Платное ОБРАЗОВАНИЕ в СССР в 1940-1954 годах!

70 лет назад в Минске произошли студенческие беспорядки в связи с Указом об установлении платности обучения

Лаврентий Цанава — Пантелеймону Пономаренко:

— В Минске за 10 октября 1940 г. обработано 100% городской исходящей корреспонденции с целью выявления настроений студенчества.

Рост антисоветских настроений виден на примере следующего частного письма из Политехнического института:

"Студенты расхаживают кучами, шумят, бузят. В вузах пробовали делать митинги, чтобы успокоить студентов. И вот в общежитие, где живет наш 3-й курс, пришла секретарь парткома и кто-то из комсомольского комитета. Они пришли, а ребята поют песню под гармошку. Пришедшие начали что-то говорить, успокаивать студентов, а те слушать не хотят и еще громче начали петь. Пришедшие из парткома, видя, что ничего не выходит, завернулись, чтобы выйти, а ребята им вслед так начали кричать да свистеть, что в других общежитиях такие "агитаторы" больше не появлялись. В Физкультурном институте было еще лучше, там знаешь какие ребята — не то, что наши, там еще лучше освистали и окричали этих "агитаторов" и чуть не спустили с 4-го этажа. Двух студентов их института забрал было НКВД, но потом выпустили…"

Несколько лет назад в Минске одна из улиц была названа в честь верного сталинца — секретаря ЦК КП(б)Б и затем ВКП(б) Пантелеймона Пономаренко.

Один вопрос. Почему в соседстве с широкой улицей Пономаренко хотя бы скромный переулок не назвали в честь соратника партийного вождя — Лаврентия Цанавы, народного комиссара внутренних дел БССР? Почему слава достается только Пономаренко?

Слепым, глухим и безруким был бы Пантелеймон Кондратьевич, если бы не Лаврентий Фомич. Это отлично видно на примере событий, о которых расскажем далее.

В 7 часов утра 3 октября 1940 года Московское радио начало зачитывать постановление Совнаркома СССР "Об установлении платности обучения в старших классах средних школ и в высших учебных заведениях СССР и об изменении порядка назначения стипендий". Начиналось постановление откровенно глумливыми словами: "Учитывая возросший уровень материального благосостояния трудящихся".

В те часы миллионы советских молодых людей, их родные и близкие пережили шок. Задним числом, с первого сентября, вводилась плата за обучение: в 8—10 классах средних школ, а также в техникумах и педучилищах — 150—200 рублей в год; в вузах — 300—400 рублей. Особо оговаривалось, что “в высших учебных заведениях художественных, театральных и музыкальных — 500 рублей”. Плату за первое полугодие 1940/41 учебного года требовалось внести не позже 1 ноября — менее чем через месяц. За студенческое общежитие теперь тоже следовало платить, а стипендии назначались лишь круглым отличникам.

Одновременно был издан указ “О государственных трудовых резервах СССР”, в котором говорилось о мобилизации молодежи в ремесленные училища и на производство.

Исторически все это объяснимо: СССР фактически уже вступил во Вторую мировую войну, поэтому стране требовались батальоны фельдшеров, знающих основы военно-полевой хирургии, а не индивидуально подготовленные специалисты-нейрохирурги. Нужны были массы рабочих, владеющих скоростным резанием металла на военных заводах, а не штучные мастера художественного литья.

Приходилось слышать суждения, что для средней советской семьи новое финансовое бремя не оказалось катастрофическим. Да, среднестатистически в СССР (с учетом заработков в цитрусовых республиках и в районах тяжелой индустрии) плата за содержание одного студента могла составить в 1940/41 году лишь 10—15 % от общего семейного бюджета. Однако в БССР люди не зарабатывали ни по 5—10 тысяч в месяц, как мандариноводы советских субтропиков, ни даже по 2 тысячи — как доменщики Урала. Вот письменное откровение работницы минской швейной фабрики:

Иркутск, улица Декабрьских Событий, 135, кв.1. Ивановой Татьяне

У меня день пробегает в беготне, а работа сдельная. Уходишь на работу — темно, и придешь домой — темно. У нас очень многих женщин пересажали в тюрьму на 4 месяца вместе с детьми только за то, что они не пошли на работу (4 месяца заключения были стандартным приговором по указу от 26 июня 1940 года об отдании под суд за опоздание и прогул. Кормящих матерей, у которых отпуск после родов насчитывал всего 2 недели, сажали за решетку вместе с младенцами. — С.К.). А что им остается делать, если на фабрике зарабатывают по 150—200 рублей, а человека прокормить очень дорого, и в ясли не каждая мать отдаст. Одним словом, Сталин очень „хорошо” сделал для кормящей матери”.

Процитированные строки личного письма взяты из одной из сводок НКВД БССР, подписанных наркомом Лаврентием Цанавой. Такие универсальные обзоры настроений и слухов готовились для партийно-советского руководства республики периодически.

А в десятых числах октября 1940 года ежедневные “специальные” сводки, которые ложились на стол секретаря ЦК КП(б)Б Пантелеймона Пономаренко, заимели специализированно-тематический характер. Так всегда бывало, когда в стране происходило что-то важное.

Принимают ли конституцию или объявляют новый государственный заем, утверждают ли производственный почин или разоблачают очередную вредительскую организацию — партии надо было знать, что говорят об этом в народе.

Партия вообще должна была слышать все, что происходит в стране: какие слова бормочет студент Ваня, тиская под лестницей студентку Маню, и о чем скребет по бумаге перо гр-на Луцевича И.Д. (он же поэт Янка Купала); по какому вопросу плачет младенец в роддоме № 2 и на какую тему шелестят тополя в парке “Профинтерн” над рекой Свислочью в Минске.

Это ж какую колоссальную работу надо было ежедневно проделывать: вскрывать и прочитывать каждое (!) отправленное рядовым советским гражданином письмо, профессионально вникать в его смысл — нередко завуалированный, умно делать выдержки и попутно немалую часть писем переводить с белорусского на русский (неистребимые нацдемы и “просто белорусы” норовили писать на “мове”, которую товарищи Цанава и Пономаренко не знали), перепечатывать на хорошей бумаге, производить корректорскую сверку...

Надо бы нам здесь решить вопрос этического свойства: можно ли без спросу читать, а тем более публиковать чужие письма? Ну, допустим, применительно к чекистам о таком не спрашивают: им, словно медикам-проктологам, было “позволительно” исследовать самое интимное в человеке. Ну а как быть с руководителем республики Пантелеймоном Пономаренко?

Почему он, слуга народа, выведывал заботы и чаяния любимых сограждан посредством тайной политической полиции? Почему не шел в фабричный клуб, в красный уголок общежития, чтобы открыто поговорить с людьми, а шпионил за ними?..

Однако же вот вписан в отечественные святцы (считай, канонизирован) этот партийно-государственный деятель. И впору задуматься: если навязан нам Пономаренко в качестве объекта поклонения-подражания, то почему бы не последовать его примеру — не прочитать чужие письма? Тем более, что сделаем это многие годы спустя...

Но поскольку мы не оперсотрудники и не большевистские функционеры, то, стало быть, в отношении нас действуют нормы общепринятой морали. Поколебавшись, решили мы соблюсти некую условность: имена отправителей не называем, а указываем лишь адресатов. Хотя и маловероятным будет такое спустя десятилетия, но, возможно, кто-то узнает себя и даст знать.

Кратко о Минске 1940 года — что это был за город... Населения насчитывается около 250 тысяч, общая жилая площадь составляет по официальным данным 1,07 миллиона квадратных метров. Действуют 332 государственных и кооперативных предприятия. В городе 49 общеобразовательных школ (33 тысячи учеников), 17 техникумов и училищ (5 тысяч учащихся) и 10 вузов (9,8 тысячи студентов).

Квалифицированный рабочий в ту пору получал 400—500 рублей в месяц. Стипендия у студентов вузов была 130—135 рублей...

Прежде всего в личной переписке белорусских студентов приковывают внимание высказывания оскорбительно-политического свойства. За подобные речи тогда можно было схлопотать как минимум “червонец” лагерей:

г. Ленинград, ул. Сердобольская, 5. Пищенко Е.Л.

Ты уже, наверное, читала постановление нашего стервячьего правительства. Черт знает что они сделали!

Ростов-Дон, проспект Соколова, № 13, Гуляевой Зинаиде

Это вся Конституция насмарку пошла, что учение и образование в Советском Союзе бесплатное.

Витебск, Кабищанский сельсовет,  Молчацкой И.М.

СССР уже не на краю, а в самом деле уже страна не пролетарская, а мелкобуржуазная.

Гомель, Титенская улица, дом № 31, Горбуновой Л.

Будь здрав, студенчик. Но брось шутить с нами на голодный желудок! Я лучше горло кому перегрызу.

Одновременно с указом о плате за обучение был издан 2 октября 1940 г. указ “О государственных трудовых резервах СССР”. В нем откровенно говорилось о принудительной “мобилизации” молодежи в ремесленные училища и на производство. Студенты это поняли так:

Гомель, ул. Советская, 224. Казимирову П.А.

Сложилось мнение, что мы ненужные люди, дармоеды, не приносящие и не принесущие в будущем человечеству ничего полезного, что нас необходимо поставить за станки и проч.

Москва, 43, Первомайская, 6-а, кв.10. Коханович З.

Разрешите Вас поздравить с новым Указом Правительства, который, по всей вероятности, будет вписан в историю Союзных Республик. Вот здесь-то, пожалуй, можно подобрать рассказ Чехова; жаль, что я их мало читал. Я, по всей вероятности, смотаю удочки и спокойно собак гонять буду после трех курсов института. Хотя, наравне с одним указом есть и другой о кадрах; говорят — есть шансы в ФЗУ поступить, тоже “неплохо”.

Челябинская область, Шумихинский р-н, дер. Коряндышево. Голушкову Роману Захаровичу

Студенты, которые будут учиться полуголодные, быстро получат туберкулез или различные заболевания желудка: рак, язву, катар. Если не удастся своими силами проучиться год, то напишу “Отцу”, но напишу ему очень длинное письмо, чтобы он понял страдания многих тысяч студентов и учеников. Гриша пусть ходит в школу, но денег не плати, а скажи, что плата рассчитывалась на зажиточную жизнь отцов.

Товарищ призывал не платить в бюджет государства... Да это же подрывная агитация! А вот еще:

Москва, Б.Калужская ул., 14, Горный Институт, студ. Бубашкину Дмитрию Александровичу

Очень правильно и бесхитростно написал ты про жизнь и Москву, где ярче всего обнажена власть денег. Да, от власти денег никогда не освобождалось человечество, с каждым днем они играют все большую роль. Лучшим доказательством этому является фокус правительства вопреки статье Конституции. Но народ наш запуган всякими ВЧК-ОГПУ-НКВД.

Настроения озвучивались следующие:

Бегомль, Советская ул. № 1/2 Шифрину Иосифу

Второго октября нам было еще хорошо, а как только настало 7 часов утра 3-го октября, то стало так плохо, что хуже и быть не может. Для чего столько мук, столько страданий, столько забот, которые я вытерпела за 13 лет моей учебы! Я осталась посреди дороги, не приобрела себе еще специальность. Ох, как жалко всего этого. Мне сейчас так трудно, так больно, когда я вспомню, что я осталась, как лодка без весел посреди пенящегося моря, волны которого гонят тебя то в одну сторону, то в другую, а к берегу не хотят влачить.

Горки, СХ Институт, Солодонову Григорию

Скажи, Гриша, зачем нам выпала такая печальная и тяжелая доля? Неужели нам не придется выйти в люди? Неужели нам, раз... их мать, придется итти работать без законченного образования? Эх, б..., б..., б...!!!

Ранее нигде, ни в каких печатных источниках у нас не сообщалось о студенческих бунтах:

Могилевская обл., Горецкий район, п/о Горы. Анищенко Антонине

Тоничка! Я тебе, когда увидимся, подробно расскажу о восстании в институте, все подробно, что нельзя писать. У нас была просто забастовка. Студентов разгоняли по коридору, не давали стоять группами. Ночью (на самом деле ранним утром. — С.К.), когда услышали по радио закон, подняли такой крик, что все думали — пожар.

Читинская область, ст. Борзя, 126 КАП, Маковец Демьяну Никитичу

В Минске творится что-то невероятное. В БГУ после занятий в аудитории студенты обернули кафедру, в другой — заставили дверь по выходе из аудитории стульями, столами, а сами ушли неизвестными.

Гомель, Лещинская ул., 4, Торгово-кооперативная школа БКС, интернат 3, Павлють Регине Ф.

На Фрунзенской улице собрались 4 октября все студенты и устроили митинг. Милиция разогнала студентов.

Пояснение: на Фрунзенской, 57, находилось общежитие БГУ, и там же 17 марта 1940 года была открыта студенческая столовая на 250 мест. Фактически это место стало общегородским клубом учащихся.

Упоминания стихийного митинга встречаются и в других письмах:

Осиповичский р-н, ст. Свислочь, с/з “Октябрь”, Самыкиной Марине А.

Первый курс абсолютно весь ушел из институтов, и учатся только “хайки”. Знаешь, вот эти дни — 3, 5, 6-го по Минску было не пройти. Все получили за первый месяц стипендию, и больше нет как учиться, так они напиваются и тогда группами ходят, буянят и безобразничают на Пролетарке. Все эти ночи лазили к девчатам в общежитие за чемоданами. А на Фрунзовке студенты устроили митинг многомиллионный (так в оригинале. — С.К.), их разгоняла милиция.

Ст. Калинковичи, Подольская ул.,18. Пасекунову П.С.

Едем и орем, чтобы не было скучно. Прохожие смотрят на нас и говорят: “Студенты теперь волнуются, как народники в былые времена”.

Белостокская область, Сопотскинский район, санаторий Святск, зубврачу Шепелевич С.И.

Ты себе не представляешь, что творится в институте. Целые бунты. Лекции не слушают, идут наперекор ассистентам, шумят, кричат. На общей лекции пишут такие записки, прямо ужасно. Например: “Как Вас теперь назвать — товарищ профессор, или господин профессор, ведь мы идем к старому?”.

Ново-Борисов, Комсомольская, 22. Городской Елене:

В Минске теперь неразбериха, контрреволюционные лозунги, происходит массовое разложение, пускают всякие враждебные слухи.

Спустя десятилетия можно усмехнуться над наивными суждениями вроде следующего:

Витебск, Красноармейская, 21, Колдобскому И.С.

Я бы советовал написать коллективное письмо тов. Сталину с просьбой дать возможность закончить институт старшим курсам. Попробуйте, попытка не пытка, авось что-нибудь и выйдет.

И, как и положено, пошли всевозможные слухи, начались ожидания чего-то невероятного:

Ст. Калинковичи, ул. Кагановича, 46, Шупило Г.П.

Что теперь только ни говорят. Говорят, что как-будто бы наш Медицинский институт сделают Военной Академией. Другие говорят, что дадут стипендию старшим курсам. Вообще, говорят много, а в результате пока нет ничего. ...5 октября один студент Пединститута 4-го курса бросился под трамвай и его зарезало.

Постановление, несомненно, отражалось и на преподавателях:

Москва, Стромынка, 32, к. 247, Козак Леониду

Все доценты уговаривают студентов не бросать, потому что уменьшится количество групп и они будут меньше зарабатывать.

Как ответная реакция — началась паника среди сельских учителей, фельдшеров и прочих не сильно ученых специалистов. Прошел слух, что их заменят студентами-старшекурсниками столичных вузов:

Полесская область, Паричский р-н, м. Шатилки, Шатилковская СШ, ученице 10-го класса Манкевич Шуре

У нас 3-го было собрание всего Педагогического института, там говорили, что теперь и учителей будут “щупать”, на место некоторых пошлют студентов 4-го курса.

Студенчество ударилось в отчаянный разгул:

Вилейка, Горком КП(б)Б, Камай Мане

Маня, могу прямо сказать, что уже больше 5 дней, как я пьянствую. В красном уголке интерната всегда до 4 часов ночи шумно. Одним словом, жить стало веселее, жить стало лучше.

БССР, г. Климовичи, Октябрьская ул., 23. Кокотько Нине

В общежитиях с ума сходят, не знаешь, куда бежать, только бы не слышать этого дикого воя.

Началось жесткое размежевание молодежи по партийно-политическому признаку:

Речицкий р-н, дер. Волчья Гора, Стрельченко Павлу Андреевичу

В постановлении СНК СССР сказано, что стипендия назначается студентам-отличникам, т. е. получающим Сталинскую стипендию. А кто ее получает, вы, конечно, понимаете. Это секретарь парторганизации, секретарь комсомольского комитета и еще кое-кто из таких же.

И также — размежевание по признакам социально-имущественным:

Наровля, детдом. Зайцеву А.

Из дому мало кому могут помочь. Помощь может быть только сынкам профессоров, инженеров, да и других ответственных работников.

Обратим внимание, что инженер в ту пору — пока еще “ответственный работник”, представитель имущей прослойки:

Октябрьский р-н, Протасовский сельсовет. Трофимовичу Семену Дмитриевичу

У нас в БГУ говорят: пусть учатся сынки инженеров, которые могут платить.

Мозырь, ул. Михайловская, 1, кв.14. Серко Д.Г.

Некоторым хоть бы что, получили телеграммы: “Не волнуйся, деньги вышлем”. Федос говорит, что теперь среди учащихся не будет лодырей, а я говорю, что раньше были студенты — иждивенцы государства, а теперь будут господа-студенты в шляпах. Преподаватели смеются, а может, и беспокоятся, что им не будет работы, когда студенты разбегутся.

Узденский р-н, Теплинский сельсовет, дер. Караневская, Мелешкевич Л.Э.

Этот указ издали потому, что перестали нуждаться в стипендии. Студенты лучше жили тех, кто работает — лучшая одежда. Примерно, наши некоторые студенты пальто носят по последней моде, шляпа по цвету пальто, туфли модельные. А платье, кажется, под пальто как раз было бы хорошо и ситцевое, но носят обязательно шерстяное или шелковое. А откуда они брали, то неизвестно. Да, стало очень много интеллигенции, а работать некому.

Начались судорожные попытки трудоустройства:

Челябинская область, Щучанский район, село Щучье, Журавлеву И.

Был такой случай: в театр нужен был гардеробщик и за 2 часа было подано 150 заявлений на одно это место.

Магадан, ст. Хатанга, п/я 1406, Муха Петру

Наши девушки ходят на грязную работу перебирать картофель на складе. Представляют себя интеллигентами, а вдруг картофель. Трудно привыкать. Я почти 3 года физически не работала. Сегодня так устала, бросаючи мешки с капустой, что свет не мил. На работу пошли в 8 часов утра, пришли в два часа домой. Съела черного хлеба пустого, а с 4 часов до 10 на занятия. Очень тяжело. А на руки жуть смотреть.

Студентов страшил печально известный указ от 26 июня 1940 г. об отдаче под суд за опоздание и прогул на работе. Описываются случаи с друзьями и знакомыми:

ГССР, гор. Шаумян, п/я ВУД-4, Александровичу И.П.

Юзик опоздал на несколько минут, его осудили — платить 4 месяца 20 процентов из сотни.

Ст. Дараганово, Ивановой Надежде Павловне

Я уже думала устроиться работать хоть на ночной смене. Так пойми, сейчас так строго, так много судят и не считаются — ты студент или рабочий. У нас уже осудили трех студентов: работали и опоздали.

Страшила перспектива вернуться как побитому в родную деревню, приступить к крестьянскому труду:

Быховский район, дер. Смалица, Рахубову Егору Степ.

Я сама, дорогие папаша и мамаша, рыдаю, что не придется мне учиться. Все студенты института едут домой, а я, если приеду, то куда я денусь: итти работать в колхоз сейчас неприлично.

Бобруйск, п/о Глуша, совхоз “Коминтерн”, Шах М.М.

Мамка, чтоб вы знали, что делается в Минске, что делают студенты! Если бы вы знали, сколько мы с Гертой вылили слез. Я как подумаю, что опять возвращаюсь в “Коминтерн”, то лучше готова принять смерть. Эх, маманя, так возвращаться стыдно!

Последующий неизбежный призыв в армию воспринимался с мрачным философизмом:

Ст. Негорелое Дзержинского района, Кизину Герцу

Парни говорят: “Что нам отцов обирать — все равно на войне убьют”.

А вот что писал студент, уже надевший солдатскую шинель — во время “ворошиловского” призыва осени 1939 года:

Ленинград, ул. Льва Толстого, 7. Борисовой И.А.

Не хочу отказываться от учебы и тем более сейчас остаться в армии и защищать сынишек и дочек верхушки нашего общества. Закон отныне поделил людей на богатых и бедных. Так сильно подействовал этот закон на массу студентов, одетых в шинели. У нас теперь остались серые дни службы и смутные понятия. Что ни будет потом, но мы одеты, обуты, сыты (относительно), а вы и не одеты, и не обуты, и не сыты (относительно). Когда мы выйдем и запрудим серыми шинелями коридоры учебных заведений, мы будем люты, ибо мы будем голодны учебой.

Характерно, что нигде тогда — ни в официальных документах, ни в откликах студенчества — не было даже намека на обсуждение возможности денежного кредита на образование.

Ну и попробуем хоть как-то усмехнуться над следующим письмом:

Барановичи, Светиловская, дом № 37, Якубовской Ромуальде Константиновне

Пока еще хожу на лекции. В дальнейшем сам не могу придумать и решил ожидать дядю. Как скажет, так и будет. Мне лично почему-то хочется поехать в колхоз председателем, обзавестись кое-каким хозяйством...

И моментально пополнился студенческий фольклор:

Бобруйск, п/о Глуша, стеклозавод “Коминтерн”, Черняк В.Ф.

У нас составили “теоремы-аксиомы” про этот закон. Например: 1) Если число рублей, которые нужно платить, стремится к 400, то число студентов стремится к нулю; 2) Если стипендия стремится к нулю, то расстояние до института стремится к бесконечности.

Показал я эти письма специалисту по истории белорусских вузов. В качестве ответа получил обзорный очерк о предвоенных ректорах Белорусского университета, о качестве тогдашнего преподавания и составе студентов. Вот примечательный фрагмент:

“В предвоенном году механизм БГУ продолжал работать по инерции. Аресты, а также атмосфера враждебности, подозрительности, недоверия подрывали весь учебный, научный процесс.

Наблюдалось падение дисциплины, практически все студенты регулярно пропускали занятия. Все острее сказывалась зависимость университета от временно приезжающих преподавателей. Количество их составляло половину (!) всех научных работников БГУ. Под них подстраивались расписания, но „гастролеры” почти всегда не выполняли до конца учебные планы, и те без конца менялись. 12 кафедр не имели ни одного профессора, 30 аспирантов — научных руководителей. В библиотеке отсутствовали необходимые учебники (и это не удивительно, потому что прежние, написанные „врагами народа”, сжигались на кострах). Естественно, виноватыми в этих и других бедах объявлялись „враги народа”, орудовавшие в наркомате просвещения и в БГУ.

Дисциплина среди студентов не улучшалась — занятия пропускали целыми группами. Правда, и посещать особенно было нечего, учитывая кадровый голод. Так, на первом курсе истфака не читались важные дисциплины (история древнего Востока, история первобытнообщинного общества и пр.). Предлагались только политэкономия и русский язык, проводились занятия по физкультуре — всего не больше 3—4 часов в день.

Среди студентов господствовали настроения иждивенчества. Первокурсники жаловались в газету, дирекции и общественным организациям, что в комнатах общежития уборщицы более 20 (!) дней ни разу не мыли и не подметали пол. А чтобы убрать комнаты самим... Очевидно, подобная мысль рабоче-крестьянским детям в головы не приходила!”

То была уже не сталинская молодежь, а молодежь сталинщины...

Нисколько не жалко юных карьеристов с комсомольскими и партийными билетами, которые набивались в вузы ради формальных дипломов. Мало сочувствия вызывает и женская часть студенчества, которая следовала мещанской сентенции: “ВУЗ — это Выйти Удачно Замуж”.

Резюме тут следующее. Советская власть готовилась к войне, и потому приняла жесткое решение в отношении масс полубездельной “образованщины”.

“А вот вас, дармоедов, к станку — мордой в мазут!”

Последнюю “студенческую” сводку народный комиссар внутренних дел Белорусской ССР комиссар государственной безопасности 3-го ранга Л.Ф.Цанава собственноручно датировал 23-м октября 1940 года. А через восемь месяцев... Тут сделаем выдержку из письма, которое было адресовано Егору Артемьевичу Синявскому в колхоз имени Буденного Белыничского района. Оно содержало удивительно точный прогноз:

Мне, человеку почти с высшим образованием, сейчас, очевидно, придется тянуть лямку армейца. Совсем недалек тот зловещий час, когда нам придется воевать. Прежде всего нам придется столкнуться с Германией и Японией, которые подготовлены к войне чрезвычайно сильно. В этой мировой войне люди будут гибнуть в гораздо большем количестве, чем в первой империалистической войне 1914-1918 годов. Хорошо будет, если у нас продлится мирное состояние до лета следующего года...

И действительно, летом грянула Великая война. Скверно то, что на фронт ушла молодежь, которая усвоила: доверять ЭТОЙ ВЛАСТИ нельзя.

А впрочем, война многое покрыла и многое списала. В 1943 году Совнарком начал принимать постановления об освобождении от платы за учебу: сначала — узбеков, каракалпаков, таджиков и представителей других "окраинных" народов, затем дошла очередь до уволенных по ранению фронтовиков.

Полностью платность обучения отменили в 1954-1957 годах — следом за ликвидацией раздельного обучения мальчиков и девочек. В ту пору советские лидеры реже стали использовать слово "интеллигент" в качестве ругательства. В стране начиналась вынужденная интеллектуальная мобилизация.

Режим требовал все более умных читателей чужих писем и слушателей чужих разговоров.