Моя советская армия

На модерации Отложенный

Жарко в Донецке в августе. Очень жарко. Примерно плюс сорок.
Жарко, очень жарко.
Я стою на плацу и мне настолько жарко, что моя гимнастерка или попросту хб промокла от пота так что ее можно выжимать.
Мой командир взвода в кителе в фуражке, с портупей стоит на плацу и проводит с нами строевые занятия.
Я думаю, что ему намного жарче, чем нам.
Я на сегодняшний день дух и у меня КМБ. Я курсант Донецкого военного училища.
Как-то незаметно спала жара, а потом наступила зима.
Теперь я уже не такой дух, но тем не менее, я все еще курсант первого курса, а это значит, что я как и был так остался духом «без вины виноватым», как окрестили нас первокурсников.
Холодно, очень холодно под Донецком зимой.
Дует и пронизывает насквозь донецкий холодный, мокрый ветер.
Снега практически нет, зато есть неприятная донецкая слякоть.
У нас у курсантов занятия по тактике, которые называются «рота в атаке». Через несколько дней занятий «рота в обороне».
Мы по этой немыслимой слякоти то обороняемся, то наступаем.
Мы все мокрые, в шинелях, а если еще дождь и как правило он еще со снегом.
У нас всегда множество занятий и тренировок как днем, так и ночью.
Если кто-то думает, что Донбасс ровная степь, тот думает не совсем верно.
Горы, горы, горы в близи от моего теперь уже родного Донецка.
Эти донецкие горы мы в учебных боях постоянно штурмовали и обороняли.
Мы обороняли их и до кровавых мозолей на руках долбили окопы для стрельбы стоя.
Грунт, одни камни. Мы их долбили глубоко и вкапывались в землю.
Я могу назвать примерный адрес нашей тогдашней дислокации.
Это район Старобешево.
По телевизору, да и со слов своих однокашек, мне известно, что именно в этом районе шли кровопролитные бои между Украиной и Донбассом.
- Ребята, если вырытые мной окопы остались целы и вам хоть немного пригодились, то я этому очень рад.
Я не особо хочу развивать эту тему, поскольку для меня она не простая и тяжелая.
Я хочу рассказать о другом, о своем курсантском.
Я хочу переключиться с одного на другое.
На третьем курсе нас построил командир роты.
Командир роты нам сообщил, что с этого дня мы являемся похоронной ротой.
Что такое похоронная рота?
Дело в том, что каждый, умерший или погибший офицер или солдат тогда должен быть похоронен с воинскими почестями и за счёт государства.
Воинские почести выглядели примерно так.
Мы всегда выезжали туда, куда было нужно было выехать.
Мы забирали гроб из квартиры или из морга и на автобусе доставляли его на кладбище.
Процедура или торжественные ритуал выглядел примерно, так.
Сначала на кладбище звучали поминальные речи, потом, когда гроб уже был спущен в могилу звучал Гимн СССР.
Пока звучал Гимн мы давали три оружейных залпа.
Что касается меня, то я то стрелял, то носил гробы.
Изначально гробов было мало, а потом они пошли как на поток.
Цинковые гробы из Афгана все приходили и приходили.
Я носил на своем плече архи тяжелые цинковые гробы к могиле каждого солдата и офицера.
Может и не стоит об этом говорить, но практически из каждого цинкового гроба доносился неприятный трупный запах.
Мне кажется, что там, откуда привозили ребят, не успевали заботиться об идеальном качестве.
Практически в каждом цинковом гробе было маленькое стеклянное окошечко, в котором можно было посмотреть на лицо погибшего солдата.
Я множество раз смотрел в это стеклянное окошко.
Я никогда не видел сходства с фотографией солдата.
Иногда стеклянного окошечка вовсе не было.
Родственники погибшего солдата или офицера, перед началом нашего торжественного ритуала нас видимо боялись.
Они всегда нерешительно подходили к гробу.
Сначала они нерешительно толпились рядом и не решались подходить к солдату, которого нам предстояло хоронить.
Я не знаю причину всего этого.
Мне кажется, что они простые люди, которые привыкли как полагается мирно, чинно, спокойно хоронить, а тут мы, с военным торжеством, с автоматами и в парадной форме.
Через некоторое время мой командир взвода говорил:
-Уважаемые родственники, подойдите пожалуйста к солдату, мы его скоро будем хоронить.
Родственники, друзья, приятели подходили к цинковому гробу и осыпали его цветами.
Цветов было на столько много, что они не умещались на гробу. Цветы падали на землю.
Родственники, друзья и многочисленные участники похорон поднимали цветы с земли и снова дарили их погибшему солдату.
Все целовали его в маленькое, стеклянное окошко и плакали.
Женщины в черных траурных платках обнимали гроб и рыдали.
Мы в парадной форме стояли и терпеливо ждали начала официальной похоронной церемонии.
Мы никого не торопили.
У многих из нас из глаз текли слезы.
Мы жалели погибшего солдата и прекрасно понимали, что через некоторое и совсем в недалекое время нас, уже нас лейтенантов возможно тоже будут так же хоронить и о нас вспоминать.
Закончилось прощание с погибшим солдатом.
Я стоял в строю и смотрел, как могильщики умело и профессионально опускали гроб в глубокую и не уютную для солдата яму.
Как только солдат прикоснулся к земле, командир взвода подал нам невидимый знак «приготовиться».


Я передернул затвор автомата.
Зазвучал Гимн СССР.
Мы дали первый залп.
Во время припева мы выстрелили второй раз.
Третий оружейный залп мы дали уже под окончание звучания Гимна Советского союза.
Женщины громко рыдали. Могильщики быстро засыпали сырую яму в которой на всегда должен покоиться погибший солдат.
Я стоял в строю. Я плакал.
За достаточное короткое время, я таким образом проводил в последний путь несколько десятков солдат и офицеров.
Тогда мне было 19 или 20 лет.
В Ленинской комнате, в свободное время, на эмоциях, я написал рапорт о прохождении дальнейшей службы в Афганистане.
Командир роты мой рапорт порвал и сказал, что в Афганистан я смогу поехать только через год службы офицером в войсках и при условии, что меня обеспечат квартирой.
Я закончил военное училище и поехал в войска на Дальний Восток в забытый богом гарнизон.
В войсках не особо со мной церемонились и через несколько месяцев решили меня направить в Афганистан.
Моя молодая жена каждую ночь громко плакала и говорила, что не успела от меня родить ребёнка.
Моя мама видимо ночами не спала, а я тупо ждал, когда меня туда отправят.
На войну мне уже ехать не хотелось.
Я не боялся смерти, а вернуться домой калекой я очень боялся.
Без руки, без ноги, или слепым.
Через некоторое время мне командир части сообщил, что начинается вывод войск из Афганистана и я туда уже не отправляюсь.
Со службы я пришел домой, а там уже накрытый стол.
- Мне жена командира уже сказала, что тебя никуда не посылают.
Ты радуешься? – радостно щебетала моя жена.
Дома я махнул рюмку, потом вторую…
Потом медленно мы раздевали друг друга.
Мы не могли друг другом налюбоваться.
Вчера мы готовились к очень долгому, а может к вечному расставанию, а тут нам просто повезло.
Вчера мы считали каждую нашу ночь последней, а сегодня мы обезумили от шального счастья и внезапно нахлынувших приятных эмоций от этих ощущений мы ошалели.
Мы забылись и не смотря на внезапно наступившую хабаровскую темную ночь мы прекрасно видели и ласкали друг друга.
До наступления утра мы нежились друг с другом в постели.
Мы говорили друг другу самые ласковые и нежные в мире слова.
Мы ласкали друг друга, так как никогда не ласкали.
Наступило утро и я не пришел на обязательное утреннее построение офицеров, которое всегда устраивал командир части.
Я лежал в мягкой и теплой постели с любимой женой.
В своей голове я мысленно пережил то, что врагу не пожелаешь.
Я готовился к войне, а тут бля, отбой!
Хорошо или плохо это я не знаю.
Ближе к обеду ко мне прибежал солдат – посыльный.
Он мне передал записку от моего командира роты.
В записке всего несколько слов «Приходи сегодня вечером ко мне домой с женой».
Если кто-то сомневается, что офицеры не пьют, то это не правда.
С ротным и с нашими офицерами мы пол ночи пили и разговаривали.
Нашим нетрезвым женам тоже было о чем поговорить.
Домой меня тащила жена.
Я плюхнулся в постель и мгновенно заснул.
Мне снился наш военный городок, мне снился мой командир части, который орал на меня за то, что я не вышел на службу, а под утро мне приснилась моя жена, которая во сне целовала и мне сказала:
- Я тебя на службу никогда не отпущу!
Очень рано зазвонил будильник. Помните, тот советский будильник?
Я с трудом поднялся.
Перед выходом на службу я до блеска начистил сапоги, привел себя в порядок и пошел к солдатам в свою роту.
- Рота смирно! – громко кричал дневальный.
- Товарищ лейтенант, за время вашего отсутствия происшествий не случилось, - громко рапортовал мне сержант Алексеев.
Командира роты сегодня не будет на службе.
Он мне сказал, что сегодня вы остаетесь за него.
Я зашел в канцелярию. Закурил. Я сидел в канцелярии и курил.
Ко мне в канцелярию зашел старшина.
- Товарищ лейтенант, - говорил мне старшина, который мне в отцы годился.
Я солдат покормил. Я их на завтрак сводил.
Товарищ лейтенант, я прекрасно все понимаю, но я не имею право отправлять солдат на боевое дежурство, это право предоставлено только офицеру.
После слов старшины я вышел из канцелярии, а там на там на центральном проходите стояла моя рота.
Я стоял перед строем. Я смотрел на лица своих солдат и думал, что за каждого моего солдата всегда переживает его мама. Мама солдата очень переживает за своего сына.
Я лейтенант стоял перед строем солдат, которые тогда практически были моими ровесниками.
Я отдал честь своим ровесникам солдатам.
-Здравие желаю товарищи! – громко сказал я своему строю.
- Здравия желаю товарищ лейтенант! – ответила громко мне рота.
Я дал команды кому спать после боевого дежурства, а кому туда заступать.
А стоял и слушал, как добросовестно, громко и четко дублировали мои команды сержанты.
Неужели нашей армией командуют пацаны - сержанты?
Если да, то мы непобедимы.
Мою армию я увидел так.