2 том. Седьмой кадр. Женщины

2 том. Седьмой кадр. Женщины

   Расставание с главврачом прошло в просьбах и отказах. Шеф больницы чуть ли не ползал на коленях, заглядывал в глаза, клялся, что сам лично будет ухаживать за Сергеем, не тронет его и Ивана Сергеевича даже мизинцем. только «отдайте плёночку». Это было смешно и горько, грустно, вызывало не удовлетворение местью, а сочувствие видеть властного шефа с его словами: выгоню к чёртовой матери, безвольным, потерявшим всю спесь. Как быстро меняется человек! До какой степени унижения он может дойти, когда понимает, что власть из его рук переметнулась в другие руки. Пробить парочку главврачу не удалось, они отдали бы плёнку, хрен с ней, как говорила Капа, но  в больнице оставался ещё Иван Сергеевич, и главврач, конечно, устроил бы какую – нибудь пакость, если бы хозяйка и квартирантка пошли ему навстречу.

   Вечерело. Капа, Ляптя и Сергей, сидя за столом, пили чай.  Полыхал закат, «обжигая» верхушки деревьев, глядя на которые квартирантке чудилась степь, усыпанная небольшими ярко горящими костерками, возле которых сидели поселковые пацаны, выгонявшие лошадей в ночное. Очаровательна украинская летняя ночь в степи, когда по ней не мечется ветер, когда она от края и до края заполнена тишиной и запахом полыни, мяты, чабреца… Это не, сколько запах, сколько освежающее дыхание силы степи, которое рождается  выгоревшими за день травами в ночной прохладе. Как любо было смотреть на  небо, усеянное звездами и мечтать прорваться к ним. Как обжигала руки вынутая из костра картошка с грустящей, обугленной корочкой, и её приходилось перебрасывать из ладошки в ладошки, обдувать, чтобы охладить. Какой вкусной казалось она.  Как давно это было, и как хотелось вернуться в то время.

   Закат постепенно затухал, Высекалась полнотелая Луна с её завораживающим бледным светом.

   Бывший зэк никак не мог поверить в произошедшее. Он, хотя и не помнил, что одно время был Константином Ивановичем Ставропольским, но не помнить ещё не означает - не быть им. Он всё же ещё оставался в некоторых своих привычках Ставропольским, для которого на первом месте стояли гроши, без которых не совершается ни одно дело, а поэтому с удивлением смотрел на бескорыстную хозяйку и бойкую квартирантку и удивлялся их спаянной дружбе. Перемещение оказалось неожиданным. В больнице он настраивался на неизвестность и вдруг такой поворот, подобный повороту, когда судья зачитал приговор о замене условного срока на реальный. Утром душа была полна тревог, а вечером очистилась и застыла в ожидании. В мгновенье ока меняется жизнь, как скоро течёт время, стремительно перетекая из прошлого в настоящее, а из него рвётся в будущее, а какое оно? 

   Переселение радовало Сергея, но в глубине сознания  его не оставлял вопрос, что же произошло после тюрьмы, чем он занимался? Был промежуток, с которым отказывалась работать память. Порой сознание настигали вспышки, но они тотчас и гасли, оставляя пепельные воспоминания. Это и злило его, и закатывало в ледяные мысли о ночёвках на вокзалах, бомжевании возле мусорных коробов, на свалках после выписки, но, как он не рылся, как не пытался пробиться, «дверь» к Константину Ивановичу Ставропольскому в ковбойской шляпе и чёрных очках была захлопнута. Он успокаивал себя, что со временем найдётся толчковая  мысль, которая поддаст памяти, и она заработает.

- Серёж, - сказала Ляптя, - неужели ты ничего не помнишь, кем был до больницы?

   Сергей отрицательно помахал головой.

   «Если по совести, то нужно бы сказать, что я сидел в тюрьме, - подумал он, - но ведь и выгнать после этого смогут. Придёт время – скажу».

- Она похожа на остров, - бросила хозяйка.

- Что ты сказала, - вздрогнул Сергей.

- Ничего такого. Луна похожа на остров.

- Остров, остров, - Сергей сжал виски, заскрежетал зубами. – Я помню это слово. Оно было, но что за ним? Темень. Когда же пробьётся память. Или мне так и придётся мучиться. Да и держать меня здесь вы не будете. Хлопотно.

- Успокойся, Сергей, - сказала Ляптя. – Вот увидишь, что всё наладится. Ты главное не нервничай.

- Я бы и рад не нервничать, да не получается, - он болезненно усмехнулся. – Я говорю себе: не трепи нервы, но эти слова не имеет для меня силы, промелькнут и даже не царапнут, что было, что не было. Кстати, - его глаза постоянно менялись в цвете, то были серыми, то похожими на расплавленный металл. - Как мне тебя звать? Ляптя, Вика?

- Зови Викой, - подключилась Капа. – Вика, Виктория. Победа. Выстоим.

   Под утро, когда из густой темени выбился  рассвет, и солнце ворвалось в комнату. Ляптя проснулась от дикого крика. Выметнувшись из кухни в чём была, а была она ни в чём, из – за духоты спала голой, и заскочив в комнату, она увидела хозяйку, которая стояла с мокрым полотенцем возле Сергея, сгребавшего с лица  густой пот.

   Появление Ляпти в натуральном виде застолбило Капу на немоту. Она заморгала, зашевелила губами, вздулась в щеках и. наконец, рванула.

- Ты что, мать твою, охренела. У нас же новый квартирант. Мужик, - заголосила она. – Понимаешь? Мужик.

   Провинциалка хотела отбомбить, но стопорнулась. Да. Капа была права. Действительно новый квартирант и действительно мужик. Пришлось дать задний ход

- Это было. Я точно помню, что было, - шептал Сергей, когда Ляптя влетела во второй раз. – На меня наползала фура, я полз на локтях, смотрите, - он выставил локти, они были в заживших ранах, -  долго полз, ноги не работали, а потом вырубился. Дальше  темень. – Он с тоской, перемешанной с надеждой, посмотрел на Капу, заранее зная, что она также бессильна перед теменью, как и он, но он смотрел, не отрываясь, это было оцепенение, которое стало проходить, когда хозяйка начала массировать его лоб и виски полотенцем.

- Это хорошо, - сказала Капа, - это начинает высвобождаться память. Пробиваются сны, а они потянут за собой реальность.

- С таким высвобождением можно и с ума сойти. Фу. Страшно было, - по лицу Сергея заскользила едва заметная улыбка.

-А мы зачем? – насела Капа.

- А что вы можете сделать? Вы же не профессора – врачи. Для них нужны деньги и не малые, а их нет. А где взять?

- Кто тебе это сказал, - бросила хозяйка, проскользнув мим денежного вопроса. - Мы профессора – врачи, гроши за лечение не берём  и лечим бесплатно, правда, одно время пытались лечить за гроши, но отказались, не благородное дело.

   Капа поискала, куда бы плюнуть, увидев открытое окно, запустила плевок и тотчас заголосили.

- Ты куда, зараза, плюешься. Тут же человек.

- Кто это, - спросил Сергей.

- Да есть тут один. Мотается. Не любит, кода на него плюют.

- А есть такие, которые любят, - расхохотался Сергей.

- Полно, - махнула хозяйка. - Так вот, - продолжила она. – Мы тоже лечим  только своими методами. Вика. А, ну растолкуй этому парубку, що мы можем робыть и как лечим, и кого, хотя я и сама это сделаю. Наши больные это паны. Типа пана главврача. Мы можем с панами разбираться похлеще, чем с паном - главврачом. Жаль, Серёжа, что ты не пан, а был бы паном о – го – го мы тогда тебя   быстро бы в памяти восстановили. А давайте попробуем. – Полвека артистичности Капы давали себя знать. - Вот представь, Серёжа, что ты пан, паныч, такой важный, весь из себя, молодцеватый, не такой, какой ты сейчас весь затюканный. Ядреный пан. а Вика дуже гарна  панночка, хотя она и без панночки хороша. Как думаешь, Серёжа, права я или не права в отношении Вики. – Капа не любила окольных путей, и если что – то наворачивалось она сразу же заряжалась на стремительную и открытую атаку, а сейчас и был такой случай, попытаться хоть немного вытряхнуть Сергей из застоявшегося состояния. –Молчишь, Сергей. Значит согласен. Гарна панночка.  И загуляла панночка с другим паном, ой, как загуляла,  - напевно заворковала Капа. – Ты, Серёжа, не отворачивайся глазами от Вики, не прячь их, а представляй, запускай в работу воображение. И пошла у них такая любовь, - наращивала хозяйка, внимательно всматриваясь в лицо нового квартиранта, -  Вика. Не пытайся закрыть мне рот. Я запускаю в работу  метод воображения.

   Квартирантка попыталась пришлёпать рукой рот хозяйки, но напоролась на зубы.

- Ты что же делаешь, - взвилась Ляптя. – Чуть палец не отгрызла.

- В следующий раз по локоть отхвачу. Так вот. Загулял палочка. Дело уже до самого крайнего стало подходить, что такое крайнее, не мне вам объяснять, вы люди взрослые. и узнал пан об этом и сказал. Серёжа. Ты же пан, - она толкнула его, - что сказал пан?

   Лицо Ляпти было цветом жгуче – красного заката.

   Капа взяла паузу. Пан и панночка молчали и разглядывали друг друга, словно впервые увиделись. Смотрины были длительными, и сорвали нервы хозяйки

- Так что сказал пан паночке, мать твою, - заклокотала Капа, глядя на Сергея. - Я понимаю, Серёж, что память загрузила тебя до пяток, сживает, - отрываясь от клокотанья и переходя на шепот, завивала хозяйка, - но нужно же и в атаку идти, тараном сметать, в колокола валить, - взвыла она. – Входи в роль. Ты любящий пан, - неслась Капа, -  но стоишь на грани обманутого пана, семейного банкротства. Тебе за панночку биться нужно. Что ты делаешь? Ну, говори. Паночка ждёт.

- Вот еще, - вскинулась Ляптя. – Ничего я не жду. Не слушай её. Она бывшая артистка. То она Дездемона, то Джульетта, то царица Клеопатра. Недавно играла ведьму. Так её чуть прутом не прибили. Не слушай, - не совсем уверено закончила она.

- Это почему не слушать? Интересно. Ну, Капа, - Сергей покачал головой. – Ты и мёртвого поднимешь. Так спрашиваешь, что сказал бы пан паночке?

– Он перекинул взгляд на Ляптю. – Ты в роль вошла?

- Шас, - отрезала квартирантка. – Бегу и спотыкаюсь.

- Ты мне не капризничай, - взметнулась Капа. – Взяли человека. Нужно помогать. Мы не лекари с таблетками. Пошли они на хрен. У меня свои методы. Я больше полвека на сцене провела, а сколько там было перевоплощений. Сергею ведь тоже нужно перевоплотиться. Продолжай пан Серёжа.

- Ну, во – первых я надавал бы окрошек другому пану, чтоб он мужиков не позорил и на других панночек не пялился, а во – вторых, панночка Вика такое не может сделать, это сложно для неё, -  подковырнул он.

- Это почему сложно? Это почему я не могу сделать, - вышла из себя Ляптя. – Ещё, как могу.

- Да брось ты, - задиристо накачивал Сергей. -  Капа не права. Она любит своего пана.

- Вика, - всплеснулась хозяйка, - а ну покажи, как ты голубишь своего пана Сергея.

- Да вы что обалдели? Ещё рано, - брякнула она и спохватилась.

   Повод для вопроса дала, а вопрос не заставил себя ждать.

- А когда не рано будет, - поддел Сергей.

- Да что вы насели на меня.

- Я же говорил, что не может она быть с другим паном, да у неё, наверное, и панов ещё не было, - расхохотался Сергей.

- Может, Серёжа, может, - вздохнула Капа. - Я тебе сейчас расскажу. Знаешь, сколько у неё панов было. Пан администратор. Подвал обещал подарить.  Пан хохол. Правда, бедный.  На сале помешался. С железным прутом за ней гонялся. Пан швейцар. Не помню, что он обещал, но что - то обещал. Кажется, грозился замочить. Пан азиат с дынной плантацией. Батони грузин. Горную речку дарил. Пан администратор казино и братки его. Три миллиона долларов. Всех кинула. Они сейчас бегают по рынку и ищут её. А вот, кто ей по душе пришелся, так он по двору мотается и кричит, что у него гвоздодёр украли и ящик с гвоздями. Пан дворник. Понял. Не простая она панночка. Загадка.

- А если серьёзно, - спросил Сергей.

- Ну, если серьёзно, то об этом не сейчас. Потом расскажу. Как чувствуешь себя?

- Весело. Я давно так не чувствовал себя. Паночка Вика, пан Сергей. А ты кто Капа?

- Так Вика уже говорила. Роли перечисляла. Могу быть, кем угодно. Говоришь весело.

-- Весело. Только у панов монеты, а у пана Сергей шиш. Безгрошовый пан. Безрублёвый и безвалютный. А где взять? Нужна идея.

   Прорезался и промелькнул Константин Иванович Ставропольский, но полностью не проявился.

- Придумаем. Главное, что весело. Вот и ладненько, - довольно бросила Капа. -  Будем в новые роли вживаться, а  лекарей с их таблетками коленкой под одно место.

- Я вот верю, - разгорячился Сергей, - что придёт день и раз, и всё станет на свои места.

- Эх, Серёжа, Серёжа. Придёт и станет. А если в том куске, закрытом от памяти, плохое. Оно тебе нужно? Нет. Другое дело, если хорошее. Ну, тут, как Бог даст. Кстати, Вика. А где иконка?

- В сервант положила.

- Нужно будет повесить. Серёжа поможет.

      Когда Ляптя и хозяйка ушли в магазин, Сергей забеспокоился. Веселье схлынуло. Опять один. Снова грызущие мысли. В тюрьме ему  было легче. Приговор чётко обозначал сроки выхода на свободу, а сроки возвращения памяти были неизвестны. В больнице часто мелькала мысль: лучше быть здоровым в тюрьме, чем больным на свободе. Он сидел на диване, воткнувшись неподвижным взглядом в красный сервант, изредка перебрасывая взгляд на ковёр с ромашками, пока чувство одиночества и желание пообщаться с кем - то не вытолкнуло его на улицу.

   Выйдя из подъезда, он шагнул на тротуар. Шагнуть то он шагнул, но чуть не оказался под ударом мелкого человечка, ураганом промчавшегося мим него с голосистым криком: опять украли…

- Пан дворник, - бросил Сергей.

   Мелкий человечек так тормознул, что из – под подошв ботинок  ударил фонтан искр.

- Это Вы мне?

- А кому же ещё.

- А почему я пан дворник?

- А хотел посмотреть, как работает слово «пан», - встряхнулся Сергей, - Хорошо работает. Вы сразу откликнулись.

   Человечек хотел что – то сказать, но Сергей обрезал: заткнись, дядя. Всего – на всего маленький, словесный  толчок и чувство тревоги отпустило, а это как раз было то, что и нужно. 

   Пройдя немного. Сергей остановился, задумался и повернул назад. Оказавшись в  квартире, он открыл сервант, вынул икону, тщательно осмотрел со всех сторон: классная и грошовая.

- Деньга не малая, - пробормотал он. – валяется впустую.

   В  кухне он снял вафельное полотенце, завернул икону, нашёл  целлофановый пакет, положил в него икону, открыв окно, посмотрел вправо и влево вдоль многоэтажки: сквер, церковь, никого и вышел.

   Капа и Ляптя уже подходили к дому.

- Паночка Вика, - задребезжала хозяйка.

- Почему у тебя такой противный голос? – спросила квартирантка.

- От страха. Представляю, как Сергей ползёт на локтях, так внутри всё оседает и переворачивается. А как тебе пан Сергей?

- Капа, - отчеканила Ляптя, - не вживайся в роль сводницы. Поживём, увидим.

   И они увидели, войдя в комнату, открытый сервант. Посмотрели друг на друга, пошарили. Иконы не было.

- Ой, - сказала хозяйка, - я воплощаюсь в роль сумасшедшей. Пан Сергей кинул нас. Украл икону. А всё ты панночка Вика, -  напустилась хозяйка. -  На хрена вчера сказала, что икона в серванте.

-- Да кто ж знал, что он ворюга, - с досадой бросила Ляптя. - И в больнице прикидывался, чтоб попасть к кому – нибудь на квартиру и обворовать. – Вспомнили слова главврача и оправдали. Проехались по Ивану Сергеевичу и прочесали. - Слава Богу, что у нас больше воровать нечего.

- Да, - вздохнула Капа, -  Вляпал нас пан Сергей по самую макушку, но нужно отдать ему должное. Артист бы из него вышел классный, - с восхищением закончила хозяйка.

- Кто это посмел называть пана Сергея ворюгой, - громыхнуло из кухни.

- Ой, - Капа обвалилась на диван, увидев Сергей, выходящего из кухни с целлофановым пакетом .

– Я уже минут десять стою в кухне и слушаю  вашу болтовню. Двери нужно закрывать, когда в квартиру заходите.

- Ты это, - заикаясь, промолвила Ляптя, - такие шутки брось. Артистку с ума сведешь. А где ты был и зачем икону взял?

- Икона целая. В пакете. Вначале думал своровать и продать. Честно говорю, а потом через окно увидел церковь, которая рядом с домом. В голове так садануло, что чуть не разнесло. Вот я и подумал, что нужно освятить икону.

- Твоё освящение, - выцарапываясь с дивана, захрипела  Капа, - меня чуть в гроб не вогнало.

-Бывает, но это расплата за то, что пана Сергея ворюгой обозвали. Ладно.  Пойду, пройдусь малость. Подумаю об идеи, где гроши доставать. А икона дорогая.

- Откуда знаешь? – спроста Ляптя.

- В тюрьме церковь была, а я с попом сдружился. Он мне показывал фотографии икон. Была фотография и вашей иконы.

- Ты верующий?

- В тюрьме был верующим, потом не знаю, а сейчас размытый. Не восстановится память -  в монахи подамся.

- Постой, постой, - заволновалась Ляптя. – Ты был в тюрьме?

- Да.

   Проговорился Сергей. Нет. Не проговорился. Ему ведь может присниться и тюрьма и выдаст. И будет второе: открытость во сне хуже первого: скрытности.

- Мне собираться на выход?

--Что ты сразу на выход, - вспыхнула квартирантка. – Капа. Ты слышала?

- Не глухая. А за что?

- Девицу одну защищал от двух мужиков.

- Несправедливо, - сказала Ляптя, выслушав Сергея.

- Судья стерва, - вскипела хозяйка, - я б такую заразу под прут хохла и напополам.

- Капа, - говорит Сергей. - Судья же не в душу человека вкапывается, а в бумажки и в своё настроение. Утро, например, ей не понравилось, она утром и накрыла. Так мне, как.? На выход?

- Вот так сразу и на выход, - вмешалась хозяйка. – Разогнался. Вика. Тащи верёвку, вязать будем. Живи. Был бы ты подлецом, то с иконой смотался. Выходит, что совесть у тебя есть. Не смотался.

   Сергей направился в сквер, найдя лавочку, присел, подставив лицо под солнечные лучи. Мимо прошла лет тридцати женщина, скользнула взглядом по его лицу, прошла дальше, остановившись, повернулась и направилась к нему.

-Извините, - сказала она. – Вы меня не узнаете?.

- Нет. Разве мы были знакомы?

   Сергей внимательно присмотрелся к ней. Она была броско одета, безукоризненно сложена, с чувственным лицом и едва заметным тонким шрамом над левой бровью, который вовсе не портил её лицо, наоборот, придавал особенное очарование.

   Его охватило чувство тревоги. Насколько он понимал из – за какого – то неприятного происшествия, участниками которого  был он и эта женщина. Что за происшествие он конкретно сказать не мог, но чувствовал: оно было.

-  Вы уж извините меня. Может быть, Вы ошиблись, - неуверенно сказал он. -  Я на кого – то похож.

- Нет, - твёрдо ответила женщина. –Вы тот, которого я несколько лет искала. Четыре года. Чуть больше.