Откинувшись на заднем сидении, шведский аристократ голубых кровей и увешанный орденами герой двух мировых войн отдыхал от напряженной поездки, когда его большой `крайслер`, последний в колонне из трех автомобилей, начал подниматься по узкой дороге от занятого евреями Катамона к Рехавии и дому военного губернатора Иерусалима. Никто – ни находящиеся в головной машине, ни израильский капитан, назначенный сопровождать важную персону, не встревожился, когда новенький израильский военный джип развернулся и встал поперек дороги, чтобы остановить колонну: ничего особенного, просто чередной `летучий` чек-пост. Три солдата в обычных для израильской армии шортах цвета хаки подошли к головной машине, держа пальцы на спусковых крючках; трое молодых шведов и бельгиец, сидя на пассажирских сидениях, нащупали в карманах свои документы. `Все в порядке, ребята, - сказал израильский офицер, - дайте нам проехать. Это - посредник от ООН`.
В этот момент один из троих мужчин подбежал к `крайслеру`, просунул дуло своего немецкого ручного пулемета МР40 в открытое заднее окно и всадил шесть пуль в грудь, горло и левую руку шведского аристократа, и еще 18 – в сидевшего слева от него полковника-француза. Израильский капитан, по имени Моше Гильман, выскочил из первой машины и побежал к `крайслеру`. Пораженный ужасом при виде истекающих кровью тел, он несколько раз повторил: `Боже мой, о, Боже мой`, а затем вскочил на сиденье рядом с шофером и приказал ему ехать прямо в больницу `Хадасса`. Но, когда они прибыли туда, граф Фольке Бернадотт, посланник ООН, миссией которого было установление мира на охваченной войной Святой Земле, был мертв. Мертв был и обозреватель ООН полковник Андре Серо, который только за миниту перед тем поменялся местами с Гильманом, чтобы лично поблагодарить графа за спасение его жены из нацистского концлагеря три года назад.
В Иерусалиме, Стокгольме и Нью-Йорке 17-го сентября прошли устроенные шведами и ООН церемонии в память убийства Бернадотта, застреленного переодетыми в солдат еврейскими боевиками. Но на месте его гибели нет голубой мемориальной доски, какими в Израиле отмечены многие места подвигов еврейских подпольщиков и бойцов того периода. Здесь так же, как и в тот день, светит сентябрьское солнце, и абрис этого места не изменился. Можно видеть, где была устроена засада – там, гда дорога начинает подниматься на северо-запад, туда, где теперь музей искусства Ислама, а за ним – Рехавия. Но дорога – теперь это улица Пальмах – стала шире, а полудеревенский пригород превратился в оживленный район проживания западно-иерусалимского среднего класса, с пятиэтажными каменными домами и рядом магазинчиков через перекресток с улицей Ха-Гдуд Ха-Иври, `Еврейского Батальона`, от того места, гда был убит Бернадотт. Сегодня только те израильтяне, у которых хорошая память, помнят, что здесь произошло – как, например, проходящий мимо житель этого района Авраам Гиннон, который в то время был 16-летним солдатом. `Это был безумный поступок, - говорит он сейчас, - Политическое убийство! Может быть, оно и остановило какой-то процесс, но все-таки...`
Хотя прошло 30 лет, прежде чем кто-либо из них признал это, убийство совершили боевики самой экстремистской националистической группы еврейского подполья, Лехи, больше известной британцам как `банда Штерна`, во главе которой стояли три человека, в том числе – будущий премьер-министр Израиля Ицхак Шамир. Графа Бернадотта, возглавлявшего во время Второй Мировой Войны шведское отделение Красного Креста, племянника короля Густава V, убили не из-за тех двух перемирий между евреями и арабами, которые он успел провести и одно из которых к моменту его гибели готово было развалиться. Ему стоил жизни более долгосрочный план мирного урегулирования, который стремился, - напрасно, и, может быть, наивно – найти решение проблем, до сегодняшнего дня составляющих суть этого, самого неразрешимого в мире конфликта: границ, палестинских беженцев, и статуса Иерусалима. Последний пункт особенно разгневал израильтян, потому что Бернадотт сперва рекомендовал оставить город на арабской территории, а потом, в докладе, обнаруживающем большое влияние Британии и США и представленном Совету Безопасности ООН за день до его убийства – что Иерусалим должен быть под международным контролем.
Геула Коэн, бывший депутат Кнессета от крайне правой партии, которая в 1948 году была 17-летней дикторшей подпольной радиостанции Лехи, вспоминает угрозы, которые она лично посылала Бернадотту по радиоволнам в последине недели перед убийством. `Я говорила: если ты не уедешь из Иерусалима в свой Стокгольм, ты распростишься с жизнью`. А теперь, 60 лет спустя, считает ли она, что это было оправданное убийство? – `Нет никакого сомнения. Иначе у нас не было бы Иерусалима`.
Помимо ветеранов Лехи, немногие израильтяне сказали бы сейчас то же самое. Однако это убийство остается проблематичным эпизодом в ранней истории государства. В то время оно поспешно и почти в один голос осуждалось израильской прессой. Первый глава правительства Израиля, Давид Бен-Гурион, воспользовался им, чтобы свалить – и фактически уничтожить – группу Лехи и арестовать сотни ее деятелей. Если это убийство к чему-то и привело, так это к тому, что оно облегчило путь большинства членов Иргуна и Лехи в израильский мэйнстрим. Но никто из причастных к убийству не был найден или призван к ответу; историк Бенни Моррис говорит, что у Бен-Гуриона были, возможно, `внутренние политические причины` не желать, чтобы убийцы были пойманы. Полицейское расследование началось только через 24 часа после убийства и было, согласно книге `Бернадотт в Палестине, 1948 год` – авторитетному и замечательно объективному труду израильского историка Амицура Илана – проведено `любительски`. Только в 1995 году Шимон Перес впервые официально выразил `сожаление, что граф был убит террористическим методом`. И, наконец, помешало ли убийство, наряду с его мотивами, признанию заслуг Бернадотта в спасении в 1945 году большого числа узников нацистских концлагерей, в том числе – нескольких тысяч евреев?
История шведских `Белых автобусов` с красными крестами, призванными уберечь их от бомбардировок союзников, на которых в период с марта по май 1945 года вывозили узников нацистских лагерей в рамках самой большой – хотя, к несчастью, и запоздалой – операции по спасению, неоднозначна. Однако благодаря ей в Швеции оказалось около 21 000, а в течение месяца по окончании войны – еще 10 000 человек. Из этого числа 10 000 были евреи, что составляет самое большое историческое достижение этой операции. И операция эта навсегда – в том числе в мемориальном музее Яд Ва-Шем в Иерусалиме – связана с именем Бернадотта, возглавлявшего в то время шведский Красный Крест и добившегося освобождения узников в переговорах с Генрихом Гиммлером (тайным и неисполненным желанием которого было заключение сепаратного мира с западными странами, минуя Сталина).
Израильская писательница, родом из Польши, Мириам Акавия, и ее муж Ханан, ставший израильским дипломатом в Швеции и в его родной Венгрии, всегда испытывали непоколебимую благодарность Бернадотту. Оба выжили в Холокосте, почти все их родственники погибли во время Второй Мировой войны, а сами они подростками пережили не поддающиеся воображению ужасы Освенцима и Берген-Бельзена – каждый из них весил при освобождении не больше 25 килограмм. Оба они получили помощь, в которой нуждались так отчаянно, благодаря миссии Бернадотта.
В отличие от большинства спасенных, Мириам и Ханан были, каждый по отдельности, доставлены в Швецию (где и познакомились) после освобождения Берген-Бельзена. Чтобы понять, что это значит, стоит осознать, в каком состоянии были узники этого лагеря, если 10 000 из них умерли уже после прибытия британских солдат. Мириам писала об этом `печальном освобождении`: `Я лежала на груде трупов, моя сестра Луиза – рядом со мной, а наша мама была там с нами, но уже неживая. Для нее война закончилась слишком поздно... Шведы выбрали самых слабых и больных. От нас не осталось почти ничего. Они подлечили нас, одели нас, обследовали нас, накормили нас витаминами и маслом из печени трески и разослали по разным красивым местам, большей частью – в больницы`. Ханан Акавия, который сегодня говорит о графе Бернадотте как о `спасителе`, рассказывает, что он был таким худым и больным, что `Если бы шведы не спасли меня, я не представляю себе, как бы я мог выжить. Это означало выздоровление и новую жизнь`. А его жена говорит о тех временах: `Я не знала, кто такой Бен-Гурион. Но я знала о графе Бернадотте`.
Мириам рассказывает, как ее подругу, Рину Фрид, которой было тогда 16 лет, и которая тоже приехала позже в Израиль, чтобы начать новую жизнь, погрузили в поезд, `переполненный едва живыми полутрупами женщин` из ее концлагеря, и она ехала на верную смерть, когда была спасена шведской миссией. Поезд остановился, и к изнеможенным женщинам подошли иностранцы, неся еду и питье. `Мы едем в Швецию, - сказали они, - Ваше рабство кончилось`.
Супруги Акавия очень хотели бы видеть графа Бернадотта поименованным в музее `Яд Ва-Шем` в числе других `Праведников Мира` – этот титул был присвоен 22 000 неевреев из 44 стран мира за помощь в спасении евреев от Холокоста. Ханан Акавия был первым из выживших в Холокосте евреев, кто в семидесятых годах написал родственникам Бернадотта в Швецию благодарственное письмо; он поддерживает связь с семьей графа. На тему шведской миссии в музее `Яд Ва-Шем` заведена папка, но этот случай никогда не рассматривался специальной комиссией, решающей, кто должен быть почтен как `Праведник Мира` – что составляет для супругов Акавия предмет постоянных горьких сожалений.
Ища объяснения этому и вспоминая, что в 1995 году, когда в Тель-Авиве была проведена церемония в память `Белых автобусов`, израильская пресса разделилась во мнениях относительно ее уместности – из-за разногласий по поводу мирной программы Бернадотта – Ханан добавляет: `Это только предположение, и я не могу знать, что стоит за этим на самом деле, но я думаю, все из-за того, что его убили`. Акавия предполагает также, что признание Бернадотта `Праведником Мира` могло бы подвигнуть короля и королеву Швеции сделать то, чего они, почти безусловно из-за убийства их родственника, никогда не делали – посетить Израиль. На вопрос об этом один высокопоставленный шведский дипломат не ответил отрицательно. И, с большей уверенностью, чем Акавия, он связал между собой два события, - акт непризнания Бернадотта Праведником Мира и акт его убийства - сказав: `Я не думаю, что это признание состоится, пока жив Ицхак Шамир`.
Любую связь такого рода энергично отрицает музей `Яд Ва-Шем`, заявляя, что он совсем не проигнорировал Бернадотта – и действительно, в музее представлен один из `Белых автобусов`. Музей отмечает также, что Комиссия о Праведниках – это независимый орган под председательством Верховного Суда, который скрупулезно проверяет факты, и, возможно, граф Бернадотт, сумевший спасти этих людей путем переговоров с нацистами, не отвечает главным критериям, по которым тот, кому оказывается такая честь, должен был для спасения евреев рисковать собственной жизнью.
Миссия Бернадотта не была, согласно большинству историков, лишена риска, хотя и иного рода, чем тот, которому подвергались при спасении евреев другие – слишком немногие – неевреи во время Второй Мировой войны. Поездки в Германию тех времен с миссией, которая могла провалиться, были достаточно рискованными сами по себе. В своей книге `Смерть в Иерусалиме` Кэти Мартон замечает, что Бернадотт `не слишком берег свою жизнь`, часто сопровождая `белые автобусы` на машине и подвергаясь атакам с воздуха союзников. Союзники бомбили эти автобусы трижды и убили 16 только что освобожденных узников. Позже, в Иерусалиме, он настаивал на том, что должен подвергать себя опасностям в той же мере, что и его обозреватели от ООН. А Илан говорит, что периодические поездки Бернадотта между Швецией, Данией и Германией весной 1945 года `были порой весьма рискованными`.
Иегуда Бауэр, ведущий израильский историк Холокоста, считает также, что среди Праведников Мира есть `прецеденты` – не все они подвергались опасности со стороны стран Оси. Он рассказывает о японском консуле Сугихара, выдававшем визы отчаявшимся беженцам в оккупированной Советами Литве, который выдвигался затем на посты в Будапеште и Праге. Профессор Бауэр, высоко оценивающий честность Комиссии Праведников, указывает на то, что миссией Бернадотта было спасение не евреев, а скандинавов. При этом он спасал и евреев. `Я был бы за него (если бы его выдвинули на звание Праведника Мира), но я не уверен, что смогу убедить других`, - говорит он.
Другие причастные к миссии люди приписывали Бернадотту личный расчет. Среди них – его друг Гиллель Шторх, стокгольмский представитель Еврейского Конгресса, который, возможно, был движущей силой за спасением Бернадоттом евреев, и Феликс Керстен, квази-врач Гиммлера, который также повлиял на освобождение евреев в 1945 году. Однако злобная попытка Керстена дискредитировать Бернадотта, говоря о его второстепенной роли в этой миссии, и – при помощи фальшивого документа – обвиняя его в антисемитизме, не прошла испытания временем. И, несмотря на попытки ветеранов Лехи воспользоваться последним - теперь уже опровергнутым - обвинением для того, чтобы задним числом оправдать его убийство, более доскональный анализ истории очистил его репутацию от обоих подозрений.
Бернадотт – `весьма достойный человек`, как говорит о нем проессор Бауэр – не был совершенством. Илан характеризует его по выполнении миссии 1945 года как человека `простодушного, с добрыми намерениями, энергичного, отважного, и неглубокого – способного руководить, но ограниченного в способности ориентироваться в сложных обстоятельствах без хорошего советника`.
Благодаря его миссии были спасены несколько тысяч евреев. В этом сомнений нет. И поэтому Ханан и Мириам Акавия, оба восьмидесяти с лишним лет, вместе с другими поехали вчера, 17 сентября, из Тель-Авива в Иерусалим, в здание YMCA, где находился оффис посредника ООН и где его тело лежало рядом с телом полковника Серо той сентябрьской ночью 1948 года. Там состоялась небольшая церемония, и Матс Бергквист, бывший посол Швеции в Тель Авиве и Лондоне, прочитал лекцию о жизни Бернадотта. Эти люди не собираются хоронить память о нем. |
Комментарии