Игумения Серафима (Чичагова-Черная): «Держать голову низко, а сердце высоко»

16 декабря в Московском Новодевичьем монастыре относится к памятным датам. Здесь собираются «тесным домашним кругом», но круг этот объединяет людей, приезжающих из разных городов России, из Прибалтики, с Украины…Постоянные прихожане стараются не пропустить его,  едут со всей Москвы –  к матушке, первой настоятельнице обители после возобновления здесь монашеской общины. На всем лежит отпечаток простоты и искренности. Такой была и она сама, игумения Серафима, внучка священномученика Серафима (Чичагова), человек редкой культуры, для многих открывшая дорогу в православный храм, к вере, к Богу…

«За ящиком»

…Еще до рассвета, по спящей Москве, ехала она в храм Илии Пророка в Обыденском переулке. Привычно распечатывала свечи, раскладывала книги и иконы. Впереди был день работы за свечным ящиком… Академик, ученый с мировым именем –  Варвара Васильевна Чичагова-Черная. Руководитель исследовательской лаборатории Института органической химии.

Ее узнавали, конечно, и выдержать повышенное внимание было непросто. Недоумения, расспросы, а иногда и осуждение…Это была настоящая школа терпения. Когда же «волна любопытства» схлынула, к ней стали обращаться за советом, как поступить в том, или ином случае по церковным правилам, зная, что она обязательно подскажет, доброжелательно и спокойно.

Вольно или невольно, Варвара Васильевна способствовала воцерковлению московской интеллигенции. Многие становились прихожанами Обыденского храма, собирались у нее на квартире за чаем иногда и по 20 человек. Общение с ней было полезно поскольку в те годы не было еще того изобилия духовной литературы, к которому мы привыкли, не было и представления о том, откуда можно почерпнуть необходимые сведения? А Варвара Васильевна была «живым носителем» исторической памяти и старой культуры. В ее семье духовная связь не прерывалась. О себе она говорила:  «Моя религиозность стала развиваться с 3-х лет. <…> О вере вопрос никогда не стоял. Бог всегда был в моем сердце.»

Мало-помалу Варвара Васильевна стала организовывать и посещения святых мест, монастырей в сопровождении профессиональных лекторов. Она была природным «миссионером», достаточно чутким и деликатным, для того, чтобы не оттолкнуть людей чрезмерной взыскательностью или привнесением «своего».

Наконец, настало время, когда люди стали приводить в храм детей и внуков, чтобы показать, что, вопреки сложившемуся представлению, в Православной Церкви есть образованные интеллигентные люди. Одна история ее появления в Обыденском храме удостоверяла в том, что в жизни не происходит ничего случайного…

«Вера сближает нас с умершими»

–  Это слова ее деда, священномученика Серафима, митрополита Петроградского. Слова, вполне применимые и к его семье. Можно лишить человека возможности быть рядом с родными, но духовного, молитвенного общения расторгнуть невозможно. Дед оставался рядом с ней всегда. Но испытания начались для нее раньше, с самого детства.

В 20-е годы в стране царили разруха, голод, эпидемии. Уютную домашнюю обстановку сменила неустроенность и нужда. Отец Варвары Васильевны погиб на фронте в годы I мировой войны, мать служила медиком. В годы утверждения новой власти можно было ожидать всего: людей хватали прямо на улице, а питание было таким скудным, что смертность от истощения превысила все отметки. Дед, Владыка Серафим, не раз за эти годы оказывался в тюрьмах, в ссылке.

Чтобы спасти детей, ее мать вынуждена была переехать в деревню. Подросшие девочки ходили на поденщину. Именно тогда Варя, которой едва исполнилось 7 лет, сказала матери: «Я всегда смогу прокормить себя, я выучилась хорошо мыть полы.» Условия существования были суровыми, но Варя с сестрой, несмотря на малый возраст, были обучены всем навыкам сельской работы. И с первых лет жизни ей помогала выстоять вера.

Школу, в которой она училась, со временем преобразовали в нефтехимический техникум. Так, профессия «нашла ее сама». В 18 лет Варвара уже работала лаборантом в Институте органической химии Академии Наук. Препятствия на пути получения образования, с которыми ей пришлось столкнуться, были связаны с официальным политическим курсом.

Надо было иметь мужество, чтобы не отчаяться, не опустить руки, когда ее отчислили из Института тонкой химии по причине «дворянского происхождения». Между тем, она была настолько талантлива, что сами преподаватели содействовали ее восстановлению на курсе, и, наконец, смогли отстоять.

В 1937 г. их семью постигло новое несчастье – тайно в отсутствие родных, на даче, был арестован 80-летний митрополит Серафим. Неизлечимо больного старика увезли на машине «скорой помощи», несмотря на протесты соседей. Много лет совмещавший призвание пастыря и врача, имевший в своей картотеке 20 000 пациентов (!), он сам оказался без помощи в холодной камере Таганской тюрьмы.

Целые недели напролет Варвара вместе с матерью и сестрой простаивали в очередях у московских тюрем. Везде их ждал ответ: «Чичагова в списках нет». След деда оборвался для них на полвека. Только в начале 90-х годов прояснится его участь. После месяца бессмысленных допросов митрополита Серафима по приговору «тройки» расстреляли на подмосковном полигоне в Бутово. Место его захоронения осталось неизвестным. Он был погребен в одной из 70-метровых  траншей, среди тысяч других мучеников периода «ежовщины»…

Вместе с Владыкой был «арестован» и написанный им образ Христа в белом хитоне. Почти двухметровая икона исключительной глубины и силы, где Господь представал как врач, протягивая руки навстречу всем слабым, больным, ожидающим помощи и утешения! Никто не мог предполагать, что судьба этого образа определит направление жизни Варвары Васильевны в последние годы.

Христианское устроение и любовь к России помогли этой семье не ожесточиться и не пасть духом.

В годы Великой Отечественной войны мать Варвары Васильевны отправилась врачом на фронт, а сама Варвара, работавшая на московском заводе «Каучук», несмотря на юный возраст, была назначена ответственной за эвакуацию завода.

Когда же была снята угроза оккупации Москвы, и пришел приказ о срочном запуске производства для нужд фронта, именно ей поручили руководить восстановлением технологического процесса. В 28 лет она была назначена заместителем главного инженера завода.

Через год после окончания войны ее пригласили работать начальником лаборатории в тот самый институт, где она когда-то служила лаборантом. Внучка «классового врага» – митрополита Серафима, верующая, неопустительно ходившая в храм, она была допущена до руководящей работы, да еще секретной. Ее профессионализм и глубокая порядочность, несмотря ни на что, получили достойную оценку. К счастью, в Академии Наук нашлись здравомыслящие люди, отстоявшие ее.

А жили они с матерью в то время на Пироговской, совсем рядом с Новодевичьим монастырем; счастьем было ходить туда на службы. (Ее мама работала в Духовной семинарии, расположенной на территории обители, врачом, и таким образом, удавалось получить приглашение.) Позднее Варвара Васильевна говорила, что ей всегда казалось: «ничего лучше Новодевичьего монастыря быть не может».

Варвара Васильевна не состояла в партии, не была она и членом ВЛКСМ. Годы спустя, на вопрос, как она этого избежала, она отвечала только: «А я не представляла себе, что сказала бы маме, если бы меня заставили вступить в комсомол.» … Шли годы. За спиной остались аспирантура, защита кандидатской и докторской диссертации. В 60-е годы Варвара Васильевна Чичагова-Черная была уже признанным ученым. Кроме 150 научных работ, она имела 36 авторских свидетельств об изобретениях. Лаборатория, которой она руководила, участвовала в разработке костюмов для космонавтов. Итогом тех лет стали 2 ордена, 8 медалей, Государственная премия, почетные звания.

Она все так же продолжала ходить в храм. Об условиях жизни в те годы Варвара Васильевна рассказывала: «Свои религиозные убеждения я никогда не скрывала, я их просто не афишировала». Рассказывают, что когда ее мать в преклонном возрасте стала монахиней Пюхтицкого монастыря, и Варвару Васильевну в очередной раз «взяли под наблюдение», на расспросы о местонахождении мамы она отвечала кратко: «Она умерла.» А значительная часть от государственных премий поступала в Пюхтицы.

Когда Варвара Васильевна Чичагова-Черная была уже на пенсии, судьба приготовила ей неожиданный поворот. Как-то, гуляя по центру Москвы, она зашла в храм Илии-Пророка, что в Обыденском переулке, и застыла от изумления. Прямо на нее из глубины полотна смотрел Христос в белом хитоне, простирая к ней руки. Икона ее деда, оказывается, попала в этот храм из «спецхрана». И вот тогда-то, в 72 года, она пришла в эту церковь… и встала за свечной ящик.

Игуменство

После смерти ее мужа – известного искусствоведа – она всю свою жизнь без остатка посвятила миссионерскому служению.

А в 80 лет ее ждало новое поприще. Именно ей митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий предложил стать игуменьей только что возвращенного Церкви московского Новодевичьего Монастыря. Благословение на принятие пострига передал ей о. Иоанн (Крестьянкин). И еще 5 лет, уже в монашестве с именем Серафима (в память о деде и о его небесном покровителе – Преп. Серафиме Саровском) она трудилась, возрождая древнюю обитель.

Первое время в монастыре не было ничего. Монахини ночевали на чердаке Успенского храма на расстеленных прямо на полу одеялах. Скоро об этом заговорили в Москве. Нашлись жертвователи, благотворители. Прославленный русский монастырь восстанавливали «всем миром».

В памяти сестер Новодевичьего монастыря и знавших ее священников матушка Серафима осталась примером духовного аристократизма. Будучи строгой к себе, она была снисходительной к другим и очень терпеливой. Ее келейница рассказывает, что, когда келья игумении находилась в двухэтажном корпусе у самой дальней стены монастыря, напротив нее была трапезная, и при постоянном стечении народа, матушку наверняка должен был беспокоить шум, поскольку трапезничали тогда все вместе (сестры, священники, помощники),  однако ни единой жалобы, ни единого упрека от нее не слышали.

Требовательность ее была связана, как правило, с рачительным отношением к монастырскому имуществу, свету, воде…Она не поощряла безответственности. Что же касается человеческих отношений, вспоминают об ее исключительной деликатности. Она не любила жалоб и, вообще, сутяжничества всякого рода, и случалось, что разгорячившихся просила только  обратить евангельские заповеди в закон поведения для самих себя…

Когда открылось место гибели митрополита Серафима (Чичагова), игуменья Новодевичьего монастыря сделала много для того, чтобы были, наконец, рассекречены бутовские архивы, а на полигоне был создан мемориальный комплекс «Памяти жертв сталинских репрессий». До последнего она оставалась энергичной и деятельной. Хлопотала об издании духовных трудов митрополита Серафима, его музыкальных произведений, работ по медицине.

Для сотен москвичей эта маленькая пожилая женщина стала не только близким другом, но и настоящей духовной матерью. Она могла позвонить не только постоянным прихожанам, но и человеку, оказывающему монастырю благотворительную помощь и занимающему высокое положение по службе, и напомнить: «Завтра праздник. Надо идти в храм». Отказаться было невозможно…

Ее судьба изумляла. Игумения Серафима стала «связующей ниточкой» с той дореволюционной культурой духовности и нравственной красоты, дефицит которой так ощущается в современном обществе. У неё молодые и старые, образованные и совсем простые учились тому, как можно и нужно жить по совести, как терпеть и не сломаться, как по-христиански «держать голову низко, а сердце – высоко».

Источники и литература, использованные при подготовке материала, и рекомендуемые для чтения:

Инокиня Людмила (Гречина). Игумения Серафима (Черная), первая настоятельница возрожденной Новодевичьей обители. // Московские епархиальные ведомости. 2005. № 11-12. С. 157-169.