Гимназистка

(правленый вариант)

   Как - то всё не так вышло.

   Я вспоминаю тебя, когда слышу песню «Гимназистки румяные...» Нет. Это не правда. Моя душа всегда вспоминает тебя. Я не знаю, где ты сейчас. Помнишь меня или забыла, но не это тревожит меня. Я не могу смириться с тем, что никогда тебя уже не увижу. Это так. Это правда, но почему я тогда веду бесполезную борьбу с собой? Кто толкает меня к этому? Вера? Но я же не верю во встречу. Воспоминания.

   Начиналось всё с Киева. Я прилетел из Москвы в командировку в Киев. Лето. Мне захотелось искупаться, и я пошёл к Днепру.

   Я не верю, что это была случайная встреча. Я верю, что мы должны были встретиться. И если бы мы не встретились, то ничего не изменилось бы в этом мире, но мир изменился, потому что в нём два человека превратились в Одно.

   В этот же день вечером мы гуляли по Киеву. Пробивалась полнотелая Луна, нагоняя на город бледный свет, который к полуночи превратился в ярко – жгучий. К утру он схлынул, уступив место рассветным солнечным лучам.

   Я был молод, силен, а ты одновременно и грустная, и задорная.

   Как мало времени нам отвела судьба. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, она отвела столько времени, сколько было нам предназначено. Может быть, в нашей судьбе уже было заложено то, что должно было свершиться и свершилось, но мы не знали.

   Ты вскоре улетела в Ленинград, а я остался в Киеве.

Аэропорт Борисполь. Вечер и исчезающий в ночном небе мигающий огонёк. Это было красиво. Вечная борьба света и темени. Тогда я не думал об этом и не знал, что она коснётся и меня, и тебя.

   Мы созванивались каждый день. Мы слышали голоса друг друга, хотя расстояние пыталось их замять, как память пытается у меня отобрать твой образ, но душа не отдаёт.

   Слова. Они прорывались сквозь время, и тогда мне казалось, что достаточно протянуть руку, чтобы почувствовать тепло её руки. Меня и сейчас не оставляет это ощущение, но действительность выбивает чувства, но чем больше она выбивает, тем больше возрастает моё сопротивление.

   После Киева мне нужно было возвращаться в Москву, но я вырвался в Ленинград.

   Ты помнишь, что первые три дня я жил в гостинице (забыл название), в номере, из окна которого я видел окно твоей квартиры в доме на Невском проспекте, а через три дня ты сказала: переезжай ко мне. Почему мне это запомнилось? Может быть потому, что это больше никогда не повторится.

   Я каждое утро провожал тебя на работу, ты была преподавателем музыки, и подолгу простаивал возле окна музыкального училища, слушал, как ты играла.

- Уходи, ради Бога, - говорила ты, открыв форточку. - У меня все путается в голове, когда ты стоишь под окном.

   А я не уходил даже тогда, когда шёл дождь. Ты распахивала окно и напевала «… пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам…». И мне хотелось быть пешеходом и бежать с ней по лужам, В Ленинграде часто шли дожди. Я называл этот город – городом дождей.

   Мне пришлось купить зонт. Ты помнишь, как ветер вырвал его из моих рук, когда мы шли по мосту через Фонтанку и зашвырнул в воду.

- Я в первый раз вижу, как плавают зонты, - сказала ты. - Раскрытые не тонут.

   Долго тянулись дни до вечера. Я заходил в твою квартиру. Там был твой запах. Я выходил и шатался по Невскому проспекту. Рядом шла твоя музыка.

   Фонтанка, Финский залив с холодным, порывистым ветром. Исаакиевский собор со смотровой площадкой. Как красив был город с высоты, но это был город на земле.

   Я забыл многие места, где мы были с тобой, но я помню, что, где бы мы с тобой не были, мы были Одно.

   Глядя на тебя, мне иногда казалось, что ты родилась прежде, чем родился этот мир. Ты смеялась и спрашивала, как это может быть. Это не реально. Я настаивал на своём, потому что это говорил не мой разум, разум всегда полон сомнений, это говорило что-то сверхчувственное во мне к тебе.

   Ты помнишь свою соседку. Она всегда улыбалась, когда встречала нас на лестничной площадке.

- Вы таки должны скоро иметь свадьбу! – говорила она. - Ей, ей!

   А цветы. Мы покупали их огромными охапками, и ты ставила их в большие вазы. Я не помню название этих цветов, но это были необыкновенные цветы. Мне казалось, что они светились ночью. А может быть, я уже и путаю.. Это светились не цветы, а твои глаза. А когда ты играла на пианино и пела «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные...», я присаживался рядом и смотрел, как стремительно бегали твои длинные пальцы по чёрным и белым клавишам.

   Гимназистка! Мне пришлось уехать в Москву, из которой меня послали в Афганистан. Я выжил, потому что я воевал не со смертью, а с людьми, у которых была такая же плоть и кровь, как у меня. Я видел их лица, они тоже были такими, как и моё. А ты боролась с той, что не имеет ни плоти, ни крови, чьё лицо никто и никогда не видел и не увидит.

   Стремительно пронеслась твоя жизнь. Полыхнула, промчалась, блеснула озаряющим светом и расплескалась по Вселенной, из которой, как мне кажется, я часто слышу твой голос: поживи, порадуйся, а потом приходи ко мне.

   Это только кажется.

   В Питере много кладбищ, но я знаю только одно.