Либералы и автократы. Откуда они взялись?

В статье Алексея Кавецкого, кандидата юридических наук и адвоката Адвокатской палаты Московской области, опубликованной в «Незавимимой газете»(см. ссылку http://www.ng.ru/ideas/2019-04-10/5_7553_democraty.html), сказано, что произошла переоценка бесспорных, как считалось ранее, достоинств демократии – этого «единственно правильного» способа государственного устройства и функционирования. Если XX век ознаменовался крушением романтической теории и трагической практикой коммунизма, то XXI век начался крушением односторонних и упрощенных представлений о демократии. Мы видим, что каждое из государств с многовековым существованием парламентов, устоявшейся электоральной практикой, многоступенчатой системой судов, системой взаимоограничения и взаимодополнения ветвей власти (например, Великобритания, США, Франция, Германия, Швеция, Голландия, Австралия, Канада) имеет уникальные особенности. Почему Россия не может входить в этот перечень? Почему нас так напугал термин «суверенная демократия»?

В той же статье сказано следующее.                                                                                       - Понятно желание побыстрее начать демократические реформы. Но риски очень велики. Помните гениальные слова Георгия Плеханова, сказанные в 1905 году: «Мельница истории еще не приготовила ту муку, из которой в России можно испечь пирог социализма». Это выражение неплохо бы примерить к нашим дням. «Пирог демократии» тоже не просто приготовить.

А несколькими днями ранее либеральная газета «Ведомости» опубликовала статью профессора Чикагского университета и Высшей школы экономики Константина Сонина «Когда демократия не оправдание». В статье говорится, что смена руководителя государства на выборах – важнейший признак демократии. Тем не менее, конкурентность политической борьбы и демократичность выборов, отличительные характеристики украинской политической системы, не привели к устойчивому экономическому развитию.

Более категоричен последовательный либерал профессор Европейского университета в Санкт Петербурге Дмитрий Травин. В передаче «Особое мнение» на радио Эхо Москвы (см. ссылку https://echo.msk.ru/programs /personalno/2401513-echo/) высказался еще резче: Демократия совершенно не обязательно должна в каждом конкретном случае приводить к позитивному результату. В ходе демократических выборов не обязательно должен побеждать лучший, и так далее. Главное преимущество демократии перед автократией в том, что демократия дает больше вариантов выбора, и общество выбирает, выбирает, выбирает, и, может быть, через какое-то время даже чисто случайно, сделает выбор, позволяющий стране нормально двинуться вперед.  

Выделенное “чисто случайно” означает, что процесс развития в чем – то стихийный. А управляемость сводится к набору рекомендаций для модернизации: рынок, демократизация, использование мобильности населения и его способности к адаптации в меняющихся условиях бытия (см. ссылку «Плавное движение» по ссылке https://www.youtube.com/watch?v=iIitqV4bWj8). Сами же рекомендации получены на основании “статистики”: так было у них – значит должно быть так же и у нас. Для примера дается ссылка на опыт Германии и срок для модернизации – 200 лет, включая реформы Эрхарда в послевоенной Германии. Мы же еще не выбрали лимит времени, если начать от реформ царя - освободителя Александра Второго. Потому что либерализм это всегда хорошо, а авторитаризм плохо. Даже Дмитрий Медведев “отлил в граните” свое кредо: “cвобода лучше несвободы”.

Но если в исследованиях опереться не на“статистические данные” вековой давности о соседях, а поискать их истоки в доисторических глубинах, связанных с социальной природой наших древних прародителей, то выводы получаются совсем другими. На это указывают исследования, о которых пишет Мейтленд Иди в книге «Недостающее звено» (см. ссылку https://www.litmir.me/br/?b=253492&p=26 )

   Приступить к поискам лучше со стороны, помеченной "социальная структура", и рассмотреть, в какого рода группы, скорее всего, объединялись эти первые ступившие на землю человекообразные обезьяны. Но возможно ли установить, какими они были, столько миллионов лет спустя?

Установить — нет, но предложить достаточно правдоподобные догадки, пожалуй, можно. Поскольку древние гоминиды находились в тесном родстве с предками шимпанзе и поскольку они делили среду обитания — саванну — с предками павианов, полезно будет в поисках данных об их социальной структуре обратиться к наблюдениям за ныне живущими потомками этих двух обезьян. Между этими сообществами существует много важных различий, но тем интереснее сходство, которое между ними есть. И наиболее интересно, конечно, то обстоятельство, что их сообщества высокоорганизованны. <…>

Сообщества павианов или шимпанзе — это вовсе не случайное скопление прыгающих, вопящих взбалмошных диких тварей; наоборот, эти сообщества удивительно устойчивы, дисциплинированны, и обычно в них царит полный порядок, поддерживающийся благодаря сложному взаимодействию пяти основных факторов. <…>

Одна из наиболее характерных особенностей стада павианов (пятый фактор) — это доминирование самцов. Во многих изученных стадах павианов имеется самец номер один, которому остальные самцы во всем уступают. (Нередко в стаде бывают два доминирующих самца — или даже три и больше, — они объединяются, чтобы удержать за собой главенствующее положение, сохранить которое в одиночку им не удалось бы.) Прочие самцы располагаются в нисходящем порядке по остальным ступеням иерархической лестницы. Хотя непрерывно происходят мелкие стычки за более высокое положение, а порой и длительные ожесточенные схватки за место наверху (чего, собственно, и следует ожидать, поскольку именно туда устремляются наиболее сильные, смышленые и решительные животные), иерархия подчинения, раз сложившись, оказывается весьма устойчивой. Животные с высоким положением живут припеваючи — остальные всегда готовы без спора уступить им пищу, самку, удобное место для спанья, обыскивать их или подставлять себя для обыскивания и т. д.

Как видим, полная идентификация с человеческим материалом. Даже в социальной иерархии.

Собственно говоря, именно поведение подчиненных животных обеспечивает постоянный порядок в стаде, а вовсе не свирепость доминирующих самцов. Животные, стоящие на низших ступенях иерархической лестницы, покорны, они знают свое место так же, как мелкий служащий страховой компании знает свое место и не пробует спорить с директором. Страховая компания долго не просуществовала бы, если бы мелкие служащие постоянно возражали директору или если бы директор считал необходимым каждые несколько минут выбегать в коридор, бить себя кулаком в грудь и кричать: "Я здесь хозяин!" <…>

У шимпанзе доминирование проявляется далеко не так четко, как у павианов. Члены группы относятся друг к другу очень терпимо, и точный статус нередко оказывается затушеванным. У павианов же иерархия соблюдается очень строго. Такая разница, как полагают, возникла из-за различия в образе жизни этих двух видов.

Стадо павианов обитает на земле, где естественный отбор активно способствует появлению крупных агрессивных самцов, способных защитить стадо от хищника или хотя бы отвлечь его внимание ложными атаками, пока самки и детеныши убегают к спасительным деревьям. В результате у павианов половой диморфизм выражен очень ярко, то есть самцы заметно отличаются от самок. Они крупнее (порой вдвое), гораздо сильнее, их клыки и челюсти много больше, а темперамент воинственнее, и они никому не спускают ни отступлений от правил поведения, ни покушений на их статус. Кроме того, они очень ревниво относятся к "своим" самкам, когда у тех начинается течка. Все эти черты способствуют возникновению авторитарного сообщества, где доминирующий самец, даже не оскаливая зубов, одним взглядом ставит на место забывшегося подчиненного самца.

Эта авторитарность сообщества павианов всегда производила большое впечатление на наблюдателей. Мощная иерархия с ее многообразием нюансов угрожающих сигналов ("Берегись, я очень опасен") и не менее важными ответными знаками умиротворения ("Я знаю, я ничего дурного в виду не имею"), вне всяких сомнений, является той силой, которая скрепляет сообщество и препятствует потенциально опасным и чрезвычайно раздражительным животным разорвать друг друга в клочья. <…>

Теперь про шимпанзе.

Жизнь сообществ шимпанзе даже еще более сложна, чем у павианов, так как роли в ней распределены не столь строго и остается больше свободы для выражения индивидуальности. Поскольку шимпанзе живут в лесу, где наземные хищники угрожают им гораздо меньше, им незачем быть настолько драчливыми и тесно сплоченными, как павианы, и они такими не стали. По той же причине половой диморфизм у них выражен гораздо слабее. Хотя их сообществам присуща иерархия, она далеко не так четка и строга, как у павианов. Сообщества шимпанзе много более свободны, восприимчивы к новому и терпимы. 

У животного с интеллектом шимпанзе, чей спектр различных реакций, куда более широкий, чем у павиана, создает возможность для более сложных отношений между отдельными особями, как будто уже брезжит зарождающаяся способность осознавать других. Шимпанзе, вероятно, эгоцентричны на девяносто девять процентов. Но нередко можно наблюдать, как они милостиво делятся пищей (обычно уже насытившись) или совершают еще какие-нибудь действия, позволяющие предположить, что они в определенной мере сознают потребности своих сородичей и считаются с ними. Доминирующий самец, который задал трепку другому самцу или напугал его, тут же прикасается к нему, чтобы успокоить и ободрить. Семейные узы прочны и сохраняются долго. Отчасти это объясняется тем, что шимпанзе взрослеют очень медленно, и детеныш, подрастая, сохраняет тесную связь с матерью, а также со старшими братьями и сестрами. 

Из этого социально – биологического обзора следует, что либерализм у шимпанзе и автократия у павианов есть следствие условий бытия тех и других. Они легче у шимпанзе и тем либеральнее их сообщества. А у павианов с более тяжелыми условиями существования  - автократия. Словом, им не до жиру - быть бы живу. Но те и другие добывали пищу собирательством. А человек, чтобы прокормиться, занимался еще охотой. Коллективной охотой.

В этой связи еще одна ссылка на тот же источник: важнейший аспект группового поведения хищников состоит в том, что они делят добычу между собой. Правда, львы рычат, дерутся, иногда даже убивают друг друга возле туши (что указывает на неполную эволюцию группового поведения: они научились сотрудничать во время охоты, но не за пиршественным столом), однако гиены и гиеновые собаки ведут себя гораздо пристойнее. Гиеновые собаки в этом отношении чрезвычайно щепетильны. Молодые животные в стае бегут медленнее взрослых и, естественно, поспевают к добыче последними. Взрослые собаки, как правило, ограничиваются двумя-тремя кусочками, затем отходят и ждут, пока не насытятся молодые, и только тогда приступают к еде по-настоящему. Иногда к этому моменту от туши не остается почти ничего, и, оставшись голодными, они вынуждены вновь отправляться на охоту, но забота о молодом поколении очень важна для вида, у которого смертность среди взрослых особей, по-видимому, весьма высока. Пока щенки гиеновой собаки еще настолько малы, что не способны следовать за стаей и вынуждены оставаться в логове, они покусывают и тыкают возвратившихся охотников в уголки пасти, и те отрыгивают мясо. Одна охромевшая собака, которая не могла следовать за стаей, прибегла к тому же способу и тоже получала отрыгнутое мясо, то есть осталась в живых благодаря помощи других членов стаи.

Если у собирателей тяжелые условия среды обитания требуют авторитаризма, то у охотников все наоборот: чем тяжелее (собачкам в сравнении со львами), тем либеральнее и справедливее порядки в сообществах. При этом отсутствует доминирование.

Еще один любопытный аспект групповой жизни хищников заключается в разнообразии — и малой степени выраженности — доминирования в их сообществах. Для того чтобы животные могли сотрудничать во время охоты, агрессивность в их взаимоотношениях должна как-то сниматься или подавляться. Но при жестком соподчинении это очень трудно. Попробуйте представить себе сознающих свой статус павианов, которые настолько забыли взаимную враждебность и страх, что способны дружно заняться совместной охотой. Хищники же охотятся так постоянно. У львов самцы доминируют над самками, но только потому, что они сильнее. Самки отнюдь с этим не мирятся и при попытке отобрать у них лакомый кусок нередко вступают в драку. Среди самок — а им принадлежит главная роль в охоте — также не соблюдается никакой иерархии. У гиен доминирующее положение в стае принадлежит самкам, но собственной иерархии ни среди самцов, ни среди самок также не существует. Сообщество гиеновых собак характеризуется терпимостью и дружелюбием; степень доминирования меняется от стаи к стае, но оно никогда не бывает сильно выраженным. Да и вообще, по-видимому, отражает оно в основном взаимоотношения между конкретными животными.

Нашему древнему предку в условиях жестокого естественного отбора для выживания понадобились как собирательство, так и охота, а значит либерализм и автократия стали источником развития человечества через их единство и противоборство.

Теперь вернемся к статье в «Независимой газете», учтя различия между либерализмом и демократией. Демократия как политический строй может существовать и без либерализма (как у нас в 90 - е), но либерализма как приоритета прав и свобод личности без демократии не бывает (пример:  в 90 – е права и свободы большинства были ограничены чрезмерной свободой меньшинства, потому что способность адаптироваться к рынку у разных людей разная и они в него не вписались; как неумеренным “бегом от инфаркта” можно прибежать к нему). Поэтому в указанной статье привлекает внимание читателя противоборство авторитаризма с либерализмом.

Другая важная проблема состоит в том, что в условиях вынужденного авторитаризма, который можно назвать режимом ограниченного авторитаризма переходного периода, в определенной степени искажаются принципы правового государства. Например, принцип верховенства закона. В условиях, когда президент наделен широкими конституционными полномочиями, закон в некоторой мере утрачивает свое стабилизирующее значение, а ветви власти перестают выполнять функции сдержек и противовесов. Есть угроза превращения законодательной, судебной, исполнительной ветвей в единый поток властвования, ничем и никем не ограниченный.

Это еще одно обоснование диалектической связки либерального и автократического инструментов для развития. Сегодня востребован ограниченный авторитаризм, а идеологи либерализма эту закономерность игнорируют. Или не понимают.