Сталинистам - паукерам нашего времени в подарок!

Должен признаться в своей тайной страстишке - обожаю сталинистов! Эти ребята до того веселят своей тупостью, что с ними трудно кого либо поставить рядом, разве что антисемитов, что вполне естественно, поскольку Сталин тоже был антисемитом. Как и его дружок Гитлер, с которым они сначала делили Европу, а потом с взаимного перепугу разодрались. А посему не могу не поздравить сталинистов с днём околения их рябого  кумира. Надеюсь, чтение отрывков из этих мемуаров принесёт им истинное наслаждение.

___________________________________________________________________________________________________

В начале марта все вдруг переменилось: притихли дежурные сержанты в коридорах, перестали по-хамски хлопать дверями камер. Вопли обреченных на смерть и избиваемых смертным боем не нарушали более тишину кингирского политизолятора.

8 марта 1953 года всех повели в баню. В предбаннике нас ждал волосатый молодой парень, с ходу начавший со слов:

— Усатый подох!

Мы смотрели один на другого. Нет, на такую дурацкую провокацию нас не поймаешь. Но парень все повторял:

— Подох... Подох... Усрался... шестого марта отдал концы...

В камере его сообщение взволнованно обсуждалось. Доводы за и против сменяли друг друга. Правда ли это? — вот что любой ценой нам хотелось узнать.

На следующий день Андрей Гуков стал проситься на допрос. Сержант отмахнулся от него: какие там допросы, когда в Кремле все вверх дном...

После обеда Андрей вскрыл себе вену осколком ...стекла, и его тотчас же унесли на носилках в больничное отделение (чекисты боятся попыток самоубийства). А на другой день он уже снова был среди нас с вырезанными из «Правды» несколькими строчками сообщения о том, что великого вождя и учителя нет больше в живых.

До конца апреля мы оставались в тюрьме. Но то была уже иная тюрьма. Предъявленные нам обвинения отпали. Нас перевели из политизолятора в БУР. Надзиратели «добродушно и дружески» обнадеживали нас, советуя подождать немного, совсем немного, и нас переведут обратно в лагерь, где все станет гораздо лучше, чем до сих пор. В стране намечаются большие перемены. С нарушениями советской законности будет скоро покончено, начинается новое время, лагеря будут ликвидироваться.

В первые месяцы после смерти Сталина еще чувствовался страх, но на это раз боялись чекисты; будущее внушало им опасения и тревогу. Необходимо «было доказать, что органы еще понадобятся, и выдержать во что бы то ни стало испытания первого послесталинского периода. При всех обстоятельствах! Как они его перекроют? Какой ценой?

— Задумывались вы уже о том, что можно сделать, чтобы не смотреть больше на эту стену? — спросил меня Кузнецов.

Он в третий раз пришел в амбулаторию, где я в это время практически занимал должность второго врача. Без оформления, понятно; после шестимесячного пребывания в следственном изоляторе право работать врачом было у меня отобрано; но мне признали инвалидность, а вольнонаемный врач, доктор Хайкин, относился ко мне хорошо и всегда находил основания привлечь меня к работе.

Кузнецов смотрел в окно, в то время как я крупными буквами вписывал диагноз в историю его болезни: «язва желудка».

Мне не нужно было отрываться, чтобы знать, что торчало у него перед глазами: в нескольких метрах от маленького больничного барака стояла каменная стена, отделявшая наш третий лагпункт от второго. Из другого окна тоже было видно стену — высота 8 м, толщина 60 см, — опоясывавшую весь комплекс; да и позади амбулатории проходила стена — вокруг изолятора, из которого меня недавно выпустили. Да и бараки, в которых мы жили, тоже были каменные.

— Вы думаете, что увидите меньше камней, если посносить стены? Весь Кингир — сплошной камень.

— Однако не крепость! Да и при крепости стоит пребывать только в двух должностях: командующего — обороной или осадой.

Я взглянул на него и поймал иронический проблеск в усмешке его узких серых глаз. Этот проблеск подчеркивал впечатление силы, исходившей от невысокой, но коренастой фигуры и лысой головы этого человека.

— Изнутри тоже можно вести осаду! — вырвалось у меня.

Вообще-то доверие к другому заключенному устанавливалось у нас не так скоро. И когда Кузнецов прибыл к нам несколько недель тому назад, мы в какой-то момент посчитали было его открытую манеру держаться за провокацию. Мы не сразу поняли, что это проявление его сути. Его унизили и оскорбили до самой глубины души, и он не мог теперь сдержать ненависть. Кузнецов сходу покорил наши сердца.

— Я тоже «покоритель Берлина», — смеялся он в ответ на выражение наших симпатий.

Он и в самом деле штурмовал Берлин. Он вошел туда во главе танкового полка и пять лет прослужил в составе советской оккупационной армии. В 1950 году его арестовали и осудили на 25 лет принудительных работ, обвинив в том, что он «хотел увести полк на Запад». В конце 1953 года, после трех лет скитаний по отечественным местам заключения, он прибыл в наш лагерь специального режима. После этого разговора наша дружба с Кузнецовым окончательно закрепилась. Я пробыл уже пять лет в лагерях, когда его арестовали, и принадлежал к числу заключенных строителей социализма в Казахстане, когда он еще служил в составе советских оккупационных войск в Германии.

Подпольные группы были у нас в Кингире и до появления Кузнецова. Наш лагерь считался штрафным, и, начиная с 1952 года, сюда переводили из Экибастуза лишь особо строптивых заключенных. А в число специальных задач нашего начальства входила, без сомнения, и забота об установлении и изоляции еще и «опаснейших» из нас. В первое время оперуполномоченные пользовались для этого стукачами. Но западные украинцы, составлявшие около шестидесяти процентов заключенных в лагере, создали самооборону и в течение года перебили чуть ли не сотню стукачей. Когда в феврале 1953 года вышел закон о высшей мере за убийство в лагере, над целым рядом «самооборонцев» провели процессы. В это время попал в изолятор и я. Мне приписывали, будто я отдал «приказ о ликвидации» выдвинутого из среды заключенных коменданта Ф. Его убили без моего участия, но это было трудно доказать, тем более, что люди слышали, как я возмущался его делами, от которых пострадал не один мой товарищ. Мое дело еще разбиралось, когда умер Сталин, и его смерть спасла мне жизнь. Вместе с другими подследственными меня выпустили через несколько недель после 5 марта.

Слишком явно радоваться смерти «Хозяина» никто, однако, в России не смел. Уже в июне 1953 года в лагерь привезли больше сотни только что осужденных зэков; все получили по двадцать пять лет за то, что в день смерти Сталина напились от радости...

http://www.golubinski.ru/history/ferenz.htm

____________________________________________________________________________________________________

В 1932 или 1933 году произошел небольшой инцидент, в результате которого открылось тайное сталинское пристрастие и в то же время особо деликатный характер некоторых поручений, исполняемых Паукером. Дело было так. В Москву приехал из Праги чехословацкий резидент НКВД Смирнов (Глинский). Выслушав его служебный доклад, Слуцкий попросил его зайти к Паукеру, у которого имеется какое-то поручение, связанное с Чехословакией. Паукер предупредил Смирнова, что разговор должен остаться строго между ними. Он буквально ошарашил своего собеседника, вынув из сейфа и раскрыв перед ним альбом порнографических рисунков. Видя изумление Смирнова, Паукер сказал, что эти рисунки выполнены известным дореволюционным художником С.

У русских эмигрантов, проживающих в Чехословакии, должны найтись другие рисунки подобного рода, выполненные тем же художником. Необходимо скупить по возможности все такие произведения С., но обязательно через посредников и таким образом, чтобы никто не смог догадаться, что они предназначаются для советского посольства. "Денег на это не жалейте", – добавил Паукер.

Смирнов, выросший в семье ссыльных революционеров, вступивший в партию ещё в царское время, был неприятно поражён тем, что Паукер позволяет себе обращаться к нему с таким заданием, и отказался его выполнять. Крайне возмущенный, он рассказал об этом эпизоде нескольким друзьям. Однако Слуцкий быстро погасил его негодование, предупредив ещё раз, чтобы Смирнов держал язык за зубами: рисунки приобретаются для самого хозяина! В тот же день Смирнов был вызван к заместителю наркома внутренних дел Агранову, который с нажимом повторил тот же совет. Значительно позднее старый приятель Ягоды Александр Шанин, чьим заместителем я был назначен в 1936 году, рассказал мне, что Паукер скупает для Сталина подобные произведения во многих странах Запада и Востока.

За верную службу Сталин щедро вознаграждал своего незаменимого помощника. Он подарил ему две машины – лимузин "кадиллак" и открытый "линкольн" – и наградил его целыми шестью орденами, в том числе орденом Ленина.

* * *

Паукер был очень экспансивным человеком, и ему трудно бывало удержаться и не рассказать приятелям тот или иной эпизод из жизни "хозяина". Мне казалось, что Паукеру, вероятно, даже не приходит в голову, что вещи, которые он рассказывает, дискредитируют его патрона. Он так слепо обожал Сталина, так уверовал в его неограниченную власть, что даже не сознавал, как выглядят сталинские поступки, если подходить к ним с обычными человеческими мерками.

Истории, которые Паукер рассказывал про Сталина, можно разделить на три группы. Во-первых, истории о его жестокости, под рубрикой "О, когда он выйдет из себя!.."; во-вторых, о его политических интригах – "А как он обвел их вокруг пальца!.."; в-третьих, о том, как он ценит Паукера, – "Отличная работа, Паукер!.."

Мне довелось слышать множество таких историй; перескажу пару наиболее характерных.

В первой половине июня 1932 года Сталин в сопровождении Паукера и многочисленной личной охраны прибыл на отдых в свою резиденцию на Черноморском побережье, недалеко от Сочи. Паукер оставался при нём несколько дней, а затем был послан в Гагры осмотреть новую виллу, выстроенную по приказу Берия в качестве подарка Сталину от Грузинской республики. Там Паукеру пришлось заночевать. По возвращении в Сочи он узнал об эпизоде, который произошел в его отсутствие и был им зачислен в разряд историй "О, когда он выйдет из себя!"

– Этой ночью Сталин проснулся оттого, что где-то поблизости выла собака. Встав с постели и подойдя к окну, он спросил: "Что за собака там воет, спать не дает?" Охранники, дежурившие снаружи, отвечали, что это собака с соседней дачи. "Разыщите её и пристрелите, она мешает мне спать!" – грубо приказал Сталин и захлопнул окно. Наутро он встал в хорошем настроении и принялся за завтрак, но за столом вспомнил о злополучной собаке и спросил старшего охранника:

– Пристрелили собаку?

– Собака ушла, Иосиф Виссарионович, – ответил охранник.

– Вы пристрелили собаку? – повторил Сталин.

– Собаку увели в Гагры, – сказал охранник и пояснил, что это была овчарка, специально обученная водить слепого. Её привёз из Германии сотрудник наркомата земледелия, и теперь она служит проводником его слепому отцу, старому большевику. Старик с собакой уже удалены отсюда.

Сталин рвал и метал. "Сейчас же верните их сюда!" – крикнул он в бешенстве. Испуганный охранник тут же связался по телефону с пограничным постом ОГПУ по дороге на Гагры, и старик с собакой были доставлены в сталинскую резиденцию. Сталин, которому доложили об этом, вышел в сад. Неподалёку действительно стоял слепой старик, держа собаку на поводке.

– Приказы даются, чтобы их выполнять, – заметил Сталин. – Отведите собаку подальше и пристрелите её!..

Охранники хотели тут же забрать собаку, но она ощетинилась и зарычала. Им пришлось потребовать, чтобы старик пошёл с ними, – тогда пошла и она. Сталин не уходил в дом, пока из дальнего конца сада не донеслись два выстрела.

Другой характерный эпизод, также неоднократно повторяемый Паукером со всеми подробностями, относится всё к той же серии "О, когда он выйдет из себя!"

Однажды, проводя отпуск в Сочи, Сталин совершил небольшую поездку вдоль побережья на юг, в направлении Батуми, и на несколько дней задержался в одной из правительственных резиденций, где грузинские, власти устроили в его честь банкет. Среди многочисленных национальных блюд было подано какое-то особенное – мелкая рыбёшка, которую грузинские повара варят, бросая живьём в кипящее масло. Как знаток грузинской кухни Сталин похвалил это блюдо, но тут же со вздохом заметил, что вот такие-то и такие сорта рыб, приготовленные так-то и так, несравненно вкуснее.

Паукер, радуясь, что представляется ещё один случай угодить Сталину, немедля заявил, что завтра же это блюдо будет на столе. Однако один из гостей, завзятый рыболов, возразил, что едва ли это получится, потому что этот вид рыб в это время года скрывается на дне озёр и не показывается на поверхности.

– Чекисты должны уметь достать всё и вся, даже со дна, – поощрительно откликнулся Сталин.

Эта фраза прозвучала как вызов профессиональной смекалке чекистов, и ближайшей ночью группа сталинских охранников с несколькими грузинами-проводниками отправилась в горы, где было озеро, кишащее рыбой. Они волокли с собой ящик ручных гранат. На рассвете соседнюю с озером деревню разбудил грохот взрывов. Жители деревни бросились к озеру, бывшему единственным источником их пропитания, и увидели, что его поверхность покрыта тысячами мёртвых и оглушённых рыб. Люди Паукера с лодок и с берега вглядывались в воду, высматривая нужную им рыбёшку.

Население деревни запротестовало и потребовало, чтобы грабители убирались подобру-поздорову. Но чекисты, не обращая на это внимания, продолжали глушить рыбу гранатами. Чтобы защитить свою собственность, деревенские жители набросились на незваных гостей, рассыпавшихся вдоль берега. Некоторые сбегали в деревню и вернулись с вилами и охотничьими ружьями. Впрочем, до перестрелки дело не дошло. После короткой стычки, в которой с деревенской стороны участвовали в основном женщины, чекисты отправились восвояси.

Вернувшиеся на виллу охранники выглядели, довольно жалко: у одного было расцарапано лицо, у другого заплыл глаз, кому-то оторвали рукав. В корзине с рыбой нашлась всего пара рыбок того сорта, какой нравился Сталину…

Узнав о том, что произошло, Сталин приказал грузинским "органам" арестовать всех жителей деревни, за исключением детей и дряхлых стариков, и сослать их в Казахстан за "антиправительственный мятеж".

– Мы им покажем, чьё это озеро! – злорадно произнёс "отец народов".

http://readr.ru/aleksandr-orlov-taynaya-istoriya-stalinskih-prestupleniy.html

Думается, хватит. Наслажайтесь, ребята! Под Высоцкого помяните своего дохлого кумира. Кстати, и Паукера помяните - в оконцовке "хозяин" своего верного пса тоже отправил на живодёрню. Холуяж не помог.