Две башни власти: либеральная и авторитарная. Чья возьмет?

 

Андрей Столяров к 20 – летию Путина у власти написал в ФБ, что “функционал стабилизации был завершен. На первый план выдвинулся функционал развития. 
И вот тут выяснилось, что президент России, при котором «страна поднялась с колен», этого функционала совершенно не понимает”. И тут же себе противоречит. ‘’Он уже два или три раза решительно заявлял, что нам нужны «прорывы во всех сферах жизни». Правда, как данные прорывы осуществить, президент толком не объяснил, видимо считая это государственной тайной, которую ни в коем случае нельзя разглашать”…

С этим нельзя согласиться, если учесть недавно сказанное Путиным: “Либерализм себя изжил”. Сказано применительно к гуманитарной теме, но совершенно очевидно, что на очереди будет и экономическая. В этой связи уместно обратиься к короткой видеозаметке Дмитрия Травина «О модернизации» (см. https://www.youtube.com/watch?v=iIitqV4bWj8), где автор говорит, что нет ни одной успешной страны, где бы не было рынка. У нас тоже есть. Но несовершенный. Объяснений, почему так,Травин не дает. Но разобраться в этом можно, если сравним рынок как стихию с регулируемым рынком. Стихийный рынок в качестве регулятора – жестокий регулятор. Потому что это естественный отбор: выживает сильнейший, а погибает слабейший. Стихия рынка по определению социально несправедлива. Но рынок, созданный ударом стихии, экономически не эффективен так же, как и советская нерыночная плановая экономика. Потому что не обеспечивает гармонию рынка. Наш рынок создан в результате неестественно возникшей частной собственности путем ваучерной приватизации в купе с залоговыми аукционами и мгновенного отпуска цен. А это и есть удар стихии. Поэтому успешными оказались прежде всего “халявные”  сектора рынка - сырьевой и финансово банковский.

Рассмотрим другую противоположность - регулируемый рынок. Начнем с всеохватного регулирования, когда и рынка не остается. Что и было наглядно продемонстрировано опытом построения коммунизма в СССР. Издержки выражаются в том, что укоренялся патернализм как социальное иждивенчество. Но при этом одновременно подавлялась инициатива людей предприимчивых, что делало экономику неэффективной. Отсюда напрашивается вывод: поскольку истина всегда посередине, то рынок должен быть не стихийным, а регулируемым. Но в меру. А задачей науки должно быть определение критериев этой меры, чтобы власть как управленец должна их использовать на практике.

Если она перегнула палку в сторону госрегулирования (это выход оценочных критериев за пределы), то, получив об этом информацию по обратной связи, власть должна выгибать палку в сторону рыночной свободы. А далее все в обратном порядке.

А либеральные экономисты выводят свои рекомендации не из индикации процесса, а из статистики: раз в развитых странах рынок и демократия дали результат, то и нам надо к этому стремиться. Каким образом – демократически переизбирая власть.. А если еще нет демократии, то майданным путем. Если и этой возможности нет, то терпеливо дожидаться, когда авторитарная власть сама уйдет естественным путем. Чтобы потом в надежде на случай, что повезет, учиться демократии дальше.

Но вернемся к индикации регулируемого рынка. Если нужна индикация как руководство к действию, то в чем проблема? А она в том, что должно быть множество ступеней перехода от советского госплана как регулятора до его полной замены на саморегуляцию рынком. Если двигаться по ступенькам, не перескакивая через несколько сразу, то вместо ударов стихии будут вполне терпимые толчки. Каждая ступенька - это разные экономические модели. При этом каждая из них характеризует условия среды, в которых общество и существует. Это и есть наше бытие. Которое, как известно, и определяет наше сознание. В том числе и ученых.

У  разных групп общества бытие разное. Для одних оно комфортное, а для других дискомфортное. Но те группы, которым комфортно в действующей модели, препятствуют смене модели. В СССР это была партократия, а сегодня это крупная буржуазия и обслуживающая ее бюрократия. А если другими словами, то это коррумпированное чиновничество, включая правительство.

Если на страже интересов властной элиты в СССР были коммунистические идеологи, вешающие лапшу на уши населению, то были и диссиденты. Сегодня их роль выполняет несистемная оппозиция. В том числе либералы в науке с либеральных позиций, просвещающие ту часть населения, которая настроена критично к власти, и подыгрывающие той части властной элиты, которая стремится сохранить действующую модель экономики и свое благополучие в ней, А это противоречит путинскому, что “ либерализм себя изжил”. Поэтому не соглашусь с Андрем Столяровым в том, что “ У нас уже давно сформировался «коллективный Путин» в лице властной элиты и среднего слоя чиновничества.” У нас власть не только многобашенная по числу башен в Кремле, но и, что важнее, двухбашенная. Но почему Путин с этим пока мирится, тема отдельной статьи.