«Какая ещё белка, мать твою?!»

Действительный случай в Ярославском ТЮЗе.

Сто грамм для поднятия тонуса – бич многих творческих людей. В этом смысле актёры всегда делились на три категории: пьющие, непьющие и те, которым нельзя даже нюхать.

В принципе, 50 грамм коньячку перед спектаклем мог бы себе позволить актёр с большим опытом и умением найти оправдание своей нетвёрдой походке. Но при этом никто и никогда не позволял себе забыть текст или показать нетрезвую дикцию.

В основном, актёрский состав был серьёзным и непьющим, в принципе. На работе, разумеется. Кто-то мог себе позволить, так что и не догадаешься. Но были и те, кто сначала маялся в завязке, а потом развязывался. В самый неудачный момент.

Тем временем «Сказка о Царе Салтане» катилась через все зимние каникулы. Школьники, особенно младших классов, валили валом посмотреть на яркие костюмы, шикарные декорации и разные спецэффекты, которыми обладало новое здание недавно построенного ТЮЗа.

Был в спектакле, помимо прочего, и эпизод, где иноземные гости рассказывали Салтану о чудесном острове и о князе Гвидоне, одновременно с этим вытанцовывая коленца старинных европейских танцев.

Пары им составляли: Ткачиха, Повариха и злая баба Бабариха, которые так и не нашли приличных женихов, а потому заигрывали с иноземцами. Один из гостей был одет в костюм немца или голландца, другой – азиата. А третий вообще - африканца, сами понимаете, какого цвета кожи.

И вот однажды, когда мы доигрывали третий спектакль за день, один из актёров не выдержал.

Вообще-то мы думали, что постоянно нетрезвым на всех спектаклях бывает Хмельной Гонец. Очень уж он достоверно заговаривался и выписывал ногами кренделя. Но он-то как раз оказался трезвым, а вот Гость в немецком платье…

Этот Немец, тихий и слегка замкнутый, за весь спектакль никак себя не проявлял, пока вдруг не стал выделывать странные коленца в менуэте. Бабариха, танцевавшая с ним, еле удерживала плотного и основательного Немца, у которого было совсем немного текста.

Азиат подавал ему реплику:

- Белка там живёт ручная. Да затейница какая!

- Белка песенки поёт и орешки всё грызёт, - обычно подхватывал Немец.

Потом вступал Африканец, расписывая прелести изумрудных орехов. На том текст у Немца и заканчивался вплоть до следующей сцены с приездом гостей.

Никогда мы не видели этого актёра пьяным. Даже по чуть-чуть он себе не позволял. Видно, знал, что начинать опасно.

И глотнул-то, похоже, между первым и вторым приездом к Салтану. Но тут его как-то сразу развезло.

Азиат подал реплику про белку. Кучерявый в чёрном гриме ждал реплику про орехи. А Немец танцевал менуэт.

Да так, что бедная Бабариха практически тащила его на себе.

- Белка там живёт ручная, - повторил обладатель багдадской чалмы, обращаясь непосредственно к Немцу, извернувшись в кружении пар.

- А затейница ка-ка-я…

- Угу, - угрюмо буркнул Немец, пытаясь попасть в ритм музыки и при этом не отдавить ногу партнёрше.

- Белка? – властно тряхнула партнёра Бабариха, пытаясь пробудить его к жизни.

- А-а… - согласился Немец, глядя ей прямо в глаза.

- Песенки… - подтянулся Африканец.

Немец перевёл на него ничего не понимающий взгляд. И нам, и зрителям показалось, что актёр просто забыл текст. Ну, бывает, к концу рабочего дня.

Пушкина весь зал помнил наизусть. Подсказать мог каждый. Поэтому дальнейшее воспринималось с пониманием.

- Поёт…- добавила Ткачиха, выделывая па с Азиатом.

- И орешки…- продолжила Повариха в паре с Африканцем.

- Грызёт всё, грызёт, - согласился смуглолицый.

Тут ему бы и продолжить свой собственный текст. Но в этот миг что-то щёлкнуло в голове у танцующего Немца. Он остановился, смяв всю композицию, и с удивлением поднял глаза на окружающих.

- Белка? – спросил Немец внятно, но уже хорошо заплетающимся языком.

- Белка, - кивнул головой Африканец, пытаясь продолжить про орехи.

- Какая белка? – вдруг гаркнул Немец, обращаясь к сидящему на троне царю. – Какая белка, … твою мать?!

Всё стихло. Молчала ничего не понимающая публика, по-моему, так и не разобравшая последнюю фразу, так как голосовой посыл был не в зал, а на сцену. Молчали партнёры, понимая, что больше им это безобразие прикрыть не удастся. Молчал грозный Царь, которого непосредственно вопрошал Гость.

Ситуацию спас актёр, игравший Африканца. Полноватый, неповоротливый, над которым все вечно смеялись и беззлобно шутили, он вдруг выскочил между Немцем и Царём, словно разнимая их. И заговорил, заговорил, глядя Немцу в глаза, словно успокаивал, уговаривал, как неразумного ребёнка. Что белка песенки поёт, и орешки всё грызёт, а орешки не простые… И так далее по тексту. И когда дошёл до конца, вдруг сурово припечатал:

- Вот что чудом-то зовут!

Это прозвучало жёстко и внушительно, будто пощёчина. И Немец вдруг пришёл в себя. Он закивал, ссутулился, отошёл в сторонку, дав партнёрам доиграть свою сцену.

А потом за кулисами, молча, сидел на табурете, выслушивая яростный шёпот жены, тоже актрисы:

- Сколько раз тебе говорила! Забыл? Хочешь и отсюда вылететь? Ни капли!...

Кажется, это было так, а, может, чуть иначе. Но только больше я ни разу не видел этого актёра нетрезвым. Даже на театральных банкетах он грустно потягивал лимонад.