Кто угрожает России?

Текст: Абдулла Ринат Мухаметов

В России можно говорить о росте «политического нигилизма», направленного на отрицание всего того, что делает правящий класс (рост экстремизма, популярность риторики ненависти в интернете, волна низовых антикоррупционных разоблачений и протестов против мигалок). Во всех этих движениях можно обнаружить ненависть к правящим элитам, к «истеблишменту», к созданным им институтам и практикам.

Но, действительно, ли можно говорить об отторжении обществом всего, что сопутствует элитам – институтов, стиля жизни, практик поведения и т.д.? Откуда возникает такой тип ненависти и чем его можно объяснить? Действительно ли, речь идет о глубоком расколе «общество-элита» или же есть только глубокое убеждение, что этот раскол существует и он глубокий?

Да, люди не очень любят власть, но подсознательно стихийно пока еще исходят из того, что другие, т.е. контрэлитные группы, еще хуже. Презрение к начальству, к государству, к его институтам у нас всегда было. Для россиян характерно ругать свою Родину даже при первой же встрече с иностранцами, но если сами иностранцы критикую Россию, то наш человек вскипает от праведного патриотического гнева. Эти настроения не могут быть политическим ресурсом. И я бы не сказал, что сегодня ненависть к элитам уже резко подскочила, хотя первые ласточки есть.

Я думаю, все может измениться, когда на арену выйдет поколение 30-40-летних, которое начинает осознавать не только экономические интересы, но и политические. Это тот самый средний класс в российском варианте, который давно ждали. Их запрос четко либерален. Эти люди знают Запад с его плюсами и минусами и сознательно ориентируются на него, в отличие от демократов-романтиков 80-х и 90-х, которые скорее любили не Запад, а тот его образ, который сами же создали в своих головах.

Они вернут либералов в полном смысле во власть. Это база новых российских либералов.

Поколение среднего класса, назовем его так, понимает, что им лично нужно от политиков для жизни и благосостояния, и что не нужно. Поэтому их мало волнует, «что ООН решил про Гондурас», но волнует ценообразование на бензин, понизятся ли проценты на ипотечные кредиты в результате вступления в ВТО и почему торговые центры закрываются в 10, а не в 12. Более того, они совершено искренне не понимают, почему надо запрещать гей-парады.

Их ненависть, точнее неприятие, к самой сути традиционной российской цивилизации принципиальна, фундаментальна. Как аллергик не приемлет то, что вызывает у него зуд. Эта главная ненависть в стратегическом плане для российской государственности.

Причем весьма вероятно, что этот российский неолиберализм будет иметь значительную долю культурного расизма. Т.е. поколение 30-40-летних не имеет стойкого неприятия людей именно по цвету кожи и разрезу глаз, но у него резкое отторжение к людям с иным культурным и цивилизационным типом поведения и просто к тем, кто не в состоянии подняться до их уровня, еще хуже если они являются приезжими и неевропейской внешности.

Потенциальная социальная база неолибералов сегодня наслаждается тем, что им перепадает от нефтедолларов. Они днем сидят в офисах, а вечером в барах. Между собой они высмеивают окружающую действительность, которую, кстати, во многом сами же поддерживают и создают. В приватных разговорах возмущаются «мигалками», РосПилом», «путинизмом» и двуумвиратом, но внешне остаются опорой лоялизма. И делают это сознательно, считая, что время идти вперед еще не пришло. По умолчанию они исходят из того, что нынешние перегибы где-то неизбежны и, может быть, даже необходимы.

Но скоро эти люди потребуют большего и захотят изменить страну под себя. Причем время работает на этот процесс: с годами таких людей все больше, а традиционных россиян, белых и красных, все меньше. Ресурс политической ненависти в них накапливается.

Короче, мне видится, что тот самый средний класс, являющийся опорой либеральной демократии и рынка, в России почти созрел. Он находится между взаимно отчуждающимися традиционным советско-россиянским обществом и олигархическо-бюрократической элитой. Неприятие этого среднего класса направлено на обоих. Это сообщество может изменить и то, и другое – и власть, и общество, и вообще все государство. Для российской цивилизации это куда более серьезный вызов, чем т.н.

исламский экстремизм.

А что элита?

В силу, видимо, хозяйственного и географического характера у нас сложился такой порядок, когда элита как бы колонизировала свое население. Т.е. население воспринимается как объект для наживы. И, что самое интересное, население в целом традиционно принимает такой порядок. Немного возмущается, но принимает. «И вы, мундиры голубые. И ты, им преданный народ», - писал еще Лермонтов. Если бы не так, то власть давно бы была свергнута, как в Египте.

Элита опирается и сохраняется не благодаря каким-то группам населения, а благодаря вот этой глубинной русской, византийско-ордынской, политической культуре. Но перегибать палку и слишком демонстративно испытывать ненависть-презрение к населению так, что «даже кушать не могу», как выражался герой известного фильма, очень опасно: иначе можно вызвать к жизни пугачевский архетип, который по-разному персонифицировался в истории – то в виде Ленина, то Ельцина.

Оппозиция

Оппозиции надо дать место в реальном политическом процессе. Тогда она будет менее склонна к радикализации. И не будет пока особенно успешной, я думаю. При всех вопросах к выборам, на мой взгляд, курс власти, несмотря ни на что, получает поддержку населения.

А так у нас те же националисты и православные активисты могут скоро уподобиться кавказским «лесным братьям». Опасные симптомы уже есть – вспомните приморских партизан и нападения скинхедов на милиционеров. Еще более опасно, если те и другие найдут общий язык в виде отторжения России как единого федеративного многонационального государства.

Если же говорить с позиций самой оппозиции, то она, безусловно, будет стараться действовать на всех уровнях, используя все возможности, тем более если открываются новые перспективы. Это естественно в ходе борьбы за власть и наиболее эффективно. Ленин в свое время признавал ошибочность первоначальной установки на бойкот думской работы. Революционеры действовали и в нелегальном пространстве, и заседали в парламенте. А, в конце концов, Владимир Ильич оказался в Кремле.

Ненависть и деполитизация

Экстремальная ненависть при полной покорности характерна для традиционного российского социального организма, который не привык и не умеет осознавать свои права и интересы, и то, как личная жизнь связана с политическими процессами. Люди стихийно полагают, что то, что наверху, к их жизни отношения не имеет. Даже сегодня, когда идут эпохальные реформы в образовании, ЖКХ, здравоохранении и т.д., касающиеся жизни каждого конкретного человека, люди не то, что не имеют позиции, вообще мало о происходящем, кто знает.

Объяснение корней этого, на мой взгляд, банально: люди чувствуют себя не гражданами, а подданными. Это традиционно для России, это ее родовая черта.

Но это не касается того поколения 3—40-летних, о котором я говорил. Эти люди из иного мира, из другого теста, и они могут сделать из России другое государство и по характеру, и по размерам, и по составу. Жизнь в последнем одним может понравиться, другим нет, что уже другой вопрос.

Кстати, буря на Ближнем Востоке сейчас – это тоже дело молодого среднего класса, которые оторвалось от традиционной среды своих стран.

Интернет – всему голова?

Статистика утверждает, что в России доля политического интернета непропорционально больше, чем во всем мире. Но опять, как показывают события в том же Египте, Интернета маловато будет для канализации протеста. До поры до времени он выполняет такую социально-политическую терапевтическую роль, но виртуальный мир все равно не заменяет реального. И люди выходят на улицу.

Необходимы, конечно, механизмы включения тех, кто создает и читает Интернет, в реальный политический процесс в том или ином виде. Т.е. Интернет должен быть средством для участия граждан в жизни государства (речь не о возможности отправки сообщений в президентский «Твиттер»), а не канализации их энергии. В последнем случае канализированный в Сеть протест, в конце концов, из виртуального выходит в реал.

Абдулла Ринат Мухаметов