Мартин Хайдеггер и его национальное мировоззрение.

Биографии выдающихся немецких ученых  -  немецкого философа Мартина Хайдеггера, политического теоретика Карла Шмитта и теолога Герхарда Киттеля дают возможность понять, какое значение для Европы и всего мира, имела национал-социалистическая револющия в Германии. 

Даже не входя в число 300-от профессоров, подписавших Мартовскую петицию приветствующую от лица всего немецкого ученного мира приход к власти национального правительства во главе с Адольфом Гитлером, все трое стали членами национал-социалистической рабочей  партии.

Хайдеггер, Шмитт и Киттель были светилами научно-философской мысли Германии.

Карл Ясперс, когда познакомился с ним, был поражен его «резкой и лаконичной манерой речи». Он вспоминал: «Хайдеггер выработал особый стиль отношений со студентами... Мы вместе ходили в походы по горам, катались на лыжах». Во время лекций он нередко делал паузу, ожидая реакции от студентов. Отношение студента к преподавателю он любил представлять как борьбу мудрого наставника и вопрошающего, сомневающегося студента. 

Обсуждая философские проблемы, Хайдеггер любил использовать такие драматические термины, как «борьба» («Kampf» или «kamp-ferisch»), «кризис», «переворот», «приверженность» («Folgen») и «лидерство» («Fuhrertum»). Его жизнь была для него непрерывной схваткой с католической догмой, философскими условностями, трудной лыжней, горными тропами и академической иерархией. Для молодого Хайдеггера зло представляло собой ночь, тьму, зияющую пустоту. «Ничто» одновременно и устрашало, и манило его, поскольку само бытие («Da-sein»), по его представлению, было рождено в ночи и в ничто. Дневной свет культуры преобразует тьму и позволяет индивидууму подняться к благу. Как философ Хайдеггер обещал «избавиться от идолов», от которых «не свободен никто и к которым рано или поздно все удирают».

Через несколько недель после того, как Адольф Гитлер стал канцлером, Хайдеггер вошел в комитет, созданный Эрнстом Криком, теоретиком образования, пламенным борцом и врагом либеральных интеллектуалов. В скором времени Хайдеггер уже обличал в хлестких и суровых выражениях «бездомный дух слепого релятивизма» и взывал «к немецкой науке, для которой истина является этической категорией». Он писал Ясперсу: «Необходимо быть причастным к большим и переломным обшественным движениям..  Долг философа — быть участником истории».

В апреле Хайдеггер был выдвинут на пост ректора Фрайбургского университета и стал фигурой национального масштаба.

Одна из первых публичных лекций Хайдегтера в качестве ректора была посвящена памяти немецкого патриота Лео Шлагетера34 (Schlageter), казненного французскими оккупантами в 1923 году.

Как и Хайдеггер, Шлагетер родился и вырос в Шварцвальде и учился в Конрадихаусе. В десятую годовщину казни Шлагетера Хайдеггер напомнил о «твердости и ясности» юного герояи ярко обрисовал, как тот, «одинокий и покинутый своим Volk», должен был ощутить перед лицом смерти живительную поддержку сурового родного пейзажа. Обращаясь к слушателям о Шлагетере тоном проповедника, Хайдеггер «волною пронесся по их душам».

Хайдеггер прославлял «силу крови, пробуждающую и потрясающую глубочайшие основы бытия Volk».  Единственная прямая цитата в его речи была не из философского трактата, а из сочинения «о войне» Карла фон Клаузевица. Призывая к всесторонней образовательной реформе, Хайдеггер предлагал придать обучению в трудовых лагерях и армии академический статус традиционной науки. Молодежь аплодировала бешено.

Летом Хайдеггер в составе национальной комиссии работал в Берлине над университетской реформой и выступал в главных университетах страны. На публичной лекции в Гейдельберге Хайдеггер поддержал Карла Шмитта и Вальтера Гросса, в их призыве к борьбе за новые успехи национальной революции. В октябре Хайдеггер пригласил своих бывших студентов  провести пять дней в его домике в горах —  для устройства «молодежного научного лагеря» («Wissenschaftslager»). 

Хайдеггер называвал себя христианским теологом, посвятившим себя поискам подлинности и этнического возрождения, которого он страстно желал.

После войны Хайдеггер не отрекся от своей приверженности к национальному социализму, ни  публично, ни в частном порядке. И это притом, что его друзья, включая Карла Ясперса и Герберта Маркузе, всеми силами уговаривали его пойти на это.

Иоханнес Фриче в своей первопроходческой работе, которая озаглавлена Историческая судьба и национал-социализм в книге Хайдеггера "Бытие и время", показывает, что категории, рассматриваемые в Бытии и времени,  не являются аполитичными, а совсем наоборот: "Если читать Sein und Zeit в определенном контексте, то можно увидеть, что, как говорил Шелер, в период кризиса [ kairos] двадцатых Sein und Zeit выглядела весьма политизированной и этической работой, отражавшей позицию революционных правых, и что она содержала аргументацию самой радикальной группы из числа революционных правых, а именно, национал-социалистов".

Фриче показывает, что хайдеггеровские идиомы и особенности языка вписываются в ту традицию праворадикальной мысли, которая формировалась в Германии 1920-х гг. Для немецких современников Хайдеггера политическое содержание Бытии и времени представлялось вполне очевидным.