По следам Двух капитанов Или "Как нас программируют любимые книги"

Город Полярный, архипелаг Северная Земля, остров Диксон, архипелаг Седова, мыс Челюскина (с ударением на «е»), Североморск, Норильск, Дудинка, Воркута, Архангельск, Амдерма, Ленинград, Москва — я перечислил места, где в разное время жил, учился или работал, чтобы показать, что прочитанный в юности роман Вениамина Каверина «Два капитана» фундаментально повлиял на географию моей жизни. Да могло ли быть иначе?!

Представьте, что вам 13 лет, вас зовут Саня, ваше детство прошло в городе Полярный, отец — офицер-подводник, а любимая книга — «Два капитана»?  Мальчишеская мечта: побывать на Северной Земле, полазить по ледникам, пройти Северным морским путем, постоять на мостике ледокола, полетать на самолетах полярной авиации… Но как быть, если в душе осень (бабелевская?), а на носу очки… Ну где вы видели близоруких капитанов и летчиков?!

И моим увлечением стала подледная рыбалка — замечательный повод почувствовать себя капитаном Татариновым.  Свои воскресения помню, как сейчас: в отцовской «канадке» десятикилометровый марш на лыжах по рыхлому снегу до озера, коловоротом в метровом льду — десяток лунок, дома — с гордостью на кухонный стол полтора десятка промерзших за обратный путь гольцов, кумжи и палии.  Для семиклассника — чем не полярная экспедиция?!

Из воспоминаний той поры: шефские концерты с одноклассниками для моряков Ара-Губы и Порт-Владимира; поездки с отцом в Западную Лицу; новый год, встреченный на плавбазе «Инза» с экипажем отцовской подлодки — не с кем было оставить меня дома, а отец был дежурным по бригаде. Что еще?  Да, море меня не укачивает — это было проверено в девятибальный шторм на тральщике британской постройки времен второй мировой, по случаю «подбрасывавшего» семьи офицеров из Североморска в Видяево.

Потом был Горный институт в Ленинграде; в месяцы каникул и студенческих практик я все равно оказывался на Севере: ремонтировал железную дорогу Кировск — Умбозеро; изучал комбинат «Апатит», начиная с плато Расвумчорр до подземных рудников, с цехов обогатительной фабрики до хвостохранилища на озере Имандра; работал мельником  на обогатительной фабрике в Норильске, съездил в Дудинку, защитил дипломный проект по комбинату «Печенга-Никель». Мое первое внедренное (в соавторстве) изобретение — это реагент для обогащения медно-никелевых руд Норильска, а предложение о перевозке морем из Норильска в Мончегорск исключительно обогащенной руды сулило 30 миллионов рублей экономии в ценах 1972 года за одну навигацию.

После защиты диплома меня распределили на десятимесячные курсы английского языка. Это позволило мне самому проводить патентный поиск и читать статьи по добыче и переработке минеральных богатств морского дна, когда я поступил в аспирантуру. Тема кандидатской, связаная с прибрежными россыпями золота и алмазов, открыла путь к совместным исследованиям с геологами института Арктики и Антарктики (СевМорГео).

В первой экспедиции я уже занимался  поисками минералов — спутников алмазов на побережье Чёшской губы Баренцева моря в устье реки Пеша (территория Ямало-Ненецкого национального округа).

До сих пор помню круглосуточный лай сотен собак — традиционного  транспорта местных жителей. Столбы со связками сушеного лосося (юколы) — экологически чистого «горючего» собачьих упражек. Местное мореплавание, подчиненное таблицам приливов и отливов. В отлив море опускалось почти на 4,5 метра и уходило за пределы видимости, обнажая липкое дно и остовы малых рыболовных сейнеров и самоходных барж, не угадавших фазу Луны… Нам прилив помогал ловить камбалу:  два кирпича, между ними 20 метров шпагата с несколькими крючками на поводках; во время отлива снасть с наживкой укладывалась на осушаемом дне, а в следующий отлив мы выходили на осушку и просто собирали попавшуюся камбалу. Из той экспедиции мы привезли тяжеленную пластину сланца размером метр на полтора с отпечатком древнего папоротника, как доказательство того, что не всегда Северный океан был Ледовитым.

После аспирантуры я остался преподавать на кафедре, читал лекции заочным  и вечерним студентам филиалов в Воркуте, Инте  и Кировске, много работал в научной лаборатории. Помню беседы с профессором П.С. Вороновым — участником Первой комплексной экспедиции в Антарктиде, и В.Б.

Добрецовым — энтузиастом добычи минеральных полезных ископаемых морского дна. А потом кафедральной разработкой заинтересовался институт СевМорГео, и был заключен многолетний договор на полевую проверку нашего оборудования для обогащения тонко-пластинчатого золота — угадайте где? — правильно:  на архипелаге Северная Земля!  Что и требовалось доказать!!!

Я помню каждый день того непростого сезона, который закончился без ЧП только по прихоти Судьбы.  Было всё, о чем только мечталось в 13 лет: географические пункты с экзотическими названиями — остров Диксон, пролив Шокальского, архипелаг Северная Земля, пролив Вилькицкого, мыс Челюскина. Были полеты на самолетах и вертолетах полярной авиации, аварийная посадка  на острове Средний архипелага Седова в полном «молоке» (50 метров — это разве видимость?!)

Был сезон с потрясающими результатами работы нашего обогатительного комплекса — современной версии «золотого руна». Собственно говоря, нам и предложили поработать на Северной Земле для решения почти детективной проблемы. Руководство института СевМорГео было встревожено: химические анализы геологических проб, взятых на острове Большевик, свидетельствовали о высоком содержание золота, а в шлихах, доставленных в лабораторию института в Усть-Ижоре, золота практически уже не было… Наши исследования показали, что дело не в хищении: значительная часть североземельского золота имела форму очень мелких и плоских чешуек, которые полностью смывались вместе с водой при традиционном способе концентрации проб. (К этому случаю очень уж подходит мысль, которую Мартин Лютер высказал еще в XVI веке: «Не следует ребенка вместе с водой выплескивать из ванны»).  В общем, при концентрации геологических проб  на разработанном нами оборудовании тонкие фракции золота эффективно улавливались. Да, золото нашлось, и довольно много: по-моему, сегодня россыпи Северной Земли принадлежат «Норильскому Никелю» и обеспечивают чуть ли не четверть его годового дохода.

Но это было не все: микроскоп показал, что помимо золота наша техника еще улавливала и какие-то непонятные металлические проволочки. Вначале мы думали, что это обломки дендритов россыпного серебра, но все оказалось намного  интересней. Это уже была сенсация.  Химический анализ выявил, что металл проволочек — это осмий с примесью рения; а по форме и по составу эти проволочки были идентифицированы, как остатки композитных материалов из защитных оболочек американских космических кораблей. В высоких слоях атмосферы успевало сгорать все — за исключением тугоплавких металлических волокон, которые и оседали из околоземного пространства на поверхность ледников. Летом, при таянии поверхности ледников, эти проволочки смывались бурными потоками и накапливались на дне ручьев, откуда мы и черпали наши пробы. На радостях мы посчитали себя первооткрывателями нового типа техногенных космических месторождений.

А потом мы чуть не утонули в Баренцевом море. Дело было так. Ледокол «Адмирал Макаров» довел нас на обратном пути практически до острова Диксон, и дальше мы шли  по льдам Карского моря на танкере «Ленинск–Кузнецкий» с ледовым усилением корпуса. На выходе из спокойного Карского моря экипаж «спустил» под лед трюмные воды, чтобы не тратить на это три дня в Архангельском порту. Судно вылезло из воды и его парусность возросла. На выходе из пролива Карские Ворота Баренцево море встретило нас девятибальным штормом, где и сказалась пониженная осадка и парусность судна. Танкер с 25-тысячным водоизмещением болтало как щепку, а когда капитан попытался изменить курс к Архангельску, судно практически положило на борт. Природа в очередной раз предупредила людей, что не стоит гадить там, где ходишь…

Теперь о главном. Я не хочу вводить никого в заблуждение: все, что здесь перечислено, это не результат моего упорства в достижении поставленной однажды цели —  как многие, я просто следовал обстоятельствам жизни. Однако только сейчас, когда я нанес на карту северные маршруты и географию моих проектов разных лет, до меня,  наконец, дошло, насколько неотвратимо человека программируют его любимые книги.

Саша Богданов

https://www.stihi.ru/2015/12/30/9323