Белые носочки

 

  Белые носочки

В память о нашем общем друге - Владе.


Моей недосягаемой мечтой были белые носочки, какие мы видели в школе только на двух девочках из класса ниже. Звали их не как всех остальных с пренебрежительными суффиксами в составе имён — Райка, Шурка. Они были Любочка и Милочка. Первая — дочь колхозного ветеринара, вторая — местной врачицы, Марии Васильевны. Врачица жила с семьёй прямо в амбулатории, в правой половине дома, отделённого от приёмной общим коридором. Мы, если нам приходилось увязаться за родителями, таращились на чистые, крашенные бордовой краской дощатые полы, и на входную, наполовину застеклённую дверь в жильё, откуда иногда выходила Милочка, бесцеремонно заглядывая к матери в кабинет, что-то выясняла и, никого не смущаясь, проплывала назад, вся такая озабоченная и уверенная в себе.

Так вот, начиная с сухой весны, обе неразлучные девочки, приходили в школу в белых носочках, ладно обтягивающих их тонкие ножки в красных сандалиях.

Если вдруг погода портилась, за ними в школу приезжал на бедарке ветеринар Кобзарь Дмитрий Васильич, уважаемый среди селян, может быть, даже в большей степени, чем фельдшерица.

Однажды мне пришлось идти на станцию за семь километров от дома одной — купить порошок для чернил и несколько пионерских пёрышек. Взобравшись на крутую гору, мы всегда переводили дух на её вершине, осматривали издали наши хутора и , отдохнув, продолжали путь дальше. Ещё не дойдя до пятачка, я увидела разбросанные кусочки ткани, самой разной формы, белые, с голубоватым оттенком. Сердце зашлось в радости и надежде: может быть, из них можно будет сшить белые носочки? Разувшись, я стала обматывать ступню самым большим куском, придавила в щиколотке, получился шикарный носок, благо, ткань была трикотажной и хорошо тянулась. Попыталась найти и для второй ноги, но всё остальное было мелковато и не закрывало даже половины подошвы.

Ну ничего, успокаивала я себя, дома я сошью несколько лоскутов в один — и получится второй носок.
На станцию я полетела на крыльях: чем скорее вернусь, тем скорее возьмусь за работу. Всё выпало из моей памяти: как добежала до сельмага, как выбирала нужное для школы, как возвращалась назад, не замечая ни пения птиц в небе, ни распустившихся красных воронцов по обочине просёлочной дороги.

И вот я дома! Разложила находку на лавке, стала собирать несколько кусков в один. И сразу же примерять на ноге! Но вот досада, сшитые треугольники и квадраты пузырились и не тянулись : они были порезаны в разных направлениях нитей ткани: одни продольно, другие поперёк, третьи и вовсе наискосок. И как я ни лепила на ноге заготовку, она топорщилась и не держалась даже привязанная резинкой.
Измученная напряжением чувств, угасшей радостью и неудачей в портняжном деле, я сникла, расслабленно повалилась на подстеленную ряднушку, не слыша вопросов мамы и её бурчания на мою дурость и мусор в голове.



Словно почувствовав горечь хозяйки, запрыгнул ко мне на печь мой кот Ёсып.
Ах, мой хороший мурлыка! Он всё понимает: усердно трётся по моему лицу своей усатой мордочкой с холодным мокрым носом и так старательно урчит, урчит. Его незатейливая песенка действует на меня умиротворённо и сладко, насылая дремоту, сон и покой. И всё то, что я пропустила за день мимо внимания, - и зависшего в небе жаворонка, и дальнее дрожание жаркого марева на дороге, и запах чабреца и ягодников со скатывающихся бугров, и лупатые глаза красного горицвета — всё пришло ко мне в тихом спокойном сне.
Наутро я проснулась бодрой и свежей, без понукания и ругани мамы. Ёсып всюду бежал впереди меня, путаясь под ногами и весело подняв хвост трубой.

« И что ты парилась вчера?», - словно выговаривало мне за вчерашнее уныние умное животное. - Нужны они тебе, эти носки, как в петривку варежки. Хочешь быть похожей на Любочку и Милочку? Ходить, оглядываясь, не прилипнет ли к твоим белым носочкам кусок грязи, не запылятся ли они, когда ты летишь с бугра, как на крыльях, прыгаешь через речку Казьму с разбегу, не боясь ни репяхов, ни мелких вошек-семян — к чему им липнуть? Ну пусть твои сандалики станут на два размера больше, их можно привязать, проделав в задниках дырочки, шнурками от старых ботинок, и они ещё послужат тебе до конца лета. Зато ты вольная птица с развевающимся на ветру подолом платья, с выгоревшими на солнце волосами, с шоколадным лицом и постоянным пением в душе и наяву.
И кот запел Шуркиным голосом:

В полдень на опушке собрались подружки, 
Песни напевают, вторят им кукушки:
Ку-ку, ку-ку, ха-а-ха, ха-а-ха!
Одириди, одириди-дина, одириди-дина - УХХА!!
 


Прошло много лет. Так много, что и считать не хочется.
В районной больнице я разговорилась с женщиной, у которой приключился жесточайший бронхит, кашель будто бы вылечили, но голос пропал, и она шипела, подойдя ко мне вплотную.
Узнав, что я с Вревского, она заулыбалась и прошептала, что у неё невестка с Вревского.
- А кто?
- Люба Кобзарь.
Ах ты, боже мой, та самая Любочка в белых носочках..
- И как Вы с ней, ладите?
- Пойдёт, - кивнула она не очень уверенно.
У меня тогда вышла первая книжка, и в ней рассказ о поросёнке, которого вылечил наш ветеринар, Любин отец.
При выписке мы обменялись телефонами, и я подарила ей свою книжку.
- Я обязательно дам прочитать Любе, ей должно быть это интересно.
Она позвонила мне недели через две, теперь уже полным, приятным голосом рассказала, что после Любы прочитал рассказы и её супруг, читал с интересом, забросивши на время и рыбалку, и копание в своём гараже.
- А что же Люба? Там же про её отца с благодарностью и доброй памятью.
- Сказала, что ничего особенного не вычитала, а у отца это была повседневная работа.
Вот так вот. У каждого в жизни осталось своё особенное.

Апрель, 2019 г.