СССР. ВОВ. Губошлёпы сбежали, а народ призывают "душить немцев".

  “Судя по тому, как развивались события лета 1941 г., тогдашним руководителям – как и позднейшим пропагандистам – была абсолютна чужда мысль о том, что государство несёт какую-то ответственность за жизнь своих подданных. По сей день не обнаружено ни одного документа, ни одного свидетельства того, что советское правительство хотя бы искало пути спасения тех своих граждан, которых в условиях оккупации ждала не тяжёлая, безрадостная, голодная ЖИЗНЬ, а жестокая и неминуемая СМЕРТЬ.

 Директива Ставки № 45 от 2 июля 1941 г. “О порядке эвакуации населения и материальных ценностей” содержит множество пунктов и подпунктов. В пункте 9 предписано: “больных лошадей не эвакуировать, уничтожать на месте”. Далее, после больных лошадей, в пункте 13 сказано: “Семьи военных и руководящих гражданских работников эвакуировать ж.д. транспортом”.

 И ни одного слова о том, что же делать с семьями (как правило - многодетными) евреев.

 Разумеется, вывезти в считанные дни (Красная Армия отступила, убежала из Литвы, большей части Белоруссии, западных областей Украины за первые 7-10 дней войны) два миллиона человек было технически невозможно. Констатация этого бесспорного факта не должна умалять значение того, что власти не предприняли ни малейших попыток вывезти хоть кого-то, хотя бы несколько тысяч детей. Более того, в первые, самые критические для судеб еврейского населения приграничных областей дни на “старой границе” (т.е. советско-польской границе 1939 г.) продолжали действовать погранзаставы, которые задерживали всех, у кого не было специального разрешения или партбилета. Эта дико абсурдная практика эвакуации населения лишь по “разрешению на выезд” продолжалась ещё  несколько недель. Объяснить её аргументом здравой логики трудно. Люди – ценнейших “ресурс”, оставлять который неприятелю нет никакого резона. Кстати, во время “второго отступления” (летом 1942 года) эвакуация рассматривалась как патриотическая обязанность граждан.

 Скорее всего, в начале войны просто сработал чиновничий инстинкт “хватать и не пущать”. Любая самостоятельная деятельность – тем более такая значимая, как смена места жительства, - без специальной санкции властей представлялась нарушением всех норм и устоев.

Впрочем, судя по некоторым документам, начальство препятствовало эвакуации гражданского населения ещё и потому, что, одурев от воплей собственной пропаганды, надеялось на то, что мирные обыватели “встанут все как один” и голыми руками разорвут захватчиков. Предводитель белорусских коммунистов П.К. Пономаренко в начале июля 1941 г. докладывал в Москву:

“…должен подчеркнуть исключительное бесстрашие, стойкость и непримиримость к врагу колхозников в отличие от некоторой части служилого люда городов, ни о чём не думающих, кроме спасения шкуры. Это объясняется в известной степени большой еврейской прослойкой в городах. Их обуял животный страх перед Гитлером, и вместо борьбы – бегство…..”

 Оценить по достоинству праведный гнев, обуявший Пантелеймона Кондратыча, можно, только зная о том, что правительство БССР и ЦК Компартии во главе с Пономаренко сбежали из Минска уже 24 июня, за три дня до того, как к северным окраинам Минска вышли передовые части танковой группы Гота. Сбежали на машинах, с вооружённой охраной. Сбежали, бросив город на произвол судьбы, не организовав эвакуацию людей и заводов. 80 тыс. евреев (жителей Минска и многочисленные беженцы из окрестных сёл и городов), лишённые, в отличие от товарища Пономаренко, практической возможности “спасти шкуру”, погибли в Минском гетто…..

  Если спасти хотя бы часть еврейского населения было трудно, а вывезти всех – практически невозможно, то оповестить людей о грозящей им смертельной опасности было достаточно просто. Проще и дешевле, чем уничтожить всех больных лошадей. Чёрная “тарелка” громкоговорителя висела на каждой деревенской улице, не говоря уже про города. Газеты и листовки издавались многомиллионными тиражами. Что-что, но наставлять население “на путь истинный” советская власть умела, и необходимая инфраструктура была создана ещё задолго до войны. Но ничего сделано не было. Абсолютно ничего. Даже в тех случаях, когда явно описывался акт массового уничтожения евреев, в газетных статьях использовались или обтекаемые формулировки (“гитлеровцы согнали к противотанковому  рву несколько тысяч мирных советских граждан……”), или идеологически выгодные штампы: “рабочих-стахановцев”, “комсомольцев”, “родителей  и жён красноармейцев”.

  Первая широкомасштабная акция состоялась лишь 24 августа 1941 г. В тот день по Всесоюзному радио транслировался “радиомитинг еврейской общественности”. Отчёт о митинге поместили и все центральные газеты. Главной задачей мероприятия была активизация еврейских общин Англии и США, что должно было подтолкнуть правящие круги этих стран к оказанию более действенной помощи СССР. Но, независимо от замысла организаторов, эта радиопередача способствовала информированию евреев Советского Союза о нависшей над ними угрозе. К сожалению, информация крайне запоздала. К этому времени Прибалтика, Белоруссия, Молдавия, большая часть Левобережной Украины, западные районы Смоленщины были уже оккупированы”.(Марк Солонин “22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война?”, Москва, 2007 год, стр. 410-412).

“Голодом и хладом не исчерпывался перечень “казней египетских”, которые Сталин решил наслать на мирное население оккупированных районов, на стариков, женщин и детей, которых советское государство не смогло защитить от нашествия чужеземных захватчиков. Уже с начала июля по партийной и “чекистской линии” посыпался град приказов, директив, постановлений о развёртывании “всенародного партизанского движения”. Так, 1 июля 1941 г. ЦК КП(б) Белоруссии выпустило директиву, в которой призвал “уничтожать врагов, не давать им покоя ни днём, ни ночью, уничтожать всюду, где их удастся настичь, убивать их всех, что попадётся под руку: топором, косой, ломами, вилами, ножами ….При уничтожении врагов не бойтесь применять любые средства – душите, рубите, жгите, травите фашистских извергов ……” Нельзя не отметить, что эти призывы Белорусский ЦК рассылал из Витебска, куда он бежал 24 июня, за три дня до появления передовых отрядов “фашистских извергов” на окраинах Минска, бежал, не предприняв никаких усилий по организованной эвакуации населения и материальных ценностей.

 От партийного начальства не отставало и начальство военное. 6 августа 1941 г. маршал Тимошенко – на этот раз в качестве командующего войсками Западного фронта – обратился “ко всем жителям оккупированных врагом территорий”. Маршал и бывший главнокомандующий, растерявший свою армию, потерявший десятки тысяч танков, самолётов, орудий, призывал теперь безоружных людей к таким действиям:

 “Атакуйте и уничтожайте немецкие транспорты и колонны, сжигайте и разрушайте мосты, поджигайте дома и леса…..Бейте врага, мучьте его до смерти голодом, сжигайте его огнём, уничтожайте фашистов, как бешеных собак ……”

  Можно спорить о том, нашлась бы на свете армия, командование которой не ответило бы жестокими массовыми репрессиями на такие действия в отношении своих солдат (“душите, рубите, жгите, травите, как бешеных собак”). Но не приходится сомневаться в том, что реакция командования вермахта и СС была легко предсказуема. Однако советское руководство не просто отдавало себе отчёт  в том, что результатом его призывов будут массовые расправы с населением, - оно стремилось к наступлению именно таких последствий. Более того – всеми имеющимися в его распоряжении средствами подталкивало противника к максимально жестокому обращению с мирным населением.

  Документы вермахта, к несчастью – слишком многочисленные и достоверные, свидетельствуют о том, что уже в самые первые дни войны, уже в июне 1941 г., наступающие немецкие войска во многих местах находили трупы своих солдат, в силу ряда причин оказавшихся в плену (отставшие, раненые, экипажи сбитых самолётов), которые были замучены с невообразимой садистской жестокостью. Невозможно поверить в то, что красноармейцы, т.е. в основной своей массе вчерашние русские, украинские, белорусские крестьяне, уже в первые дни войны успели проникнуться такой безумной ненавистью, в ослеплении которой вчерашний хлебороб или шахтёр мог “выкалывать глаза, отрезать языки, уши и носы, а также сдирать кожу с рук и ног” у раненых солдат противника.

 Гораздо реалистичной представляется мне гипотеза о том, что эти преступления совершались специальными командами НКВД с целью преднамеренного провоцирования немецких войск на ответные расправы с населением и пленными красноармейцами. По крайней мере, предположение о том, что зверские убийства немецких солдат были осуществлены руками “друзей народа” из НКВД, вполне коррелирует с не вызывающими уже сомнения фактами массового уничтожения заключённых в тюрьмах Западной Украины и Белоруссии, произведенного “чекистами” в те же самые первые дни войны. Так, 12 июля 1941 года начальник тюремного управления НКВД Украины капитан госбезопасности А.Ф. Филиппов докладывал в Москву о проделанной работе:

 “…..из тюрем Львовской области убыло по 1-й категории 2466 человек …. Все убывшие по 1-й категории заключённые погребены в ямах, вырытых в подвалах тюрем, а городе Злочеве – в саду…..Местные органы НКГБ проведение операций по 1-й категории в большинстве возлагали на работников тюрем, оставаясь сами в стороне, а поскольку это происходило в момент отступления под огнём противника, то не везде работники тюрем смогли тщательно закопать трупы и замаскировать внешне…….”  

 Зверская расправа с заключёнными львовских тюрем (лишь немногие из которых имели счастье быть просто расстрелянными) давно уже стала предметом детальных военно-судебных, в том числе и международных, расследований, в частности – специальной комиссии Конгресса США в 1954 г. Однако Львов вовсе не был исключением. Так, судя по упомянутому отчёту капитана Филиппова, в Дрогобычской области “по 1-й категории убыло” 1101 человек, в Станиславской – 1000, в Тарнопольской – 674, в Ровенской – 230, в Волынской – 231. Массовые расстрелы были выявлены в Луцке, Жолкеве, Самборе, Виннице (где с участием международной судебно- медицинской комиссии было эксгумировано 9439 трупов), Ошмянах, Витебске, Риге, Тарту, Резекне, Даугавпилсе …… Стоит упомянуть и тот город, название которого так часто встречалось в предыдущих главах этой книги. В докладе офицеров 48-го армейского корпуса вермахта утверждается, что 26 июня в тюрьме г. Дубно было обнаружено более 500 трупов, включая 100 женщин. “Картина при входе в тюрьму и камеры была просто жуткой, и её не передать словами……Все люди были полностью раздеты. В каждой камере висели головами книзу 3-4 женщины, они были привязаны верёвками к потолку. Насколько я помню, у всех женщин были вырезаны груди и языки……..”

  Организаторами и исполнителями этих преступлений предстояло теперь стать бойцами и командирами отрядов “народных мстителей”. Доктор исторических наук В.И. Боярский, действительный член Академии военных наук, а к тому же и бывший полковник КГБ, в своём уникальном по объёму приведенного документального материала исследовании пишет:

  “……Именно органы и войска НКВД сыграли ведущую роль в развёртывании партизанского движения, создании отрядов и диверсионных групп на первом этапе, т.е. до мая 1942 г……Большинство партизанских отрядов полностью формировались из сотрудников НКВД и милиции, без привлечения местных жителей…..В дальнейшем, в процессе создания обкомами партии партизанских отрядов из числа местного партийно-советского актива, из руководящее ядро по-прежнему  составляли оперативные сотрудники НКВД ….В конце 1941 г. и в начале 1942 г. основой для формирования партизанских отрядов по-прежнему являлись бойцы истребительных батальонов, оперативные сотрудники НКВД и милиции, агентура органов госбезопасности……”(Марк Солонин “23 июня: “день М”, Москва, 2007 год, стр. 440-443).