Счастье эмигранта: построить Рашку за бугром

Каждый, кто хоть раз принимал участие в сетевых дискуссиях, вряд ли станет спорить с тем, что один из самых злобных обитателей интернет-бестиария — это эмигрант. Тот, кто уехал из России в «свободный мир» и теперь оттуда рассказывает тем, кто остался, как обустроить Россию и почему это невозможно. Последнее, кстати, предельно ясно, потому что мы тут все дураки и средоточие мирового зла, и «какое счастье, что я уже давно живу в другом обществе».

Если подавить в себе естественное желание спросить «если ты такой счастливый, чего такой злобный» и начать наблюдать, окажется, что эмигрант — штука очень интересная.

Предметом его главной гордости является тот факт, что он живет за тридевять земель от исторической родины. Переезд — это генеральская звезда на погонах, орден за заслуги, свидетельство беспримерной смелости и вообще подвиг.

Описывается обычно в терминах полоумных экстремальщиков: схватил в охапку, прыгнули в самолет, без страховки, без ничего, на голое место, жили в машине. Теперь все «ровно», и только ежедневное счастье от того, что «вырвались», фонтанирует как в первый день.

Эмигрант любит рассказывать, что на его новой родине никогда бы не произошло то, что происходит «в Рашке» — да, это слово для обозначения своей бывшей страны эмигранты используют обильно и с нескрываемым удовольствием. О чем бы ни шла речь, будь то захват заложников или пищевое отравление, «какое счастье, что там, где я живу, такое невозможно».

Еще эмигрант обожает щегольнуть даже не знанием иностранного языка, а приобретенным незнанием русского: забыл, excuse me, давно живу в другой среде, благодарю покорнейше. Последнее как бы намекает, что единственная ниточка, связывающая эмигранта с русским языком, тянется от Чехова сквозь Бродского, минуя Довлатова, он слишком добродушен, и над всем этим бонтоном пляшут в воздухе пылинки белой эмиграции, русских княжон на службе у Шанели и прочий «хруст французской булки».

Поручик, в общем, Голицын, даже если человек переехал из Питера в Хельсинки, у него два паспорта, и он каждый месяц мотается на родительскую дачу под Тосно. Возит санкционные сыры и «настоящее» сливочное масло в этот ужасный мордор, ага.

При этом эмигрант всегда в курсе того, что показали по российскому телевидению и написали в российских газетах. Ты еще глаза и браузер не открыл, а у эмигранта уже Мнение. В основном оно сводится к сакраментальному «какой я молодец, что уехал», но эмигранту никогда не надоест его высказывать. Потому что за этим он тут и сидит — на русскоязычных ресурсах, среди русскоязычной публики, по уши в наших российских реалиях. Травмированный человек, чаще всего отрицающий свою травму.

Люди ведь обычно не уезжают оттуда, где им хорошо. Уезжают, потому что плохо — туда, где, как им кажется, может быть лучше. Я помню этот восторг неофита, когда все политики и продавцы честные, все мужчины на улице галантные, и кажется, что эта улыбчивая страна распахнула мне свои атлантические объятия.

Не то что у нас, да!

Это потом, спустя какое-то время, ты понимаешь, что все такие милые по единственной причине: ты их просто не понимаешь. Не знаешь языка.

И как-то даже не допускаешь мысли, что этот очаровательный латинский парень на улице кричит тебе вслед примерно то же, что алтуфьевские гопники — но только с ослепительной улыбкой. Новостей ты не понимаешь тоже, и потому местные коррупционные скандалы проходят мимо, а уличные протесты ты воспринимаешь как свидетельство «настоящей демократии» и что-то вроде карнавала.

Потом, вместе с языком и обычной жизнью, придет понимание того, что и Европа не рай, и Россия не ад. И неизбежно возникнет вопрос: а правильно ли я сделал, что уехал? Серьезно, я не знаю ни одного эмигранта, который бы избежал такого рода размышлений. Не совершил ли я ошибку? Не поспешил ли? Стоила ли эта овчинка выделки?

Вот это и есть момент рождения великого эмигрантского «какое счастье, что я уехал». Понимаете, они ведь не нас приходят ругать. И даже не власти. Они приходят сказать «я все сделал как надо» — и тоже не нам, а самим себе. Подтвердить правильность сделанного когда-то выбора, убедиться в том, что это был right choice. Простите, я забыл, как это будет по-русски.

По-русски забыл, а по-местному выучить — жизни не хватит. Если снять розовые очки и белое пальто, в которых разгуливают по интернету эмигранты, то придется признать: первое поколение «понаехавших» всегда и везде будет чужаками. Дети, возможно, станут местными. А родители — нет. Каких бы успехов они ни добились в новой стране, ментально они все равно будут сидеть на чемодане со своим предыдущим опытом. И этот опыт, который невозможно обнулить, будет влиять на всю их новую жизнь.

Любой эмигрант — в душе захватчик. Он едет во Францию, Италию, Испанию — не для того, чтобы стать французом, итальянцем, испанцем. На самом деле он хочет свой родной Козельск, или Винницу, или Гомель — здесь. Чтобы океанский пляж, дешевые креветки и «европейский уровень» — и Гомель. Но так не бывает, и тогда начинается плач Ярославны: огурцов соленых не найти, картошка местная на деруны не годится и что это за кефир, он и на кефир-то непохож! Но при этом — «а у вас вообще есть нечего, и сыр бульдозерами давят».

Что я хочу сказать.

Не стреляйте в эмигранта. И герань-то пересадить не шутка, может заболеть. А уж человека… Он потому такой злой, что просто не очень счастливый. И, кстати, здесь, в Европе, люди к таким вещам относятся с пониманием. А не то что у нас, только и норовят пнуть, недобрый, безжалостный народ. И завистливый еще, я потому и уехала… лучших революция выкосила, остались шариковы какие-то, страшно среди таких жить… и сыра нет…

О, господи. Что я несу. Но как же хорошо по-русски поговорить!