«Я НЕ ЖИЛ В 5-ЗВЁЗДОЧНЫХ ОТЕЛЯХ» Что советские министры советуют нынешним?

«Я НЕ ЖИЛ В 5-ЗВЁЗДОЧНЫХ ОТЕЛЯХ»

Что советские министры советуют нынешним?

Оказывается, наряду с кабинетом министров РФ до сих пор существует и Совет министров СССР.
"АиФ" встретился с председателем этого общественного совета, последним министром станкостроения Николаем Паничевым и выяснил, что ветераны правительства думают о проблемах современной отечественной промышленности. 
Алексей Макурин, «АиФ»: Николай Александрович, сколько министров в вашем совете? 
Николай Паничев: До сих пор здравствуют 37 бывших руководителей министерств СССР и РСФСР. Многим уже под 90 и больше. Но кого ни возьми – опыт колоссальный, мы прошли в своих отраслях все ступеньки. Я начинал работать на станкостроительном заводе учеником токаря. А сейчас у многих руководителей Мин­промторга нет даже технического образования. Когда я встречаюсь с такими «эффективными менеджерами», чувствую, что им неинтересно со мной говорить. Они думают о финансовых потоках, а продукцию, выпуск которой курируют, не понимают.
– Хотя бы желание использовать опыт своих предшественников есть? 
– Когда премьером был Евгений Примаков, он создал при Правительстве РФ консультативный совет из советских министров. Было решено, что все отраслевые новации должны проходить его экспертизу. Затем совет распустили. Как-то я рассказал о нём нынешнему главе Минпромторга Денису Мантурову. Он попросил собрать всех промышленников. Но с 2014 г. мы встречались только 3 раза. Министерство поздравляет нас с праздниками, а реально наши предложения не задействует. 
– Что лично вы предлагали? 
– Самая большая проблема сегодня в том, что нет технологической политики, позволяю­щей планировать разработку новых станков. Никто не знает, какое оборудование понадобится через несколько лет авиастроению, ракетостроению, тяжёлому машиностроению… Все наши отраслевые НИИ погибли после приватизации! В 2011 г. была принята федеральная программа, по которой на станкопром было выделено 5,6 млрд руб. И я тогда предложил создать на базе института «ВНИИинструмент» научный центр, сделав его голов­ной организацией по развитию отрасли. Что в итоге? Среди руководителей государственного холдинга «Станкопром», через который пошли бюджетные день­ги, снова не оказалось станочников. Гендиректор и замглавного конструктора Савёловского машиностроительного завода, входящего в его состав, попали под суд за хищения. Университет «Станкин», который Минпромторг вопреки нашему мнению выбрал в качест­ве головного научного центра, со своей ролью не справился. День­ги освоены, но нашим предприятиям по-прежнему проще купить нужный станок за границей, чем в России.
Прорыв по-советски. 
– Как в СССР создавалась техника, которая не производилась в стране? 
– Одному из таких проектов я отдал 5 лет, когда работал в Ленинграде на заводе имени Ильича. Нам было поручено сделать сверхточный станок для обработки подшипников с посадочным отверстием 1 мм. Эти подшипники применяются в ракетно-космической промышленности, а оборудование для их шлифовки выпускалось только в США. В 1962 г., когда начался Карибский кризис, американцы запретили его поставку в СССР. Через третьи страны всё же удалось 2 таких станка получить. Мы их разобрали, изучили – ничего хитрого. Но нужно было разработать особую технологию изготовления массы деталей, из которых состоит станок. Для этого на заводе была организована специальная бригада. Никакой нацпроект, как принято сегодня, не принимался. Был составлен график работ, за выполнение которого полагалась премия, – и всё. Сам я, когда проект был успешно закончен, получил премию в размере оклада. В то время я был уже директором завода. 
– Кстати, сколько тогда зарабатывали директора? 
– У меня был оклад 980 руб. Но мы тогда трудились не ради денег. Я как-то во время встречи с Мантуровым сказал: «Денис Валентинович, послушай... Я ведь не претендую ни на зар­плату, ни на акции». А он мне: «Ну и зря!» – «Почему?» – «Потому что тогда у вас мотивации нет».

А по мне, лучшая мотивация – интерес к своему делу и гордость за свою работу.
– При этом ребят, которым интересно станкостроение, становится всё больше. Конкурс в тот же «Станкин» растёт. 
– А где потом работают выпускники? Лучшие уезжают в США, Германию и Израиль. Утечка мозгов продолжается. 
– Как её остановить? 
– Надо на деле развивать станкостроение. А для этого нужны две вещи: политическая воля и изменение нормативно-законодательной базы. Правила госзакупок, налогообложения и кредитования не стимулируют промышленность вкладывать в инновации. Все платят одинаковые налоги – и «Газпром», и станкозавод. Или, скажем, 60–65% станков потребляет оборонка. Но законодательст­во о госзакупках запрещает авансировать деньги на научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки (НИОКР). Льготные кредиты на эти цели тоже не дают. Процентные ставки в коммерческих банках неподъёмные. Как в таких условиях создавать что-то новое? Для сравнения: в Японии кредит на создание оборудования стоит всего 0,1% в год!
– А как было, когда вы работали министром? 
– Заводы брали кредиты только на расширение производства. А на НИОКР всегда выделял деньги Минфин. У нашего министерства был фонд, который я беспроцентно распределял по предприятиям в зависимости от важности тематики, которой они занимались. 
Сегодня российские конструкторы создают новые станки только под заказ. А серийные модели выпускаются по немецким или китайским лицензиям. Но когда я был в Китае, мне там признались, что полностью скопировали советскую систему станкостроительной промышленности. По выпуску металлообрабатывающего оборудования СССР занимал 3-е место в мире. Когда в 1986 г. я возглавил министерство, наши предприятия выпускали в год 220 тыс. разных станков. Сейчас – не больше 14 тыс.
Правила для министров. 
– Почему станкостроение растеряло свои достижения? 
– Предприятия купили те, кто был близок к власти и имел день­ги. Они считали, что делать станки легко. Но быстро убедились, что это не так. Больше половины заводов просто закрылись, в их корпусах теперь офисы, склады и магазины. В 90-е мне тоже предлагали: подбери пяток заводов, мы тебя сделаем хозяином, а доход – 50 на 50. Но я такого доброхота послал. А потом обо мне прошёл слух: с этим на такие темы лучше не разговаривать. 
– Можно ли было приватизацию сделать иначе? 
– Конечно. В бывшей ГДР заводы продавали всего за 1 марку. Но претендент представлял план развития с выкладками – какое оборудование и в каком количестве он продолжит выпускать. То есть предприятие продавалось под инвестиционный проект, в который новый владелец должен был вложить свои деньги. А если он этого не сделает – завод потеряет. 
В станкостроении о рыночной экономике мы задумались задолго до перестройки. И во второй половине 80-х без всяких программ по импортозамещению затащили в страну много технологических решений. У нас было 22 СП с иност­ранными партнёрами и 70 соглашений о проектировании и производстве станков. Но не было такого, как сейчас в авто­проме, когда на российском заводе собираются иномарки из зарубежных деталей и большая часть прибыли остаётся за рубежом. Мы выпускали советское оборудование, получая от зарубежных партнёров только отдельные комплектующие. 
Кстати, тратило министерство заработанную прибыль тоже не так, как принято сегодня. Я в своих зарубежных поездках никогда не жил в 5-звёздочных отелях, как некоторые нынешние министры. Суточные выдавались в размере 40 долл. в день. В СССР даже для минист­ров правила были строгие, и их соблюдали. 

Алексей Макурин, aif.ru

http://www.aif.ru/money/economy/ya_ne_zhil_v_5-zvyozd..