Детский дом на Волге

    Из  Ленинграда   где-то в  1955-1956 г.   нас , брошенных родителями детей, привезли поездом в детский дом, который был расположен чуть ли не на берегу Волги,  в городе  Хвалынске.

  Мне было тогда около 6-ти лет. Мы, детдомовские дошкольники жили  отдельно. По  достижении семи лет нас тожественно с подарками и цветами (и запомнился еще мед на праздничном столе) переводили  в другой  детский дом,  где  жили (и учились) дети школьного возраста.  До перехода  в   “школьники” запомнилось , как  мы  с нетерпением ждали того часа, когда нас строем поведут в столовую. За столом нужно было обязательно быстренько схватить  горбушку хлеба.  Почему-то это было “престижно”.  Не  знаю, почему.

 Воспитатели были хорошими.  Они устраивали для нас новогоднюю елку.  Мальчики были зайчиками, а девочки, естественно, - снежинками.  Воспитатели всем коллективом для нас из снега делали  немаленькую  горку.  Эту горку обязательно  поливали водой.  И мы на санках (и без санок) с нее съезжали. Не помню, чтобы нас за что-нибудь ругали.  Думаю, что просто жалели  нас, брошенных.  Занимались с нами пением. Я неплохо пел и меня  “взяли ” в хор.   Петь я любил,  но на “большую сцену” не тянул: не выговаривал две буквы  -  “с” и  “к”.

Я об этом моем “дефекте” даже и не догадывался.  Никто из воспитателей  мне об этом не говорил и никто из детей меня не дразнил.
 Перевод в  “школьный” детский дом запомнился лучше.

 Особенно запомнилась молодая воспитательница, которая  откровенно издевалась над одним  тихим  мальчиком. Любимым ее наказанием было одевать этого мальчика (да и некоторых других мальчиков) в девичью одежду.

Для нас это было большим позором. Меня почему-то так не одевали. По-видимому, я бурно реагировал -  и меня эта особа не трогала. Наказанием был также  запрет на выход из помещения. А ведь все самое интересное  было снаружи: была конюшня, были дрова, где мы прятались и устраивали тайники. Так  что этот запрет был для нас  суровым наказанием.

   Жизнь теперь была не такой, как раньше. Жаловаться считалось позором. Поэтому моя психика находила обычный способ облегчения -  поток слез в подушку перед сном. И поливая  слезами подушку , я обращался  к воображаемой матери : “мама, ну когда ты приедешь и заберешь меня отсюда”.   Но потом понемногу психика адаптировалась, и детдомовская жизнь потекла своим чередом.