Нужен ли России второй Ватикан?

На модерации Отложенный

Почему план реконструкции Сергиева Посада вызывает дискуссии и поляризацию в обществе

По неподтвержденным данным, власти подмосковного Сергиева Посада планируют реконструкцию православного центра с его  существенным расширением и увеличением в объемах. Общая сумма реконструкции, опять же по неподтвержденным официальным данным, оценивается в 120-140 млрд рублей. Объект уже назван «Вторым Ватиканом», в связи с чем в церкви вспыхнула дискуссия о том, насколько России необходим такой план и такой объект. Дискуссия сразу вышла за церковную ограду и захватила общество.

Инициатором обсуждения стал протоиерей Всеволод Чаплин, разместивший в своем блоге мнение о том, что в современном мире для обеспечения руководства крупной структурой вовсе не нужно собирать весь аппарат под одной крышей – достаточно овладеть компьютерными технологиями. И вообще есть смысл использовать опыт управления сектами, который весьма эффективен и не требует больших  концентраций управляемых субъектов в одном месте. Децентрализация управления в стиле удаленного офиса и виртуального общения – это та реальность, игнорировать которую нельзя.

Отдельным вопросом стала сумма реконструкции. Она не превышает затраты на корпоративные проекты наших известных корпораций, которые «наше все», но что позволено условному Газпрому, не смотрится в приложении к РПЦ. Сумма смущает всех: и церковных, и околоцерковных, и нецерковных людей, и потому резонанс в обществе скорее отрицательный. Общество снова столкнулось с инициативой РПЦ при полном непонимании, зачем это нужно.

В последнее время многие инициативы РПЦ вызывают отрицательный общественный резонанс, что говорит о том, что со связями с общественностью в нынешнем церковном руководстве дела обстоят совсем неважно. Руководство РПЦ все больше становится инициатором негативных информационных поводов, что не есть хорошо уже в силу положения, которое, как известно, обязывает.

Нынешнее руководство РПЦ ведет себя как человек, который пережил голод, и потому в сытое время набивает подушку корками и сухарями на всякий случай в ожидании возвращения голодных времен. Это психологический синдром, который требует участия психотерапевта.

Но церковь живет от гонений к гонениям, а времена дружбы с властями используются для накопления того, на что потом живут в период очередной опалы, и стремление действовать по правилу «бери, пока дают» как-то можно объяснить другим внутренним масштабом времени у церковной власти.

Другое дело политическая мотивация широкомасштабных реконструкций, направленных на расширение как объектов церковного управления, так и степени вмешательства церкви в общественную жизнь страны. С чем это связано и насколько вписываются не только в планы светского руководства страны по расширению геополитического влияния России, но и запросы общества?

В нашей истории уже был период, когда Москву старались превратить во второй православный Ватикан. И каждый раз это было связано с серьезными политическими кризисами, последствия которых веками не удавалось изжить.

Один раз это было связано с попыткой реализовать концепцию «Москва – Третий Рим», когда (следуя официальной скалигеровской теории истории) из желания Никона сделать Москву геополитическим центром вместо Константинополя в церкви возник самый страшный и до сих пор не излеченный раскол. Второй раз такая попытка была предпринята уже не по инициативе церкви при Сталине, но планы оказались нереализованными по международной причине, и для церкви опять наступили трудные времена.

С тех пор всякие геополитические проекты нашего церковного руководства вызывают у населения страх очередного раскола или кризиса. У нас стало реальностью знаменитое «хотели как лучше, а получилось как всегда».

Причина страха перед негативными последствиями очередного церковного реванша состоит в том, что он, как всегда, не подготовлен внутренне – основная масса населения хоть и считает себя православными, то это, скорее дань традиции, а не активное участие в православной жизни.

Доля активных верующих колеблется на уровне 12-15% от общего числа православных. А есть же еще и мусульмане, и буддисты. Почему остальная часть населения, включая атеистов, должна следовать тем правилам, которые РПЦ хочет распространить на все общество?

Телега, так сказать, опять поставлена впереди лошади, а роль церкви стараются поднять до того, как Москва займет сопоставимую с Древним Римом глобальную позицию.

И дело вовсе не в том, что в России власть и население отрицают великодержавную идею. Они ее очень приветствуют. И дело не в том, что кто-то – кроме оголтелых предателей – против того, чтобы церковь в этом возвышении страны играла важную роль.

Дело в том, что возвышение роли церковного аппарата, опережающее рост авторитета всей церкви и состоявшееся до того, как в целом возвысилось внутреннее и внешнее положение всей государственно-политической российской элиты, вызывает у большой части воцерковленных людей опасение утраты смыслов и компрометации всей идеи.

У наших православных верующих уже по традиции стремление церковной власти занять главное место в мире ассоциируется с серьезными уступками в вероучении и обрядности, смысл которой вероучителен, а не второстепенен. А у нецерковных людей нарастают страхи перед усилением административного влияния церкви на их жизнь.

Так на ровном месте возникает раскол у некогда целого социального организма.

Реакция понятна, но, как говорили древние: «Выслушай другую сторону». Это необходимо, если нет желания потакать тем, кто любое событие рад использовать против православия, подбираясь к нему через критику поведения священнослужителей. Тем более что сами эти критики ведут себя намного более греховно, чем те, кого они обвиняют.

И нельзя сказать, что «мы-то грешные, а вот они претендуют на святость». На святость претендуют и грешные, и даже более агрессивно, чем некоторые священнослужители, причем, как в Ватикане, так и в Сергиевом Посаде. Так что ради избегания пошлости в суждениях, вторую сторону надо постараться понять.

Стремление сконцентрировать управление локально по месту – вовсе не архаика и пережиток прошлого, как уверяет Всеволод Чаплин. Реальное управление не нуждается в виртуальных технологиях, оно требует живого общения. То, что может себе позволить секта, не может себе позволить корпорация.

Почему МИД не перейдет на виртуальное управление посольствами и сидит на Смоленской площади в огромном здании? Только ли по старой традиции? Почему администрация президента не перейдет на методы управления, принятые в сектах, если они такие эффективные? Почему Пентагон и ЦРУ не перейдут на технологию удаленного офиса?

Почему Банк Международных Расчетов собран в одном здании? Почему МВФ не практикует виртуальное управление? Почему ни одна ТНК не спешит стать виртуальным сообществом? Их-то не обвинить в косности и отсталости. Да проще – почему наша армия не распустит центральный аппарат в здании Министерства обороны и не перейдет к виртуальным штабам, если это так эффективно? 

Вполне очевидно, что такие желания были бы в высшей степени абсурдны. Позиция диссидента-оппозиционера, бросающего красивый упрек в отсталости действующей власти – это очень красивая поза. Однако что-то мне подсказывает, что едва сам Всеволод Чаплин станет патриархом, он все разговоры о прелестях виртуального управления задушит в зародыше железной рукой деспота. И не потому, что желает делать глупости, а потому, что это нужно для предотвращения развала управления. Если он не хочет его потерять, конечно.

Ни один земной правитель никогда не вызывал симпатий у своих подданных, чем бы он ни руководил. Но ни одному правителю подданные не прощают потери управления. Они требуют у него править железной рукой для предотвращения больших бед, связанных с потерей управления. Горбачева и Николая II ненавидят, а Александра III и Сталина уважают именно по этой причине.

Озабоченность планами РПЦ превратить Сергиев Посад в мощный центр управления мировым православием – это реакция на фейк, ибо как бы ни были интеллектуально ограничены земные цари, они все же понимают, что ставить перед собой задачи, для решения которых нет никаких оснований – это глупость опасная и вредная.

Россия не переживает исторический подъем в сфере экономики и духа, чтобы ее православие претендовало на мировую роль лидера. Напротив, утрата Украины и нарастающая опасность утраты Белоруссии не дают никаких оснований считать мир православия на подъеме, а церковные власти РПЦ – символами и лидерами этого подъема.

Раскол православия продолжается, внутри православия сильны экуменические течения, близость светской власти и властей церкви вызывает раздражение населения, так как те и другие весьма непопулярны. Говорить в такой ситуации о вселенских планах подготовки к превращению в некий центр мирового православия – это утопия. Подобных людей нет ни в Кремле, ни в Сергиевом Посаде – просто потому, что они давно потеряли бы власть, будь они настолько неадекватными.

Однако какие-то резоны у реконструкции Сергиева Посада все же есть. Более реально предположить, что таким способом нынешнее руководство РПЦ стремится повысить свой вес в общем соревновании элит, упрочить политические позиции в случае, если политический курс когда-нибудь станет более неблагоприятным к церкви. За 2000 лет своей истории церковь уже не раз попадала в ситуации, когда хорошие времена сменялись плохими. И только накопленный ресурс помогал пережить гонения и опалу. 

Как бы то ни  было, но никакие гипотезы не заменят прямых разъяснений руководства РПЦ по поводу их планов. Отсутствие открытости в отношении общества – это сегодня большой недостаток и жирный минус в управленческих компетенциях любого чиновника, будь он одет в светский костюм или в церковную рясу.

Именно в этом стоило упрекнуть руководство РПЦ со стороны Всеволода Чаплина. Но есть большие сомнения в том, что в своем нынешнем составе руководство РПЦ способно наладить такой двусторонний диалог с обществом, в результате которого возникнет понимание и уважение к тому, что делает церковная администрация.

Вместо PR-связей с общественностью – руководство РПЦ занимается GR – связями с властью. Это нормально для корпорации, а церковь – это корпорация. Но если стараться подражать корпорациям в современности, то надо помнить, что никакой GR не заменит профессиональный PR, понимаемый именно как диалог с обществом, а не как серия редких мероприятий политической рекламы в сочетании с шокирующими заявлениями некоторых церковных представителей. В таких условиях никакое, даже самое обоснованное решение церковной администрации не встретит понимания и поддержки в обществе.