Ты чо, Русского языка не понимаешь?

— Кучерявый! Эй, кучерявый, ты глухой что ли? Иди сюда.
— Вы это мне?
— А тут много кучерявых? Подошел сюда, говорю. Закурить есть?
— Э-э-э…
— Ты чо, бля? Русского языка не понимаешь? Сигу дай.
— Баклан, ты за метлой следишь?
— А… Я… Ты что так дерзко разговариваешь?
— Все, черт, ты конкретно форшманулся. Ты кто по жизни, а?
— Я? Я Вова. Меня все в Оренбурге знают…
— И вот потому, что ты Вова, ты и решил судьбу здесь подрочить?!
— Ты чего…
— Отойдем, Вова-корова, в теньке побыкуешь немного. Спрошу с тебя, как с гада…
— Уберите руки!!!
— Сука лагерная, ты у меня сейчас на креста зависнешь на все оставшиеся годы. Я тебе за делать нехер фанеру поломаю, кендюхи вытряхну. Ты у меня кони шаркнешь сейчас, падла…
— Я ведь только закурить…
— Ты кисляк не мандрячь и винта нарезать не думай, а то на дурняк пер как трактор, а теперь рога в тину? Вова, я тебя еще раз вежливо спрашиваю: ты кто по жизни, а? Босяк? Идейный?
— Я Во… Владимир Иванович. Даль моя фамилия. Меня здесь все знают…
— А меня все в Питере знают, и что? Я рога включаю?
— Нет, что Вы! Я без папирос на улицу вышел… Хотел спросить…
— Ты меня спросил? Я тебя сразу выкупил. И ты начал жевать вату. Теперь я с тебя спрашиваю…
— Извините… 
— Извините?! А раньше, Вова, надо было макитру включать. Я иду такой, никого не трогаю. И тут ко мне подходит какой-то бык…
— Да это город проклятый! Торчу тут в чиновниках…
— Ты меня, волк тряпочный, не перебивай. Ты нормально, человеческим языком мог спросить? Дайте, уважаемый, папироску, если не жалко и аля-улю. Вместо этого ты начинаешь колотить дешевые понты и вести гнилые базары.
— Я больше не буду.
— Еще бы секунда, и ты бы сам больше не был. Ты знаешь, кто я такой?
— Нет.
— Я Саша Черный. На Невском спроси за Сашу Черного у шалав или мусарни — тебе расскажут, кто он такой и сколько на нем дуэлей…
— Это страшная ошибка.

— Я тебе, терпиле голимому, мог вот этой вот тростью рога посшибать в прямом смысле слова!
— Саша, я приношу Вам… Alexandre, je m’excuse sincèrement pour vous!
— Ладно, фраерок, проехали… Excuses acceptées. Mais dites-moi, pour l’amour de Dieu, ce qui fait vous vous comportez de cette manière? C’est une mauvaise forme…
— Александр…
— Сергеевич. Александр Сергеевич Пушкин, рад представиться.
— Даль, Владимир Иванович. Александр Сергеевич, я тут уже несколько лет. Чиновником при губернаторе. Городишко дикий. Погода дрянь: то солнце, то холод, и все время ветер воет. И ты с этим ветром дуэтом от тоски… Народ сплошные казаки. Развлечений никаких, разве что телега в грязи застрянет или башкирцы подерутся. Дичаем-с. Книг нету. В театре один гоголевский «Ревизор», и того уже наизусть знаем… Вы простите меня великодушно…
— Сударь мой, да сколько же можно извиняться? Дело прошлое, раз без кровяки обошлось, то и ладно. И чем же Вы занимаетесь?
— Больше всего похода жду на Бухару. Перовский экспедицию собирает, да в эту зиму не пойдем. А делать тут больше решительно нечего.
— А дамы?
— Я больше по литературной части…
— Понятно, страшные. И что у Вас с литературой?
— Пока ничего серьезного. Собираю местные слова, выражения. Двадцать тысяч уже собрал на карточки.
— Как интересно! Так сделайте словарь! Позарез нужен словарь живого разговорного языка! Да вы уже сделали треть словаря! Не бросать же теперь ваши запасы!
— Спасибо. Теперь уже непременно. А вот, Александр Сергеевич, любезный, вы мне так сказали… Что означает «кони шаркнуть»?
— Откинуть копыта.
— Не понял…
— Умереть.
— О, Господи… Позвольте, я в блокнотик запишу?
— Пожалуйста. Может переместимся в более пристойное место?
— Легко! Тут есть за углом. Peut-être boire un verre de vin pour la datation?
— Pourquoi pas, Владимир Иванович? Pourquoi pas…