозненно российское общество: монархисты, черносотенцы были не только против левых партий, но и против партий буржуазных.

Начавшаяся мировая война на первых порах сплотила в патриотическом подъеме российское общество, но в ходе развития военных событий формировалась антивоенная оппозиция. И это – заслуга не большевистских агитаторов, а бездарного высшего военного командования и государственного аппарата, не способного решать социально-экономические проблемы в стране в условиях военного времени. Большевистский призыв «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую» обращен был не только к российским солдатам, а к солдатам всех воюющих стран и означал переход их трудящихся от борьбы друг с другом к борьбе со своей национальной буржуазией, развязавшей мировую войну.

С 1915 г. оппозиционной самодержавию становится и значительная часть депутатов Государственной думы. Правительство пыталось выхолостить работу Думы, загружая ее мелкими законопроектами, а принципиальные вопросы, такие как утверждение бюджета, решались, в обход закона, без ее участия. Тем самым, общественности демонстрировалось, что Дума – лишний орган в системе государственного управления Империи. Такая позиция правительства усиливала в рядах самой Думы антиправительственные настроения. В оппозиции оказались представители не только левых, социалистических, партий, которые составляли незначительное число депутатов, но и крупнейшие фракции буржуазных партий, таких как кадеты и октябристы. В 1915 г. в Думе формируется межпартийный «прогрессивный блок». Основная цель думской оппозиции в тот период достаточно умеренная: формирование правительства, пользующегося доверием и поддержкой Думы. Но в начале 1917 г. все чаще на заседаниях Думы стали звучать слова о необходимости изменения всей системы государственного управления, о ликвидации «личного режима» и «пережитков самодержавия» [5, с. 234, 245].

После падения монархии раскол в обществе между монархистами и антимонархистами еще более углубился, а неспособность Временного правительства разрешить кризисную ситуацию в экономике и социальной сфере привела, как было отмечено выше, к усилению оппозиции к нему слева и справа.

Можно ли было говорить в этих условиях о российском народе как едином целом? И подходить в таких условиях с единой меркой, с единым отношением к различным группам населения политической силе, взявшей власть в свои руки, было бы, по меньшей мере, наивно.

А был ли у новых носителей власти опыт работы с каждой группой населения?

Несомненно, нет. Его нужно вырабатывать годами, а при отсутствии примера и времени на обдумывание и теоретическое обоснование – на практике, методом проб и ошибок. Сгоряча немало было наломано дров, в спешке чрезвычайных условий пострадали и невинные. Неслучайно выражение «по-большевистски» стало использоваться в современном лексиконе как синоним выражений «рубить с плеча», «необдуманно, фанатично идя к своей цели».

А стоит задуматься нам, нынешним: было ли время для спокойных раздумий? было ли достаточное количество людей на руководящих постах разных уровней, которые могли быстро принимать взвешенные, единственно правильные решения?

Таких людей в достаточном количестве нет и сегодня при всех современных образовательных и информационных возможностях. А в тот период, когда элементарной грамотностью владела лишь половина населения России, когда подавляющее большинство никогда не решало управленческих задач за пределами своей семьи и своего хозяйства, когда было одно почтовое отделение на несколько деревень, и газеты туда приходили лишь несколько раз в неделю, обеспечить широкое и эффективное участие населения в управлении государством было невозможно. Это не сразу поняли даже некоторые идеологи и руководители нового государства.

В.И. Ленин накануне Октября и в первые месяцы существования Советской власти не имел под рукой готовых специалистов управленческой профессиональной деятельности, требующей особой подготовки, поэтому, выступая на собрании большевиков-участников Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов еще 4 апреля 1917 г., говорил: «Искусство управлять ни из каких книжек не вычитаешь. Пробуй, ошибайся, учись управлять» [10, т. 31, с. 109]. И через несколько месяцев, уже после победы большевиков в октябре 1917 г., он повторяет эту мысль: «Пусть будут ошибки – это ошибки нового класса при создании новой жизни» [10, т. 35, с. 147].

Но «иллюзии» по поводу всеобщего управления трудящихся под давлением реальной жизни начинают постепенно рассеиваться. С первых дней нахождения у власти большевики столкнулись с неожиданными проблемами, и это отразилось на взглядах Ленина на государственное управление. Так, чуть больше, чем через месяц после прихода к власти, выступая на III Всероссийском съезде Советов в январе 1918 г., он отмечает: «Рабочие и крестьяне еще недостаточно верят в свои силы, они слишком привыкли, в силу вековой традиции, ждать указки сверху. Они еще не вполне освоились с тем, что пролетариат есть класс господствующий, в их среде есть еще элементы, которые запуганы, придавлены, воображают, что они должны пройти гнусную школу буржуазии» [10, т. 35, с. 276].

Через полгода в июле 1918 г., выступая на съезде представителей губернских Советов, он вновь констатирует: «…главным недостатком массы является робость и нежелание взять работу в свои руки» [10, т. 37, с. 20].

Очень критически Ленин относится и к первому опыту деятельности советов: «В наших Советах еще масса грубого, недоделанного, это не подлежит сомнению, это ясно всякому, кто присматривался к их работе…» [10, т. 36, с. 50].

В прежней схеме механизма государственного управления все чаще просматривается необходимость государственного аппарата. Он во взглядах Ленина начинает представляться все более узким кругом граждан, которых выдвигает авангард трудящихся, и именно на этот узкий круг и ложится новая задача – перевоспитание масс. Но, оценивая результаты этой работы, Ленин говорит: «В России это едва только начато и начато плохо», хотя оптимизм не покидает его, и он добавляет, что, если история даст время, трудности будут преодолены [10, т. 36, с. 51]. Но задача эта была нелегкая. Даже спустя почти десять лет кадровые проблемы в советской системе управления были самыми острыми. Статистические данные за 1922–1925 гг., раскрывающие качественную характеристику работников низовых советских органов, дают очень красноречивую картину (рис. 1, 2) [12, с. 31].

Эти трудности пришлось преодолевать во все периоды существования Советской власти и приходится преодолевать до сих пор. Во все времена формирование корпуса эффективных управленцев – это самая трудная задача, которая стоит перед обладателями высшей власти в стране, если только эти обладатели, говоря словами известной песни, «раньше думают о Родине, а потом о себе».

Осмыслив все, что было сказано выше, можно ли назвать то наследство, которое получили большевики в октябре 1917 г. выгодным приобретением, которым можно пользоваться, почивая на лаврах власти? Вяжется ли с этим любимый тезис современных российских либералов о патологическом стремлении лидеров большевиков к власти, которая для них являлась самоцелью?

Представляется, что сами авторы этого тезиса страдают патологией незнания истории своей страны (или нежелания ее знать), так как смотрят на прошлое России через замочную скважину видеоролика Ельцинского центра и воспринимают слова «моя страна» с позиции владельца банковского счета, а не ее гражданина и патриота?

Государственная власть в России для большевиков была не самоцелью, а средством реализации идей, которые человечество вынашивало веками. На ум приходит поговорка про бабу, не имевшую забот и купившую порося. Но ведь, если подумать, баба из этой поговорки думала не о сегодняшнем дне и не только о себе. Так и лидеры большевистской партии (пусть простят меня сторонники коммунистической идеи за столь вольное сравнение), несмотря на очевидные трудности, не отказались от реализации своей цели: создания общества, в котором главным богатством человека будет собственный труд и плечо товарища. Для этого нужно было работать, не покладая рук и не считаясь со временем.

Эту работу усложнило то, что у большевиков в этой работе не оказалось верных союзников, даже в социалистическом лагере. Эсеры всех мастей и меньшевики не решались взять власть в России в свои руки, даже когда их лидеры входили во Временное правительство и даже возглавляли его. Но после взятия власти большевиками они были очень обижены тем, что не получили основных властных рычагов и занимались только тем, что ставили партии власти палки в колеса на пути строительства нового общества. Но их действия наносили удар не столько по большевикам, сколько по трудящимся всей страны, чьи интересы они тоже, якобы, защищали. Стоит вспомнить только ультиматум Викжеля (Всероссийского исполнительного комитета железнодорожного профсоюза), грозящий блокадой железнодорожного транспорта в условиях экономического кризиса, или убийство Мирбаха с целью осложнить и без того трудное международное положение Советской России.

За 80 лет Советской власти наша страна продвинулась далеко вперед на пути к желанному обществу. Но работа оказалась намного сложнее, чем предвидели самые реалистично мыслящие лидеры большевиков. Самым трудным оказалось формирование нового человека. Недостатки этой работы отразились, в первую очередь, на качественном составе руководителей всех уровней. Снова хочу обратиться к поговорке (народная мудрость неисчерпаема). Не зря говорится, что рыба гниет с головы. Советская система государственного управления, основы которой созданы большевиками в первые годы Советской власти, дала трещину и, в конце концов, была ликвидирована тогда, когда ее руководители на всех уровнях перестали считать своей главной задачей строительство коммунизма как политической и социально-экономической модели общественных отношений.

Но идеи коммунизма живут и будут жить, пока существуют люди, верящие в то, что их можно реализовать. Очень хочется надеяться на возрождение этих идей в системе государственного управления России и на то, что произойдет это с учетом опыта, всех достижений и ошибок коммунистов прошлых поколений.

Список литературы

1. Архипова, А.Г., Румянцева, М.Ф., Сенин, А.С. История государственной службы в России. XVIII–XX века. – М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1999.

2. Белоусов, Р.А. Экономическая история России: ХХ век. – Книга 1. На рубеже столетий. – М.: Изд. АРТ, 1999.

3. Белоусов, Р.А. Экономическая история России: ХХ век. – Книга 2. Через революцию к НЭПу. – М.: Изд. АРТ, 1999.

4. Витте, С.Ю. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве. – СПб., 1912.

5. Государственная Дума, 1906–1917. Т. IV. – М., 1995.

<pre>6. Декрет о суде от 22 ноября (5 декабря) 1917 г. / Декреты Советской власти. Т. I. – М.: Гос. изд-во полит. литературы, 1957.<o:p></o:p></pre>

7. Декрет Совета Народных Комиссаров РСФСР от 29.10.17 «О восьмичасовом рабочем дне» / Собрание Узаконений и Распоряжений Рабочего и Крестьянского Правительства РСФСР. 1917. № 1.

8. Кафенгауз, Л.Б. Эволюция промышленного производства России. – М., 1994.

9. Кодекс законов о труде / Собрание Узаконений и Распоряжений Рабочего и Крестьянского Правительства РСФСР. 1918. № 87–88.

10. Ленин, В.И. Полное собрание сочинений.

11. Мировое хозяйство в 1913–1927 гг. – М., 1928.

12. Партийные, профессиональные и кооперативные органы и госаппарат к XIV съезду РКП(Б). – М.-Л., 1926.

14. Фабрично-заводская промышленность в 1913–1918 гг.: итоги переписи. – М., 1926.