Плач Вексельберга

Почему национализация капиталистов 90-х провалена, и что с ними делать

Эдуард Биров

Виктор Вексельберг – владелец заводов, коммуникаций и аэропортов, 11-й среди богатейших россиян ($11,5 млрд только по оценке «Форбс»), президент фонда «Сколково» и уважаемый меценат, не обделённый вниманием Кремля, в интервью британской Financial Times пожаловался на свою долю:

«Люди говорят: «У тебя бизнес в России, ты российская знаменитость, против тебя не введены европейские санкции. Почему ты беспокоишься?». Но для меня это полный кризис в моей жизни. Это не про деньги, не про бизнес. Это про личную ситуацию... Для меня вся жизнь была возможностью. А теперь что я могу сделать?».

Можно ли представить, скажем, чтобы русский предприниматель Акинфий Демидов – сын Никиты, хозяин уральских металлургических заводов, человек отнюдь не идеальный и не бессребреник, отучившийся в Саксонии – жаловался английской королеве, что ему не позволяют переехать жить в Англию? Или бывшего крепостного, ставшего основателем промышленной династии Савву Морозова, который бы причитал о «полном кризисе» из-за санкций Запада? Да, мировая экономика в предыдущие столетия не была так подвержена глобализации, как сейчас, но ведь тут не о деньгах даже, а о принципах, о самоуважении.

«Что я могу сделать?» - спрашивает, всхлипывая человек, материальные возможности которого сопоставимы с государством-карликом или крупным регионом, скажем, Индии. Финансовый деятель, статус которого, по идее, подразумевает высочайшее честолюбие и предельные амбиции. Вексельберг плачется в пиджак Западу – тому самому, который его оболгал и подверг санкциям без всяких доказательств, ссылаясь на статьи в журналах, то есть поправ закон и элементарные нормы.

В чём же причина? Вексельберг отвечает с каким-то даже эксгибиционизмом: «Всю свою жизнь я пытался быть человеком мира… Я перевез всю свою семью в США. Я никогда не мог бы предвидеть ситуацию, в которой оказался». Пытался быть человеком мира, но не получилось. Человек мира, или гражданин мира – это известный постмодернистский тип элиты, порвавшей связь с родиной и воспринимающей своим домом всю планету. Так звучит в теории, воспетой Жаком Аттали, где кочующий элитарий наслаждается свободой потребления без территориальных границ.

На практике же это не граждане всего мира, а граждане конкретно западного (или западноцентричного) мира, где преданность Западу продаётся и покупается за деньги, выкачанные в родной стране. Такие «граждане мира», к примеру, не сильно страдают, если им запретить въезд в Пакистан или Филиппины, но для них смерти подобно, если они станут изгоями на Западе.

Раньше их называли предателями, манкуртами, сейчас им придумали название «человек мира», но суть-то от этого не изменилась. И восприятие таких «граждан мира» большинством людей как в России, так, кстати, и на Западе, тоже осталось прежним – презрение, манкурт он и есть манкурт. Виктору Феликсовичу бы радоваться, что у него не получилось стать таким, но он, напротив, переживает личную трагедию…

Почему? Дело в том, что Вексельберг, как и другие крупные капиталисты 1990-х, так и не сумели стать национальной элитой, настоящими хозяевам российского капитала, мыслящими в категориях национальных интересов. Они так и остались временщиками, которые, подспудно понимая несправедливость своего обогащения (я говорю в данном случае именно о морально-этической стороне вопроса), пытались побыстрее встроиться в западный мир, чтобы сохранить кровные миллиарды, заработанные тут, в России, растворив их в якобы безопасных западных офшорах под контролем западных «джентельменов».

Президент Владимир Путин ещё на заре 2000-х чётко указал олигархам, чем это закончится – «замучаетесь пыль глотать». И в качестве компромиссной альтернативы дал им исторический шанс: вместо насильственной деприватизации и раскулачивания, что было бы на ура воспринято большинством россиян, олигархам 90-х предложили вариант постепенного переформатирования в национально ориентированную промышленную и финансовую элиту.

Такое перевоспитание волков в пастухов при всей, казалось бы, невозможности было вполне оправдано с исторической точки зрения, так как уберегало страну от нового крупного перераспределения собственности и социальных потрясений. Однако воспитание государством крупного капитала было чересчур мягким и нежным: кроме разовых взбучек Дерипаски в Пикалево («ручку верните»), весь остальной процесс больше напоминал уговоры волка не смотреть в лес, а работать честно.

И вот спустя 20 лет можно с точностью сказать, что, несмотря на некоторые относительно удачные примеры перевоспитания (скажем, Мордашов перевёл «Силовые машины» в российскую юрисдикцию), в целом национализация промышленной и финансовой элиты России до сих пор не состоялась. Превратить бывших олигархов-временщиков в ответственных и национально ориентированных хозяйственников не получилось: даже под ударами западных санкций российские владельцы капиталов продолжают смотреть на Запад как на хозяина, даже спустя 5 лет после откровенной войны Запада с Россией они играют по его правилам.

Да, бывшие олигархи не осмелились открыто выступить против Кремля после 2014 года, им не удалось создать майдан как на Украине – в этом смысле политика президента эффективна, возможностей государства достаточно для удержания финансовых акул в узде. Но и заставить их полностью отказаться от ориентирования на Запад не получилось. Скажем, даже наёмный менеджер Греф не спешит открыть представительство «Сбербанка» в Крыму, оправдываясь необходимостью работы на мировом финансовом рынке. Не говоря уже о том, что другие частные российские компании открыто подчиняются санкциям Запада, избегая любого их нарушения.

Да, в 2000-е годы появился новый тип предпринимателей, активно и ответственно участвующих в развитии российского государства и ощущающих себя важной частью общества, а не временщиками. К примеру, создатель торговой сети «Магнит» и футбольного клуба «Краснодар» Сергей Галицкий; владелец «Новатэк» Леонид Михельсон, построивший «СПГ-Ямал» и Сабетту; Аркадий Ротенберг, организовавший строительство Крымского моста; обеспечивающий финансирование инфраструктурных проектов вопреки санкциям Геннадий Тимченко и некоторые другие. Собственно, за это на них и обрушиваются проклятия и тонны грязи и лжи, сфабрикованные западными НКО.

Однако хуже всего то, что таких предпринимателей единицы, абсолютное меньшинство. В России за 20 лет так и не сложилась национальная финансовая и промышленная элита как класс. Ярчайшее тому свидетельство – нацпроекты. Настоящие промышленники набросились бы на них как пчёлы на мёд, требовали бы у государства записать себя в реализацию проектов за свой счёт.

Нынешних же капиталистов пришлось привлекать к финансированию чуть ли не принудительно – только благодаря инициативе помощника президента Белоусова, напугавшего их изъятием излишек доходов. И даже спустя год «владельцы заводов, газет и пароходов» пытаются уменьшить свои обязательства и затормозить выделение средств на нацпроекты, которые – по идее – должны принести значительную выгоду их бизнесу.

Все подобные факты недвусмысленно указывают на то, что ставка на крупный частный капитал как драйвер развития России исчерпана окончательно. Последние пять лет показали, что капиталисты, ориентированные на Запад, в условиях противостояния с ним не только не становятся локомотивом развития, но всячески саботируют его, подчиняясь запретам извне. Да ещё и плачутся на страницах британских изданий, что их, мол, не взяли в число «плохишей», какая жалость.

Несомненно, что с терпеливым перевоспитанием бывших олигархов пора заканчивать: или временщики 90-х должны передать собственность государству или окологосударственным структурам и уйти в историю, или сама власть должна сделать это через пересмотр приватизации и судебные иски. После чего России необходимо выстраивать новую модель национальной экономики, в которой мотором развития (тех же нацпроектов) станут люди и структуры, искренне заинтересованные в развитии страны, ориентирующиеся на нужны народа и работающие на процветание общества и государства.