80 лет назад был совершен первый «огненный таран»
5 августа 1939 года военный летчик Михаил Ююкин первым в мире применил таран самолетом против наземной цели. Офицер погиб, уничтожив много японских солдат и офицеров. Во время Великой Отечественной войны этот прием использовали и другие советские асы, чьи воздушные машины подбили враги.
Считается, что первым в истории воздушный таран применил основоположник высшего пилотажа Петр Нестеров. Совершив за первую неделю Первой мировой войны 28 вылетов, 8 сентября (по новому стилю) 1914 года он протаранил австрийский самолет, производивший воздушную разведку. Нестеров не планировал уничтожать борт неприятеля ценой собственной жизни. За неимением на своем аэроплане оружия он планировал ударить колесами сверху, однако в его расчеты вкралась ошибка. При столкновении Нестерова выбросило вперед, и он погиб, ударившись виском о ветровое стекло.
25 лет спустя в небе воевали уже совершенно другие самолеты – это были настоящие летающие танки. Уже три месяца Советский Союз вел изнурительные бои с японцами в районе границы Монголии и образованного японской военной администрацией на территории Маньчжурии марионеточного государства Маньчжоу-го.
Согласно позиции Москвы, начало конфликту положили требования Токио о признании реки Халхин-Гол границей между Манчжоу-го и Монголией, несмотря на то, что реальная разграничительная линия проходила на 20-25 км восточнее.
Основной причиной такого требования являлось желание японцев обезопасить строящийся участок железной дороги, проложенный к границе СССР в районе Иркутска и озера Байкал — вероятно, на этом направлении противник в будущем планировал свое наступление. Советские представители расценивали Монголию как «важный участок международной революции», делая акцент на ее ключевом стратегическом положении в Центральной Азии и на Дальнем Востоке.
Обстановка в и без того неспокойном районе существенно накалилась в 1939 году в связи с приходом к власти в Японии нового правительства, провозгласившего расширение империи «до Байкала». Разработанный генеральным штабом японской армии план предусматривал сосредоточение основных усилий на западном направлении — через Монголию на советское Забайкалье. Другой вариант предполагал нанесение главного удара в Приморье.
5 августа 1939 года командование приказало 150-му скоростному бомбардировочному авиационному полку, где батальонным комиссаром служил военный летчик Михаил Ююкин, провести бомбардировку тыловых позиций японских войск в районе города Халун-Аршан.
В книге Виталия Рыбалки «Крылья Родины» этому асу дается такая характеристика:
«Горячий, порывистый, он лишь совсем недавно вступил в новую для себя должность. Ему хотелось как можно скорее и ближе узнать летчиков в деле».
На выполнение задания вылетела группа военных самолетов, среди которых был экипаж в составе командира Ююкина, штурмана Александра Морковкина и стрелка-радиста Петра Разбойникова. Бомбардировщик успешно избавился от боезапаса. Однако после окончания бомбометания в левый двигатель самолета попал зенитный снаряд.
Как указывается в книге Тимура Бортаковского «Остаться в живых! Неизвестные страницы Великой Отечественной», Ююкин попытался скольжением сбить пламя, однако это ему не удалось. Машина стремительно теряла высоту, а до линии фронта оставалось свыше 20 км. Осознав, что ситуация близка к критической, Ююкин приказал экипажу эвакуироваться, после чего направил горящий бомбардировщик в скопление японских военных.
«Пламя все больше и больше расползалось по плоскости самолета, — описывалось в «Крыльях Родины». – Удушливый дым проникал в кабины штурмана и летчика. Но Ююкин упрямо вел машину вперед».
Покинуть самолет успел только Морковин. Выпрыгнув с парашютом и сумев избежать плена, штурман через сутки вернулся в расположение своей части. А Разбойников разделил судьбу Ююкина – оба погибли при таране наземной цели. Он уже приготовился прыгать, но, поняв, что их машина еще находится над территорией противника, отказался от намерения и остался в своей кабине.
«Советские бомбардировщики выходили на цель. Кругом рвались шрапнели вражеской зенитки. Клочья черного дыма ложились то ниже, то выше самолетов. Вот сбросил бомбы на врага командир Бурмистров. Следом за ним вышел на цель комиссар Ююкин. Смертельный груз сброшен, — сообщала газета «Сталинский сокол». — Левым разворотом комиссар отводит свою машину, чтобы уступить место другим.
В это время у его левого мотора раздался взрыв и брызнуло яркое пламя: прямое попадание шального снаряда зенитки.
Комиссар принимает решение: чтобы сбить огонь, он делает скольжение вправо, летчик дает время своему экипажу приготовиться к прыжку. Стрелок Разбойников — один из лучших людей части — сбрасывает маску и поднимается с места, но, увидев, что самолет над территорией врага, садится обратно. На соседних самолетах товарищи видели, как комиссар железной рукой развернул горящий самолет и резким пикированием направил его в самую гущу скопления противника».
Героическая гибель летчиков попала в газеты и, как водится, обросла слухами и домыслами. Писали, что Ююкин якобы направил подбитый самолет прямо во вражеский дзот или на артиллерийскую батарею. На самом деле конкретная «мишень», равно как и точное число жертв с японской стороны, неизвестны. Очевидцев, способных подробно описать момент катастрофы и его последствия для сил неприятеля, среди бойцов Красной армии не оказалось. Скорее всего, не существует точных свидетельств атаки и в японских военных архивах.
Если верить другой легенде, единственным спасшимся из объятого пламенем бомбардировщика был вовсе не Морковкин, следы которого затем теряются, а Николай Гастелло, служивший в том же 150-м авиаполку. Его очередь обессмертить свое имя, как известно, пришла позже.
После Ююкина таран подбитым самолетом наземных объектов получил достаточно широкое распространение. В следующей войне Советского Союза, с Финляндией, на самоубийственную акцию отважился капитан Константин Орлов. 11 марта 1940 года он, будучи подбит при выполнении боевого задания в районе реки Сякки-Ярви, направил свой бомбардировщик в скопление вражеской пехоты и техники.
Во время Великой Отечественной войны воздушный таран был применен уже в первые часы после нападения нацистской Германии. На рассвете 22 июня, в 4 утра с небольшим, практически одновременно свои самолеты направила в самолеты противника Дмитрий Кокорев, Иван Иванови Леонид Бутелин. Источники хранят несколько версий, кто же из них был самым первым. А вот что по этому поводу писал в 1960-е Сергей Смирнов в своей книге «Рассказы о неизвестных героях»:
«Кто же все-таки совершил первый таран в Великой Отечественной войне, спросит читатель: Иванов или Кокорев?
Думаю, что установить это со всей точностью будет просто невозможно. Да и важно ли это в конце концов? Пусть все эти имена: Кокорева и Иванова, Бутелина и Петра Рябцева — будут отныне и навсегда вписаны в боевую историю нашей авиации, и Родина воздаст должное памяти отважных летчиков, славных продолжателей знаменитого русского сокола Петра Нестерова, которые грудью прикрыли небо Родины в грозный час войны».
Также известно, что Петр Чиркин несколько часов спустя совершил первый таран наземной цели. Вопреки распространенному заблуждению, сослуживец Ююкина по Халхин-Голу капитан Гастелло не был первым – он героически погиб 26 июня. Однако судьбе было угодно распорядиться так, что именно его таран нашел наибольшее отражение в газетах и литературе, прославив летчика как одного из главных героев ВОВ. Впервые о нем было публично упомянуто 5 июля 1941 года в вечерней сводке Совинформбюро:
«Героический подвиг совершил командир эскадрильи капитан Гастелло. Снаряд вражеской зенитки попал в бензиновый бак его самолета.
Бесстрашный командир направил охваченный пламенем самолет на скопление автомашин и бензиновых цистерн противника. Десятки германских машин и цистерн взорвались вместе с самолетом героя».
«Не пример ли комиссара Ююкина вдохновил Гастелло? – задавался вопросом автор статьи в журнале «Коммунист вооруженных сил». – Ведь именно Ююкин, как свидетельствуют архивные документы, был инструктором у молодого летчика Гастелло, учил его летать, сражаться, любить Родину…»
Комментарии
"Когда прикажет страна стать героем - у нас героем становится любой"...
Эта строчка Лебедева-Кумача с 1934 года воспитывала миллионы советских людей, и стала тем, что называется самосбывающимся прогнозом.
Подобно нынешнему "так все же воруют!" и т.п.
Японцы многократно повторили его подвиг в Перл-Харборе.