Термин Русь в Повести временных лет

(по Лаврентьевскому списку)

Упрекают, мол, мы, русские, «примазываемся» к истории Киева. Ну да. В 882-м под Киевом скандинав из Ладоги Вещий Олег убил двух самозванцев-скандинавов (они несколько раньше захватили киевский стол) и присоединил Южную Русь к Северной. Запретив киевлянам платить дань Хазарскому каганату, он из Киева, объявленного им своей столицей, в 912-м заключил договор с греками. А потом великую империю на Востоке Европы создал новгородский князь Ярослав.

Вам такой ответ нужен?))) Желаете продолжить на интернациональном языке национального чванства?

Так откуда есть пошла Русская земля?

Поставив этот вопрос, киевский летописец Нестор, сам же на него и отвечает, отправляясь в 1114 году на север, в Ладогу, первую столицу Рюрика. В руках у киевского монаха был ранний летописный свод, который стал складываться еще на рубеже X и XI веков после крещения Руси. Как бы ни относиться к татищевской Иоакимовской летописи, но допустимо предположить, что начал эту работу Иоаким Корунянин, первый епископ Новгорода. Нестор – продолжатель и редактор его свода.

Было множество попыток объяснить происхождение этнонима «русь». Согласно одной (научно наиболее обоснованной) версии, оно восходит к древнескандинавскому róþr, róþs— — ‘гребец’, róþsmenn — ‘гребцы, мореходы’ (др.-исл. róa — ‘грести, плавать на весельном корабле’). Именно эта основа в форме ruotsi заимствована предками финнов и эстонцев первоначально для обозначения германцев побережья Средней Швеции, название которых обозначалось терминами Roþ-, Roþen-. Со временем это прибалтийско-финское слово стало означать вообще шведов (в том числе живших на юге Финляндии и в Эстонии), а в славянской передаче могло превратиться в «русь» (Фасмер III: 521–523).

Этноним «русь» образован по модели названий финских племен («сумь», «весь» и пр.). Несомненно, он осмыслялся «народной этимологией»: по цвету волос (русые) или по тому, что русь приходила по руслам рек (существует ярославское и владимирское слово «руст» — ‘ручей, русло реки, ручья; сильное течение’; см.: СРНГ. Вып. 35: 273).

Согласно ПВЛ, «русь» — это имя, принятое в Киеве дружиной Олега Вещего, состоявшей из скандинавов, славян и «прочих» (видимо, финно-угров): «…были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью».

Первоначально «русским» называли не славянский, а германский (древнескандинавский) язык. Так, например, византийский император Константин VII Багрянородный в сочинении «Об управлении империей» (949) приводит параллельно славянские и «русские» (древнескандинавские) названия днепровских порогов.

Под «Русской землей» киевский редактор летописи в XII веке понимает, как правило, не всю подвластную русским князьям Рюриковичам территорию, а среднее Поднепровье, поэтому Новгород и Полоцк находятся за пределами «Руси».

Скандинавы называли Русь Гарды — ‘страна укреплений, острогов’. Garðr — ‘острог, город’. Впервые этот топоним употреблен в 996 г. в висе Халльфреда Трудного Скальда. В скальдических стихах XI–XII вв. встречаются только два связанных с Русью напрямую топонима — Гарды и Альдейгья (Ладога). В сводах королевских саг первой трети XIII в. появляется название Гардари´ки (Garðaríki), его обычно переводят как «страна городов». Впервые этот топоним встречается в не имеющем названия скандинавском географическом труде последней четверти XII в.

Что же говорит летописец о начале Русской земли?

Лето 6360. [852] «…наченшю Михаилу царствоват нача ся прозывати Руска земля. О семь бо увидѣхомъ яко при семь цари приходиша Русь на Царьгородъ, яко же пишетс я в лѣтописаньи Гречьстѣмь».

Тут надо сделать уточнение: если перед нами исчисления, выполненные по византийско-болгарской («старовизантийской») эре (с разницей от Рождества Христова в 5504/5505 лет), то, отняв это число от 6360 г., получим не 852 г., а именно 856-й (начало единоличного правления Михаила).
Цитирую по переводу Д. С. Лихачева: «год 6370 (862, или, скорее 865–866). Изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, — вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами»…

Но в Лаврентьевской летописи не «сказали руси», а «сказала Русь, Чудь и т. д.» (Рѣша Русь, Чюдь, Словѣни и Кривичи…), а в Ипаитьевской «ркоша Русь, Чюдь, и т. д.) То есть речь о каких-то местных, ладожских скандинавах, чей отличный от древнешведского и древненорвежского диалект отразился в списках скандинавских послов Олега. См. исследование С. Л. Николаева «Семь ответов на варяжский вопрос» в приложении к нашему изданию «Повести временных лет» (Ссылка в конце этого текста.)

862 год: «…идаша за море къ Варягомъ к Руси сице бо ся звахуть и варязи суть, яко се друзии зъвутся Св[еи], друзии же Урмане, Анъгляне, друзıи Гъте, тако и си.

Рѣша Русь, Чюдь, Словѣни и Кривичи: Вся земля наша велика и обилна, а наряда в неи нѣтъ, да поидѣте княжитъ и володѣти нами. И изъбращася три братьа с родъı своими [и] пояша по собѣ всю Русь и придоша старѣишии Рюрикъ […] От тѣхъ [Варягъ] прозвасѧ Рускаӕ землѧ. Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци от рода Варяжьска, преже бо бѣша Словѣни…»

Переведем: «пошли за море к варягам, к руси, ибо так звались те варяги, как другие зовутся свеями, иные же урманами, англянами, иные готами. Так и эти имеют свое имя. Сказали русь, чудь, словене и кривичи: «Вся земля наша велика и обильна, а устройства в ней нет. Да придите княжить и владить нами. И избрались три брата с родами своими и взяли всю Русь, и пришел с ними старший из них Рюрик. […] От тех варягов и прозвалась Русская земля. Новгородцы же люди новогородские, от рода варяжского, прежде были словенами».

(Последняя фраза почти наверняка восходит к летописанию Иоакима, который провел в Новгороде три десятилетия.) То есть в одном случае русью называются ладожские скандинавы (не находники-оккупанты!), а в другом некие варяги (скандинавы, но не шведы, не норвежцы, не англяне и не готландцы), к которым послано посольство.

Можно уточнить место обитания этой заморской руси. Оно между готландцами и англянами (то есть где-то близ Дании, откуда и приходит Рюрик/Рёрик Ютландский): «Афетово бо и то колѣно Варязи Свеи, Урманє, Готѣ, Русь, Агляне, Галичане, Волъхва, Римляне, Нѣмци, Корлязи, Веньдици, Фрягове…»
(Тут, правда, не очень понятно, получается что Варяги это только свеи(шведы.)

А посылают послов русь (местные ладожские скандинавы), чудь, словене и кривичи). Разумеется, ни о каких полянах речь не идет. Они где-то далеко на юге платят дань хазарам и на съезде не присутствуют.

В первоначальном тексте сохранившихся списков ПВЛ нигде не сказано, что Рюрик стал княжить именно в Новгороде — в Ипатьевской названа Ладога. Принятое в изданиях ПВЛ чтение «в Новгороде» основывается на чтении лишь одного утраченного списка — Троицкого, но и в этой рукописи указание на «Новгород» было дописано позднейшим читателем. Рюрик был приглашен не в Новгород, а в Ладогу, отстроил сгоревшую то ли при изгнании оккупантов-находников («варягов из заморья»), то ли во время последовавшей за этим междоусобицы («встал род на род») крепость (большой пожар в Ладоге археологи фиксируют в середине 860-х гг.). Затем он перенес свою резиденцию на так называемое Рюриково городище под Новгородом. Сам современный Новгород возник еще позднее (на его территории древнейшие археологические слои относятся к X в.).

Но вот, уже после смерти Рюрика Олег занимает Смоленск и Киев: «И сел Олег княжить в Киеве, и сказал Олег: «Да будет это мать городам русским».

«Мать городам русским» – это калька с греческого «Митрополия», то есть столица. Гр. metropolis < meter – мать + polis – город. Речь о том, что Олег переносит свою столицу из Ладоги на юг.

А ниже автор Повести говорит: «Был един народ славянский: славяне, сидевшие по Дунаю и покоренные уграми, и моравы, и чехи, и поляки, и поляне, которые теперь зовутся русь».

Последнее относится уже только к полянам. Это реплика киевлянина Нестора.

А вот опять, надо полагать, Иоаким. Статья 898 года:
«…от Варягъ бо прозвашася Русью, а первое бѣша Словене…»

Переведем весь пассаж: «А славянский народ и русский един. От варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами же прозваны были потому, что сидели в поле, а язык им был общий — славянский». Следующее упоминание под 907 годом (поход Олега):

…и ина многа [зла] творяху Русь Грекомъ еликоже ратнии творять…

Тут же в первом договоре Олега с греками пятикратно Русь (Роусь), а еще «русские грады» и «русский закон». Однако под стенами Царьграда происходит конфликт из-за парусов между «русью» (варяжской дружиной Олега) и его же воинами-славянами. Варягам достались крепкие паруса из паволок (парчи), а словенам корпиные, то есть из легкого шелка. И первый же сильный ветер их разодрал в клочья. Конфликт не закончился дракой, славяне на Олега обиделись. Олег всё понял, и потому (об этом сказано раньше, но по контексту это может быть отнесено только в 907 году): «И сел Олег княжить в Киеве, и сказал Олег: «Да будет это мать городам русским». И были у него славяне и варяги, и прочие, прозвавшиеся русью».

Далее 912: «Посла мужи свои Олегъ построити мира и положити ряд межю Руси и Грекы…»

В договоре 912 года: многократно Русь и появляется слово «русин» (русский). При этом слово относится ко всем подданным Олега (это может быть полянин из Киева, кривич из Смоленска, или словенин из Ладоги). То есть мы видим очень ранний пример расширительного понимания Русской земли.

Ниже, в комментарии летописца к договору: «и ряд положиша межю Грецкою землею и Рускою и клятвы не преступити ни Греком ни Руси».

Целый пласт сведений ПВЛ не может быть объяснен сведениями одних только устных преданий. Работа над письменным текстом должна была начаться еще во время Ярослава (одновременно с «Русской Правдой»), то есть ок. 1020 г.. В ВПЛ начальные страницы новгородоцентричны. А если так, то обрусевший Иоаким Корсунянин, – вполне подходящая кандидатура для первого летописца.