Леонид Изосов: Зверьё и человеки

(зарисовки с дикой натуры)

Леонид Изосов

Кстати, о собаках…

Посвящается моему другу Николаю Николаевичу Матюшонку

«И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звёздами в снег».
Сергей Есенин

1

Так вот, кстати, о собаках. Собаки, как и люди, тоже бывают очень сильно разные. Например, овчарки, которые вместе с конными немецкими автоматчиками гнали нас по Задонскому шоссе в концлагерь, или те же немецкие овчарки, рвавшие в колымских лагерях моего великого земляка – Поэта и Мученика Анатолия Жигулина, которого я знал лично.

Когда я слышу визгливый собачий лай, то мне становится не по себе – вероятно, из глубин моего сознания поднимается тёмный страх, который я испытал в раннем детстве.  А Анатолий Жигулин как-то сказал, что он после лагерей, вообще, ненавидит собак и не может на них смотреть …

Или взять выдрессированных на погоню и убийство пограничных собак … Или –собак, которые во время войны подрывали танки, неся на себе взрывчатку … Или – тюремных или охотничьих собак, которые держат медведя за штаны … Или – лютых бойцовых тварей, отличающихся исключительной тупостью. Это всё – произведения “Царя Природы”, который не только загадил почти всю Землю, но и взялся переделывать братьев наших меньших … В том числе, и собак. Того и гляди – дойдёт и до себя.

…Но есть и другие собаки – часто беспородные – дворняги, в которых намешано всяких кровей. Они, как правило, добрые, весёлые и имеют мозги более сложно устроенные, чем у вышеназванных тварей. Таких, как они, наверное, любил философ Диоген, на могиле которого был установлен бронзовый бюст собаки.

Но мы здесь постараемся рассмотреть самых разных представителей собачьего сообщества, не претендуя на научный подход к этой проблеме. Как говорил Владимир Маяковский – “мелкая философия на глубоких местах”. Просто опишем известные нам случаи, которые как-то проливают свет на затронутую проблему.

2

В 80-х годах прошлого века я занимался геологической съёмкой на советско-китайской границе, и мне много раз приходилось жить на погранзаставах. Время тогда было тревожное и моему отряду давали прикрытие – два автоматчика, один из них – с собакой, шедший впереди; зам. по бою, и замыкающий группу пулеметчик. Там-то я и познакомился со служебными собачками.

Обычно – это огромные немецкие овчарки, которых называют так, чтобы в имени была буква р: Берта, Марта, Руслан … Их постоянно тренируют на солдатах, которым одевают так называемую “дреску” – ватную куртку с длинными рукавами, армированными бамбуковыми палками. Но всё равно после такой дрессировки, как говорили погранцы, от сдавливания мощными собачьими челюстями страшно болят руки.

…Когда обнаруживают нарушителя границы, дают команда: “Стой! – Фас!” Первая часть предназначается нарушителю, а вторая – собаке. Эти два – стегающие как хлыст – слова разделены некоторым временным интервалом, во время которого овчарка рычит,  напрягается, выкатывает глаза, шерсть у неё на загривке поднимается дыбом, зубы оскаливаются в страшной улыбке … Потом её спускают с поводка, и она несётся вперёд, пока не догонит врага. Собачка со всего разгона прыгает на него, валяет на землю и сильно кусает за ногу. Нарушитель должен лечь вниз лицом и не шевелиться, иначе следующим оперативным действием собаки будет отрывание у него головы.

Такая собака должна слушаться своего проводника с первого же слова, потому что, сами понимаете, что может произойти, если она не подчинится …

…Как-то путь нашему отряду пересекла коза – она выпрыгнула из высокой травы – красно-оранжевая, такая аппетитная … И Берта не выдержала – кинулась вслед за ней. Каждый раз, когда проводник кричал ей: “Берта – ко мне!”, она вздрагивала в прыжке всем телом, но не могла остановиться – азартная была бабёнка. Но, наконец, очнулась от наваждения и, виновато опустив голову, чуть ли не на коленях, подползла к своему хозяину. А хозяин был – маленький, шупленький сержант, может быть такого же веса, как и она. Он поправил за спиной автомат, взял эту самую Берту за ошейник и стал со всей мочи бить её сапогами в живот. Кто-то из нас чего-то там сказал в её защиту, но сержант, не останавливая экзекуцию, так ощетинился в ответ, что стало страшно. Вот поэтому служебные собаки обычно слушаются своих проводников … и выполняют их команды с первого раза.

Мы, вообще, там постоянно видели этих собак и постоянно, можно сказать, с ними общались. Бывало, набьёмся в переднее отделение будки на ГАЗ-66-ом – я с двумя своими геологами, да ещё служебная собака, та же Берта …  Водила как рванёт с места – такая у них мода была у погранцов – и полетели ..

А дорога, сами понимаете, какая в горах; машину шкивает, как какую-нибудь лодчонку в шторм, будка то и дело колотится о дубы … А Берта положит свою крокодилью голову мне на колени, и при каждом толчке скалится и рычит … Но рычит не злобно, а так … как бы жалуется.

…Однажды стояли мы около одной погранзаставы на ходовой речке – по ней как раз шла сима. Ну и мы после маршрутов ловили её, и тут же солили и коптили по-быстрому над костром.

Ночевать в самих заставах, как показал опыт, было невозможно. В каждом помещении там в углу висел огромный репродуктор … Бывало, только сомкнёшь глаза – Застава, в ружье!!! Грохот сапог, лай собак, рёв машины …

Через некоторое время тревожная группа возвращается – оказывается, в проволоку попала коза, или там ещё кто … Опять грохот сапог, этот лай …

При той заставе жило человек десять собак – не служебных, а их отпрысков, рождённых в результате свободной любви. Каких только там экземпляров не было: и маленькие и огромные … Одна собачка, помню, была длинная с большой мордой, но на коротких, как у таксы, ногах; она напоминала сороконожку … Другой пёс по кличке Индус был похож на Алексея Максимовича Горького – сядет у костра сушиться после дождя – и так глубоко задумчиво смотрит в огонь – ну, прямо, портрет гениального писателя – лоб, глаза, нос, усы …

Жили эти собаки на воле, на заставе их подкармливали, но, в основном, они промышляли сами в лесу или тёрлись около нашего лагеря, где им доставались рыбьи потроха и объедки.

Одного пса из этой стаи мы встретили однажды в маршруте – сидели, поедали паёк, который нам выдали на заставе… И вдруг слышим страшный треск, рёв… Из зарослей вылетает огромный изюбр, глаза белые, пасть – в пене … И опять – нырь в кусты… А за ним, как на крыльях летит, как показалось, здоровенный волчара. Тут погранцы наперебой закричали: “Дембель, Дембель, падла, иди сюда!” “Волчара” тут же прекратил погоню, убрал с лица зверский оскал и степенно приблизился к нам, где его ждало скромное угощение.

…А изюбр долго ещё громыхал копытами по гальке, стараясь как можно дальше удалиться от нашего дружного коллектива.

Так вот, среди этого разношерстного собачьего сброда как-то появился очень странный пёс ростом с небольшого телка. У него был стальной взгляд. Дашь ему, бывало, попить или чего-нибудь поесть – он всё это примет, а потом так посмотрит – прямо в зрачки – что невольно почувствуешь к нему уважение. Раз во время дождя он влез в палатку и … как отряхнулся! Шерсть-то у него была, что у медведя, но запахло такой густой псиной … Бичи завопили: “Пшёл отсюда, козёл! Пшёл!” Но пёс вышел не сразу – постоял, смерил всех поочерёдно тяжелым взглядом и медленно удалился.

Вскоре выяснилось, что это пограничный пёс Руслан, который сбежал из вольера, перемахнув через высокий забор. Его потом разыскали и увели ребята с заставы.

3

Видел я также, как две могучие лайки – Тайфун и Шайтан – загнали кабана–секача и, рыча и захлёбываясь от злости, кидались на него, пока того не пристрелили. После этого они стали рвать ещё шевелящегося зверя и их с трудом от него оттащили.

Кабана разделали, хозяин дал собакам куски шкуры, и они сожрали их, несмотря на то, что шерсть у этого секача, была густая, длинная и очень жёсткая. Охотник сказал, что это полезная пища – она прочищает желудок и выгоняет глистов, не к обеду будь сказано.

…А к слову сказать, этот охотник Андриан был мастер своего дела. Пока мы ехали на легковом “газике” по разбитой скользкой дороге, он несколько раз выскакивал на ходу из машины – слышался хлопок – бац! – и к нам на колени летел – к превеликому удовольствию лаек – трепыхающийся весь в крови фазан. Андриан садился на переднее место и, повернувшись к нам невнятно сквозь густую – карлмарксовскую – бороду говорил: “Херсним еслинезавалим чушку будечемзакусить”. Он знал, что мы привезли с собой море выпивки, и заранее беспокоился о нашем столе.

Кабана мы всё-таки завалили, найдя его по следам на снегу. Их заметил Андриан – он выхватил горсть рыхлого снега со следом: “Смори, смори – горячий!”; зачем-то обнюхал его и бросил.

Потом мы подняли целое стадо свиней, и они со страшным рёвом, как чёрные стрелы, понеслись по глубокому снегу среди кедров. Но в одну чушку всё-таки попали… Мясо у неё пахло кедровыми орехами.

…Очень лютые и так называемые норовые собаки. Была у нас такая по кличке Эльдар. У этого Эльдара ноги были на редкость кривые, а когда он бежал по дороге, то тело его находилось, чуть ли, не перпендикулярно к ней.

Его запускали в барсучьи норы осенью, когда их обитатели устраиваются на зимнюю спячку. Эта довольно неприятное зрелище: сначала в норе слышится такой подземный гул, а потом оттуда с визгом вылетают ощетинившиеся Эльдар и барсук и, сцепившись, катаются по земле. Надо ухитриться побыстрее убить палкой барсука, потому что это очень сильный зверь с многочисленными острыми зубами, которыми он запросто прокусывает носок сапога. Бывали такие случаи.

4

…Особенно злы сторожевые псы. Бррр… Конечно, что им остаётся? Они и день, и ночь сидят на цепи, бегают, гремя ею по проволоке, по двору и копят свою ненависть, чтобы потом на ком-то её сорвать. Они-то ясно понимают, какую установку дал им хозяин, и стараются выполнить её как можно лучше, со всем собачьим холопским усердием.

Помню, приехали мы как-то на свадьбу в один полузаброшенный железнодорожный посёлочек на самой окраине нашей необъятной Родины. Вокруг него стояли огромные морщинистые деды–тополя, и растекалась какая-то неземная дремотная тишина.

…Да, в таких местах надо побывать хоть разок в жизни, чтобы понять, что такое Пространство и Время. Хотя, может, это – одно и то же.

В больших городах человек превращается в винтик какого-то страшного в своей ненужности механизма, а где-нибудь в дремучей тайге, на пустынном берегу реки или океана, или на таком вот полустанке, где поезд проползает раз в сутки в Китай, чувствуешь себя не винтиком, а частицей – атомом, или молекулой, а точнее – клеткой – необъятного живого организма …

Ну, да ладно … Вернёмся к нашим собакам.

Но сначала надо сказать, что отец невесты по характеру был железной натурой. В том смысле, что, встретив нас и с порога посадив за стол, заявил: “Геологи!? Так! – сразу усе – по стакану́ самогона! А то не буду ни с кем гутарить!”

…Ну, что тут оставалось …. Понятно, что потом пошло дело – началось веселье, в некоторых деталях – непредсказуемое. Гармошка, гитара, подозрительно лихая невеста, бабы, девки, свои, чужие … Кто их там разберёт …

Выйдя во двор проветрится, я по дощатому настилу проследовал в известное сооружение, и, проходя мимо собачьей будки, познакомился с её обитателем – чёрным волкодавом.

Мы обнялись, побеседовали на свободные темы и, возможно, даже расцеловались.

А наутро, ещё не похмелившись, проходя по тем же делам мимо Шарика, я, было, протянул руку, чтобы погладить его … И … ему не хватило ангстрема, чтобы вцепиться мне в горло … Не пустила короткая цепь…

Шарик бился, обливался пеной и хрипел, что твой Луи Армстронг.

Тут на крыльцо вывалился хозяин, как его там – Ерофей Моисеич, или Моисей Ерофеич – и объяснил мне, дураку, что авчерась ты был сильно выпимше и поэтому Шарик тя не тронул, а сегодня – тверёзый … Служба у его такая у Шарика … Ты вот похмелися, сказал он мне, и можешь опять с ъим хучь челомкаться … Но я с большим удовольствием последовал почему-то только первому его совету.

Если говорить о злобных тварях, то нельзя не вспомнить бойцовых собак, которых, по-видимому, для защиты заводят очень многие старики, да и не только они. Это, вообще, монстры. Я знаю людей, которые, выводя таких пёсиков на прогулку, вставляют им в пасти толстые палки. И эти пёсики при встрече с каждым прохожим рычат, воют, дёргаются на поводке, обливаясь слюнями, грызут палки и бешено выкатывают глаза.

Да, такие люди значительно глупее собак, а может быть, даже и насекомых. Они думают, что эти мутанты их защищают. Ну-ну… Уже известны многочисленные случаи, когда такие собачки загрызали до смерти своих хозяев, не говоря уже о посторонних. Можно сказать, что радость от общения с ними весьма сомнительная.

…В одной горной деревушке мы с отрядом жили у солдат – там располагался пункт ВНОС – воздушное наблюдение–оповещение–связь. Командиром у них был старший сержант Володя, который пустил нас к себе в казарму за небольшое вознаграждение. Известное дело – какое…

Вообще, жизнь у служивых  там была привольная. Вокруг пасеки, пасечницы, медовуха …

Володя каждый вечер, рванув пару кружечек, брал гитару и жалостливо пел «как служил солдат службу царскую», а потом начинал со всеми бороться…  Борьба была до победного конца, с закатыванием под кровати … иногда с лёгким мордобоем – переходящая в потасовку, которую разнимали добровольные судьи.

После этого все отряхивали пыль с ушей и с обмундирования, мирно садились за стол и уже капитально принимали на грудь, а Володя в определённое время выходил на связь:

— нъянъдевятнадцатый – нътоварищнъполковник – нъунаснъвсёвпорррядке – нъдосвязи ….

При этой точке солдаты держали овчарку, про которую часто забывали и которую почти не кормили. Когда мы первый раз приехали к ним, эта собака, плоская и ребристая, как стиральная доска, висела на верёвке около будки. Не повешенная, а просто, стоя на ногах, висела от слабости на верёвке – она вышла встречать нас. Ну, и мы с пиршественного стола кинули ей половинку копчёной кабаньей головы.

Я к чему всё это рассказываю – чтобы подчеркнуть некоторые особенности собак. Так вот эта голодная Пальма слопала всю костомаху – разгрызла вместе с челюстью и зубами. Она гоняла её по обледенелой земле, подлезала под неё, кружилась вокруг … Голод – не тётка. Но какая сила, а?!

Мы потом увезли Пальму с собой, и она долго ещё жила вместе с другими приблудными ребятами, путешествуя по роду нашей службы по горам и долам. То ли, от долго голодания, то ли, от природы у неё были скорбные еврейские глаза – как у Альберта Эйнштейна, вобравшие, как казалось, всю Печаль Мира.

5

С поведением собак у меня связаны многие юмористические воспоминания. Существуют, если можно так выразиться, собаки–комики. Не то, чтобы они специально хохмили, но, порой глядя на них, нельзя было удержаться от смеха.

Был в нашей своре прогонистый, мосластый кобель по кличке Барыга, с огромными полустоячими ушами и карими весёлыми глазами. Когда отряд садился за стол и принимался в охотку наворачивать какое-нибудь хлёбово (нам коклет ня надо, нам бы хлёбова поболе), Барыга устраивался рядом и начинал делать те же движения, что и едящие. То есть, раскрывал рот, жевал, шумно глотал … И делал это он до того уморительно, что всегда находился какой-нибудь добряк, который, рассмеявшись, отрывался от своего занятия и подкармливал пса. Поэтому Барыга всегда получал пищу первым, вне очереди, когда приходило время кормить остальных собак.

Вряд ли, он сознательно пользовался этим приёмом, чтобы вымогать еду. Хотя что-то такое в этом было …

Повторюсь – ввиду важности момента: я уже давно пришёл к выводу, что многие животные, в том числе и насекомые, бывают умнее многих людей. Но давайте умолчим об этом, чтобы не обидеть “Царя Природы” …

…Вся эта кодла жила и кормилась при нашем отряде, который с весны до снега мотался по тайге. Утром собаки нажирались объедков с барского стола, мы уходили на работу, а они “охраняли” лагерь – целыми днями валялись, как тряпки, на солнце, если было холодно, или – в тени, если было жарко, и спали, сопя и храпя на все окрестности….

Зато ночами псины оживлялись и начинали бороться – ухали, крякали, кидали друг друга на землю … При этом звенела поваленная посуда и взвизгивал: “А-я-яй!” маленький кобелёк по кличке Доктор. Этого Доктора нам подсунули в одной деревушке под видом щенка. А потом оказалось, что это – старый, хитрый и ленивый пёс. Но – с гонором. Поэтому он лез в самую гущу схватки и оказывался под падающими телами тяжеловесов, которые в азарте схватки не считались с его социальным статусом и старостью.

…Как-то к нам в гости – к экспедиторам – пришли девицы из соседнего посёлка. Так обычно в этих местах называют геологов. “А кто отец мальчика?” “Экспедиция”. Подобные посещения часто этим и кончаются. Тайга … Скука … Почти все молодые ребята в городах обретаются ….

Так вот. Сидели мы у костра … Гитара, песни … разговоры. К полночи как-то успокоились. Молчали. Прохладная ночь, звёзды … Опять же – Луна. Собаки тоже сидели кругом у костра. И одна из них – Джордж, серая лайка с голубыми глазами, задумчиво смотря на огонь, громко испустила газы …

Конечно, тут была атмосфера любовной романтики и все сначала как бы не обратили на это внимания, но потом, когда Джордж также невозмутимо ахнул ещё пару раз, компания не выдержала и зашлась в хохоте.

Тоже своего рода юмор.

Есть у меня подозрение, что Джордж делал это нарочно. Но об этом приходится только догадываться.

…Некоторые из собак, вероятно, считавшие себя охотниками, иногда увязывались со мною в маршрут. Идешь себе по тайге, а собака убежит вперёд и слышно как она облаивает белку – задирает морду вверх, или нарвалась на ежа и взвизгивает, потому что тот подпрыгивает и колет ей морду. А иной раз выгонит какого-нибудь зверя – кабана, или кого ещё. Весело.

Но, бывает, вдруг охотница, ни с того ни с сего, вроде бы, начинает путаться под ногами, то вперёд залезет, мешая идти, то плетётся сзади, и получает по носу пятками…

Это значит – рядом тигр. Амба. Он большой любитель собак, лошадей и других подобных созданий.

Вот возьмём, к примеру, енотовидных собак, которые во множестве водятся в нашей тайге. К ним тигр очень неравнодушен и таскает их из речек, где те, в свою очередь, охотятся на всякую мелкую живность. Из-за такого неравнодушия, даже своеобразной любви, вся жизнь этих тоже собак проходит, можно сказать, в ужасе.

Весь юмор поведения этих собак, которых местные неправильно называют енотами, заключается в том, что, когда такая животина попадает в какую-нибудь переделку – или на глаза охотнику, или машина её осветит фарами – она падает на спину, задирает ноги вверх и притворяется мёртвой. Также в случае опасности поступают и  некоторые жуки. Правда, это уже другая история … Какой в этом смысл, трудно сказать. Но юмор своеобразный есть … Только не для них.

…А один кобель – старый мохнатый и седой старик – вышел из будки, когда я входил в деревенский дом, и, по-видимому, хотел облаять меня … Но … закашлялся, как показалось – плюнул с досадой, махнул рукой, и, гремя цепью, залез обратно в будку и больше не выходил, пока я был во дворе.

Мы с хозяином расхохотались. Застыдилси, сказал тот мне; ды, ему уж больше двадцати годов, чего ж ты хотишь. Ну, прямо, комик… Умней, чем иной человек, добавил он, как бы подтверждая мои мысли.

…А ещё было … Как-то шофёр привёз из города слепого кобеля – он, говорит, хороший сторож – слепой-то! А весь юмор состоял в том, что этот пёс был дико пугливый. Он на каждый звук по ночам отвечал страшно громким лаем. А таких шорохов, сами знаете, в тайге бывает масса – то сухой листик под ветром шевельнётся, то филин ухнет, то козёл гавкнет, то ещё чего …

Причём этот лай был, как пулемётная очередь – дррррр! – резкий, неожиданный… Бичи возмущались – не даёть падла спать тут пашешь-пашешь и поспать нельзя – и пришлось отдать этого Тарзана соседнему пасечнику. Тот был очень доволен, потому что к нему повадился ходить по ночам медведь – ломать ульи. И наш оратор пришёлся весьма кстати – он так заходился в непрерывном лае, что распугал всё зверьё в округе.

А дедушке спать он не мешал, потому что тот был всё время балдой – медовухи-то у него было немеряно. В чём мы сами с удовольствием и убедились.

…Зимой как-то выехали на участок – понадобилось срочно отобрать несколько проб из канав. Заночевали в домике рубленном. Растопили печь, накрыли стол, хорошо посидели и залезли в спальники   .

К утру, конечно, хата выстыла (морозы были под 400С), и два больших брата–щенка, что были с нами – Чук и Гек – забились под днище чуть тёплой печи. Они распластались там, как камбалы, и всё время говорили: “Уй-й … Уй-ё…”

К тому же всю ночь около старой конюшни лазали тигры. Они также истоптали всё крыльцо и снег вокруг него. Конечно, братья их чуяли, и страх ещё больше усугублял страдания. Своего рода односторонний юмор тут тоже присутствовал – нам было смешно, но собачкам, ясно, было не до шуток.

…Или вот ещё юмор, но уже, так сказать, со стороны собак. Однажды глухой зимней ночью я шёл двадцать километров к себе на базу партии по лесной дороге. Какая нужда понесла меня в такое время – не помню. По дороге то и дело попадались мелкие хутора – избы с чёрными окнами, вверху – сверкающая кристаллами небесная бездна. В таких поселениях часто – собак больше, чем людей. На ночь псин обычно спускают с цепей.

…Я шел по возможности тихо, чтобы не привлекать к себе собачье внимание, но снег под сапогами скрипел так, что мне казалось, этот скрип был слышен на несколько километров вокруг. И за мной, конечно, увязывалось множество собак – они кружились и увивались вокруг меня и я, следуя известному в таких случаях приёму, называл их наобум по именам: “Волчок! Барсик! Найда! Чита! Шарик!” И это действовало – они не лаяли, не кидались на меня, а с таинственным видом заглядывали мне в глаза, разевали, по-крокодильи пасти, притворно зевая, а некоторые даже тёрлись о сапоги.

По всему чувствовалось, что им было весело, они как бы развлекались от нечего делать. Когда я проходил их хуторок, они на околице постепенно, как бы с сожалением, отставали. А в другой деревушке всё повторялось сначала.

6

…А на одной пасеке жил дедок по прозвищу Брехун. Когда мы первый раз приехали в этот район, чтобы осмотреться и выбрать место для лагеря, из кустов вылез старичок–моховичок и с места в карьер спросил: “Знаете, робятки, как называется энтот ключ?” — “Нет.” — “Ключ Иващенко. А вон энта гора? Да нет! Нет! Вон энта – самая большая?” — “Нет.” — “Сопка Иващенко.” — “А знаете, хто такой Иващенко?” — “Нет.” — “Энто – я! А что ж, на ваших картах энтого нет? Дык напишите!”

…Уже стояла глубокая холодная осень, нас не радовала перспектива жить в палатках, и дед с превеликим удовольствием пустил нас к себе на фатеру. Ларчик-то, как оказалось, открывался просто – ему были нужны внимательные слушатели. Своим, в том числе, жене, он, вероятно, страшно надоел. А по природе это был прирождённый – и очень талантливый – брехун.

В первый же вечер, когда мы промокшие, с рюкзаками, полными проб, притащились с сопок, он выкатил нам пузатый чайник медовухи и … началось.

…За окошком хлещет холодный дождь, а в хате – тепло, уютно, винище кидает в сон, веки – будто мёдом намазанные … Но – надо слушать ….

Был у меня хороший такой собачка Барсик я с ъим завсегда с мясом Иной раз слышу чевой-то там Барсик разлаялси? Выхожу а он к крыльцу изюбря пригнал … Ну что тут делать? Ясное дело – за ружьё и …

Дед был неистощим. В другой раз по его словам выходило, что за Барсика сосед отдавал корову и стог сена … Но он, ни в какую, не соглашался.

А как-то я захворал уволокли меня у район у больницу … А на сердце чевой-то нехорошо томления какая-то Чую недоброе чего-то … Как возвернулся домой так и есть – Глянул во дворе стоить стог сена и корова стоить привязанная … Я к бабе– где Барсик? где Барсик? говорю .. .

Тут приходилось страшно крепиться, чтобы не заржать во всю глотку и не остановить поток благодати, изливающийся на нас.

Не гнушался дед и самокритики.

Как-то раз скрал я кабана – секача килограмм на двести весу Приложился думаю половину туши у район отвезу продам у столовую а половину пропью! Стре́лил – мимо … Там веточку перед стволом не заметил– пулю-то и отбило … Я ружьё положил на землю и – кулаками себе по морде! по морде!: вот тебе столовая! вот тебе пьянка!

Дед иногда даже входил и в интимные подробности, обсуждая свою семейную жизнь. Слушателем он почему-то избрал одного канавщика – здоровенного молчаливого детину – наверное, считал его солидным человеком.

Поставив перед ним чайник с брагой, он доверительно начинал … Предположим, што вы – моя жена …. На что канавщик взрывался – Ды я тебе, падла, щас …  Но дед тоненьким вежливым голосом ему … Ды нет нет … Просто … Ну предположим што вы – моя жена…

И так продолжалось до тех пор, пока чайник не пустел и разговор также не иссякал.

…Если говорить в данном случае о собаках, то юмор тут конечно присутствовал – со стороны деда-Брехуна. А вот существовал  ли, вообще, такой Барсик – это, конечно, вопрос. Мы-то его не видели. Да и жену деда – тоже.

7

…Ну а вот еще – современная городская картинка … Это уже совсем другой – демократический мир, совсем другие люди и совсем другой – чёрный – юмор.

…На железнодорожной станции, ожидая электричку, стояла женщина с огромным кобелём – толстая, чёрная, беспощадно накрашенная и дымила сигаретой, как паровоз.

Потом она бросила окурок и смачно харкнула на перрон. Кобель, как по команде, сгорбился, присел и стал со страшным треском испражняться.

Какой-то пьяный искренне залюбовался этим зрелищем и кивнул собачнице: “Слышь, давай садись и ты с ним рядом”.  

Когда женщина открыла свой ротик, алкаша как ветром смело с перрона, и как говорят в народе, толпа упала.

И только какой-то интеллигент с узкой грудной клеткой ехидно прошелестел – тихо, но так, чтобы окружающие услышали: “Ну, и страна! Надо же – у нас свиньи держат собак!”

***

…Чтобы не заканчивать наш рассказ на такой тоскливой ноте, вспомним-ка что-нибудь получше, пооптимистичнее.

…Бывало, выйдешь из тайги – усталый, потный, весь в комарах – на светлую чистую полянку, и шагаешь легко по траве, дыша полной грудью, напевая какую-нибудь вольную песню … Что ты жадно глядишь на доро-о-гу в стороне от весёлых подруг …

А рыжий дворняга Степан прыгает во все стороны, ловит кузнечиков, влажно шмякая пастью. Кузнечики крупные, жирные, наверное, вкусные …

Сядешь где-нибудь под кедрухой описывать отобранные в маршруте образцы, а Степан зайдёт сзади, разгребёт лапами сухую листву – проверяет, нет ли змеи? – сядет и прижмётся горячей спиной к моей спине. Охраняет… Потом слышно, как он слегка захрапит, уронит голову… Очнётся, вскинется… И опять сторожит. И так далее…

Да, есть среди них неплохие – верные ребята.

Они, как и люди, становятся такими, когда живут на воле.

Окончание следует