Проклятое поколение. (Часть третья)

О ненависти...

Толстая, почти полностью облысевшая Магда, редко встававшая с постели, как правило только для того, чтобы обслуживающий персонал сменил под ней загаженное постельное белье, ненавидела русских, вообще всех. Такой нации для нее не существовало. О евреях вообще говорить не стоит, это слово у нее как правило употреблялось с разными прилагательными, типа «грязный», «уродливый», «дерьмовый». Старая фрау Магда требовала, чтобы к ней подходил персонал чистый в расовом отношении. Только немцы, только те, кто по настоящему достоин носить гордое название «немец». Эта старая, желчная старуха, с вечно блуждающим взглядом, устраивала новеньким сотрудникам дома престарелых настоящий допрос и в первую очередь ее интересовало, где были бабки и деды новых медсестер во времена Великой войны, великого Третьего рейха... Тот кто поумнее, говорил правду, что так мол и так, воевали на таких-то фронтах, в Вермахте или СС, да, причастны, да, убивали, такие у фрау Магды проходили жесткий отбор допущения к ее обосранному телу, если кто был глуп и начинал талдычить любимую немецкую мантру современности, что не были, не участвовали, не причастны, что сидели по подвалам все двенадцать лет немецкого социализма, прятались от власти, как бедная Анна Франк, то тут же, от фрау Магды получали в лицо смачный, желтый, старческий харчок, она начинала орать, обвинять немцев в предательстве, что все перестали любить не только Германию растерзанную и изнасилованную врагами, но приняли условия капитуляции... Фрау Магда никому не давала спуску и убирать ее гавно должны были только избранные... Немцы...

Герр Ляйт ненавидел поляков, он на дух не переносил все, что связано с Польшей. И когда к нему приближались медсестры, персонал дома престарелых он втягивал носом воздух, по запаху проверяя, не поляки ли к нему идут. Мало кто знал почему такая ненависть у герра Ляйта к Польше. Старики, кто с ним долго общался, говорил, что герр Ляйт сам поляк, потому как говорит «по польску» лучше всякого поляка. Но все, что было связано с Польшей старику доставляло настоящую физическую боль, он начинал морщиться, как от зубной боли, его начинало перекашивать, и через пару минут он уже бился в истерике, крича и ругаясь. Изо рта шла пена, пальцы рук скрючивались, старик начинал блевать, писаться, а потом, медленно успокаивался и впадал в полудрему, в которой мог находиться несколько часов... Кто говорил, что поляки поймали во время Второй мировой войны молодого Ляйта, когда он шел по ночному Кракову, возвращаясь с какой-то попойки, увезли его в лес, а там, вроде бы, пытали, оставили в живых, но Ляйт до конца войны прожил в клетке для животных. Кормили его как собаку, объедками, заставляли гавкать... Но все познается в сравнении. Когда старый герр Ляйт познакомился в доме престарелых с другим стариком, по фамилии Кольберг, то возблагодарил бога, что легко отделался. Кольберг, на свое несчастье попал в руки к русским партизанам... Те над ним поиздевались на славу.. И в живых оставили только потому, что это было формой издевательства. На плечах солдату Кольбергу вырезали кресты, на груди надпись «Мы выебем Гитлера», спина вообще представляла один большой кровоподтек, но и это было не самое страшное. Страшнее всего было то, что красные сволочи, кастрировали солдата, переодели его в женские шмотки, вставили в зад хороший еловый чоп и отпустили.... Война для Кольберга закончилась в сорок втором, он прожил еще долгую жизнь, но вся она была связана то с проституцией, то с психиатрическими больницами.... Вот он ненавидел русских так, что страшно представить, а когда узнал, что в штате дома престарелых появилась русская медсестра, то специально ее подкарауливал и старческими, немощными кулаками начинал избивать...
Геру Ляйту повезло, он еще жив, а вот герр Кольберг протянул недолго, лежит себе на кладбище гниет, кормит червей могильных. ...

Маникюр для офицера СС.

Когда начальник смены разговаривал с новым персоналом, поручая им присматривать за господином Ошманном, он просил только об одном: если старик спросит еврейки ли они или евреи ответить утвердительно.... Старик немножко болен, терпеть не может немцев, кого бы то ни было, но вообще он тих и спокоен, когда за ним ухаживают только евреи. Неважно, приехали вы из Польши или России, ваша родина Кения или Аргентина, просто скажите, что вы евреи и все.. просто старик вне себя от гнева, когда к нему немки заходят, вся надежда на новый персонал, да и потрудитесь выучить несколько еврейских слов, чтобы ваша легенда для старика была убедительной. Нашему больному старичку только тогда хорошо, когда еврейки и евреи возят его в колясочке погулять, делают ему уколы., дают таблетки, кормят, когда надо из ложечки, убирают из под него и купают старичка... И тогда он будет спокоен, как овощ на грядке....
И вот новый песонал знакомится со старичком:
- Шалом, хер Ошман, я ваша новая сестра, буду за вами ухаживать....
- А почему вы такая черная, вы негритянка! – сразу начинал орать старик.
- Ну что вы, я пренадлежу древнему племени иудеев, которые ушли в Африку и там с течением веков наша кожа почернела...
- Боже мой, боже мой, - вздыхал старик, на Африку нам сил не хватило бы... Ну проходите, проходите, вы йоргуты мне принесли?
- Да, конечно.
- С малиной? Как я заказывал?
- Да.
- Тогда давайте сюда, мне есть хочется и после, когда заберете отставшееся, позовите маникюршу, мне нужно почистить ногти....
Это была традиция. Старик находился в доме престарелых уже пять лет и еженедельно требовал, чтобы ему делали маникюр... Для этого, из ближайшего салона, приходила девушка и обслуживала старого, привередливого клиента.. Она, двадцатипятилетняя немка, даже не предполагала, что ей, придется стать еврейкой, иначе, ее инструмент мог быть разбросанным по комнате, старик мог ее ударить своей инкрустированной палкой, или пуще того, воткнуть в нее пилочки для ногтей, ножницы.... От греха подальше лучше быть здоровой еврейкой чем обезображенной искалеченной немкой... И только она, единственная, знала причину требований старика, только она была в курсе того, почему он так настойчиво требовал, чтобы его обслуживали только евреи и еврейки... И каждую среду, идя к старику делать маникюр она испытывала такое отвращение, что после проведенного со старым Ошманном времени, пару часов не могла работать. Ее мутило, на душе было плохо, хотелось сблевать, но бизнес есть бизнес, старик платил столько, сколько дают четыре клиента. Так что приходилось терпеть его россказни о прошлом, о том, почему бывший офицер СС, занимавшийся окончательным решением еврейского вопроса, так любит евреек и не раскаяние было тому причиной.....
...А ведь было время, когда господин Ошманн был молод, носил красивую офицерскую форму, правда предпочитал раз в неделю, несколько часов оставлять на себе только один офицерский, парадный китель, с начищенными до блеска пуговицами, позвякивающими друг о друга крестами... Только один китель, больше ничего. Это было время, когда он мог позволить себе расслабиться, отдохнуть, сбросить напряжение, накопившееся за целую неделю, обычно таким днем для него была среда... Вечер, Он сидел на стуле в своей небольшой комнате, а у двери стояло две –три, а то и четыре молодых еврейских девушки, он их отбирал специально, еще на сортировке, красивых, ярких, фигуристых. сразу бросающихся в глаза. И стоя перед ним , они прекрасно знали, что там, за дверью их ждет барак и скорое уничтожение, газ или крематорий. Если повезет, то в крематорий отвезут уже после газовой камеры, а не живьем, а здесь, перед ними на стуле восседал офицер, из одежды на нем был только китель, и им было прекрасно объяснено, что от них требуется. В таких случаях, не важно из какой страны привезли девушку и на каком языке она разговаривает, французком, польском, венгерском или русском, не нужно было знать немецкий, чтобы понять, что именно требовал от них этот офицер развалившейся на стуле и раздвинувший свои ноги.....
Офицеру СС Ошманну всегда нравился этот момент, он получал истинное удовольствие, как будто бы сидел в ложе театра и наблюдал за игрой актеров. Какие лица, сколько мимики, страх, ужас. Понимание неизбежности, внутреннее согласие, принятие решения, и вот оно! Самое главное, начало! Когда девушки начинали скидывать у двери свои пальто, кофточки, юбки, платья, бюстгальтеры, панталоны, как они скромно прекрывают свои срамные места, но из под красивых пальцев все равно были видны волосы на лобках... какое же удовольствие видеть эту скованнность, робость, внутреннее понимание необходимости сделать первый шаг и страх.... Наблюдая за девушками, офицер СС Ошманн сделал интересный вывод, он внимательно смотрел на то, как девушки прикрывают свою наготу, что самые нежные, Ошман бы, сказал, целомудренные, воспитанные, скромненькие – это те, у кого тонкие музыкальные пальцы, ух как обожал он эти пальчики.... Но все еще впреди. Спектакль только начинался, потому что девушкам надо было там, у двери, встать на колени. Пропозти к офицеру на четвереньках и начать делать минет..... Если девушек было четыре, то офицер вставал, делал шаг вперед, две девушки должны были делать минет, а две другие вылизывать его анус... Боже, какое это наслаждение, еврейский язык в анусе немецкого офицера. И за все время, все те годы, пока господин Ошманн нес свою нелегкую службу, ни одна не сказала, нет, потому что каждая из них надеялась остаться в живых, но...
Девушки старались, девушки превосходили самих себя, но их участь была предрешена... После того, как несколько раз офицера СС Ошмана, охватывала оргазмическая дрожь, он садился на стул, после чего девушки обязаны были делать ему маникюр, ухаживать за его благородными немецкими пальцами... Особенно за указательным пальцем его правой руки, на котором появился и не сходил мозоль, и все от того, что Ошманн слишком часто нажимал на курок своего табельного пистолета... Ему нравилось стрелять в головы заключенных. При чем не в затылок, нет, он любил смотрепть своим жертвам в лицо, читать в их глазах, страх, смятение, обреченность, ужас и отчаяние и даже...ненависть... Это его возбуждало и он с большим удовольствием нажимал на курок. Первый раз, второй, третий, четвертый.... А девушки, работая пилочками, маленькими ножничками, обстригая ногти на руках и ногах надлеялись, ждали прощения, заглядывали в глаза, хотели спросить, но им запрещалось разговаривать, а после всего, офицер СС одевался, выгонял девушек голыми на улицу, гнал их к месту, где проводились казни, разворачивал к себе лицом и улыбаясь им, расстреливал, точным выстрелом в лоб. Четвертый выстрел всегда звучал позже остальных. Потому что в лице четвертой жертвы были такие чувства, нет, ни одному актеру в мире не сыграть такого ужаса и страдания... И вот выстрел, труп голой девушки падал в ров , а офицер СС шел на службу... Нужно было готовить новые партии заключенных к уничтожению.....
Как не стрнно, господину Ошману удалось избежать наказания после окончания войны и в городе Гамбурге, где он поселился, никто не спрашивал и не интересовался его прошлым, потому что у всех оно, это прошлое, было примерно одинаково... Вот только личная жизнь господина Ошманна не складывалась, он просто не мог иметь секс ни с одной женщиной. Конечно, он был еще молод, встречался, ухаживал, дарил цветы, а когда дело доходило до постели, то... оказывалось, что он ничего не может... Свидание расстраивалось, женщины уходили, а он извинялся, и все списывал на прокляток военное прошлое... Женщины выражали сочувствие, захлопывали за собой дверь его кватиры и исчезали навсегда.....
А господин Ошманн открывал бутылку коньяка и беззвучно плакал вспоминая евреек, которые обслуживали его в лагере... И в это время, что- то в нем пробуждалось, что-то срабатывало и он вмиг чувствовал себя снова мужчиной. И через некотрое время он приглашал к себе дломой или в отель, в номер, специально снятый на одну ночь, очередную женщину, пытался представлять ее еврейкой, но опять ничего не выходило.... Приходилось закрываться в туалете, вспоминать, как еврейки ползли к нему на коленях, представлять как ползут сейчас и в это время удовлетворять себя самому.... А после, он пил и проклинал эти еврейские отродья, проклинал глаза и волосы, прекрасные тела тех красоток, которые ползали возле него....
А через некоторое время господин Ошманн пришел в публичный дом и переговорил с хозяйкой. Он, будет платить в три, нет, даже в пять раз больше, если она найдет ему еврейку. Хозяйка пуфа (публичный дом), была не дура, попросила месяц на поиски такой девушки, взяла тысячу марок на расходы записала номер телефона странного клиента, по которому надо было позвонить в случае успеха. Естественно, если хозяйка не найдет настоящую еврейку, то вернет все деньги.... Но она не первый год держала публичный дом и даже не первый десяток лет... Она прекрасно помнила о странных предпочтениях немецких офицеров заглядывавших к ней «на огонек» во время войны...

И в этом клиенте она сразу увидела бывшего офицера, который по всей видимости не смог отказаться от своих стародавних привычек.
Хозяйка публичного дома подобрала из своего персонала девушку, которая могла бы быть похожей на еврейку, заставила ее рыскать по антикварным магазинам, скупить пару десятков книг напечатаных на иврите, нашла для девушки учебник и посадила ее изучать еврейские слова... Там же, в антикварных магазинах была найдена минора, отлитая из серебра и поставлена в комнате девушки. Но все это была первая часть плана. Вторая заключалась в том, чтобы сделать девушке документ, который подтверждал бы, что она еврейка... Полицайкомиссариат был через дорогу... Это оказалось не таким сложным делом, как предполагала хозяйка публичного дома.... И господин Ошманн стал постоянным клиентом ее заведения.... Там и только там он снова чувствовал себя мужчиной. Он приходил в публичный дом несколько раз в месяц, на пару часов и уходил оттуда почти полностью удовлетворенный с наманикюреными ногтями... Но за несколько лет посещений так не разу и не прикоснулся к девушке, предпочитая обходиться только оральным сексом....
Еще через несколько лет, подсчитав свои расходы на публичный дом, господин Ошманн, бывший офицер СС, ужаснулся... он решил найти себе бесплатный секс с настоящей еврейкой. Он дал объявления в службы знакомств, но никто ему не отвечал, стараниями тких, как он, евреев в Германии почти не осталось, а те кто был предпочитали не иметь дело с немцами... Господин Ошманн решил использовать свои знания английского языка и начал переписываться с еврейками живущими за океаном, но, когда же он открывал им свое истинное имя, когда девушки узнавали, что он немец, то тут же переписка прекращалась, они исчезали навсегда, а господин Ошман снова пил, снова закрывался в туалете и страдал от неудовлетворенности....
Однажды, правда, ему повезло. Он встретил ее на марше протеста, случайным свидетелем которого оказался. Группа молодежи протестовала против размещения в Западной Германии ядерного оружия, а господин Ошманн, как раз находился рядом, по делам своей фирмы... Он сразу увидел ее, он ее почувствовал, в душе не просто что-то шевельнудлсь, а взорвалось, когда он обратил внимание на девушку держащую большой плакат: «Янки – вон из Европы». Она была небольшого роста, хрупкой, а плакат просто огромен... Удачный повод познакомиться... А когда он подошел ближе, когда оказался в паре шагов от девушки, то его ноги чуть не подкосились, его затрясло, потому что он не ошибся, на цветном свитере кроме многочисленных огромных значков с портретами Че Гевары, красных звезд и перечеркнутых ядерных бомб, болтался на цепочке магендовид... Господин Ошманн зачарованно смотрел на девушку и понимал,что с ней у него все получится, он видел ее глаза, он смотрел на ее лицо и уже внтренне знал, что эта девица будет исполнять все, что он захочет, а он хотел не так много.... Через день, выходя утром из номера своей гостиницы, он похвалил себя и назвал провидцем, потому что оказался прав, правда и в этом случае ему кое чего не хватало, как и в общении с той девкой из публичного дома... Ему нужен был страх в лице девушки, униженность и зависимость, а он видел только любопытство, даже где-то интерес, но не более... Но на безрыбье и рак рыба. Ради этого, ради встреч с этой девицей, господин Ошман, даже сделал себе французкую визу и приезжал к девушке во Францию, А для нее это был не более чем очередной опыт и возможность немного заработать... У каждого свои причуды... Сделать минет и маникюр и получить за это сотню франков... Да пожалуйста!
Жизнь прошла и вот бывший офицер СС в доме престарелых, он не просто в доме престарелых, он живет в доме престарелых для состоятельных людей. Хороший, богатый сеньеренхаус, он сам платит за все, а значит может потребовать для себя все, что захочет, даже еврейку, которая его будет кормить, одевать, гулять с ним и даже делать маникюр.....

Васька из гитлерюгенда.

Вообще-то его зовут не Васька и даже не Василий, имя и фамилия у него немецкие. Гельмут Лампе. И он еще далеко не старик, Сам себя обслужить может, живет в собственном доме, в тихом районе на окраине огромного города, Правда сам себе, Гельмут уже не готовит, устает, он заказывает еду из дома престарелых, куда, он знает, отправиться, когда придет время. Годы-то идут, он становится старше, а пока Гельмут еще может сам одеться, умыться, убраться в своем двухэтажном доме, он будет жить один. Иногда, пару раз в месяц, к нему приезжает сын с внуками, иногда заезжает дочка, когда у нее есть время... Живет она далеко, в Швейцарии, пока доберется... Но старику неизвестно одиночество. Гельмуту надо куда-то девать свою энергию, свои силы и он придумал себе бесплатную работу. Дал объявление в газеты и на интернет-страницы, что обучает немецкому языку русских эмигрантов. И самое главное, обучение происходит на бесплатной основе. Ученики должны платить лишь только своим временем и желанием овладеть немецким языком. Вооще-то Гельмут Лампе по профессии радиоинженер, специалист высочайшего класса, таких как он, в Германии, по пальцам пересчитать, но Гельмут был единственным в своем роде. Как и другие специалисты, Гельмут владел еще и английским языком, мог объясниться на испанском, но он единственный из всех, кто в совершенстве владел русским языком, при чем говорил на нем так чисто и грамотно, что слыл в этом настоящим специалистом. Гельмут мог похвалиться еще и тем, что свободно владел русским тюремным языком – феней. Ну еще бы, просидеть в русском лагере десять лет и не такому научишься... И именно там, русские охранники и заключенные, тогда еще совсем юному Гельмуту Лампе дали имя Васька. «Васька, подай то, Васька подай это. Васька не вертись, Чтоб ты сдох окаянный! Учи слова, не выучишь, пойдешь в карцер! Васька на работу! Сиди смирно, Васька!» И когда к Гельмуту приходили ученики, он просил их называть его Василием, это, говорил он, его второе имя. Несколько часов подряд Гельмут-Василий муштровал своих учеников в разговорном немецком, ходил с ними по магазинам и лавкам, водил в кино за свой счет, был столь требователен, что у его учеников оставалось только два выбора: или по тихому слинять и вычеркнуть сумасшедшего Василия, который и подзатыльника мог дать, за неправильно произнесенное слово, из своей жизни или терпеть старика, но через полгода разговаривать, как настоящие немцы, разговаривать столь хорошо, что коренные жители начинали удивляться тому, на сколько хорошо русский эмигрант освоил язык...
Было и еще кое что, чем платили ученики Гельмуту-Василию: они выслушивали его рассказы о том, как он находился в русском плену... как забрали его совсем молодого пацана во время штурма Берлина, как отправили его в русский лагерь, где содержались другие военнопленные, кто год, кто два, были такие старожилы, кто сидел в лагерях аж с сорок первого года, те уже были перекованными, они уже расстались со своим национал-социлистическим прошлым, но на тот момент, когда Гельмут попал в лагерь, верили в советский социализм, в Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина одновременно. Там, в Германии у них был один вождь, один фюрер, а здесь сразу четыре вождя. Четыре фюрера. во главе с великим Сталиным...
В сорок седьмом году, Гельмута, ставшего для охранников и русских надзирателей Василием, вместе с другими пацанами перевели в другой лагерь, рядом с заводом выпускавшим радиоприемники. К этому времени на завод пригнали оборудование из Германии, целую линию для производства радиоприемников, и нужны были люди, кто свободно владел бы немецким языком. А то пойди разбери все эти фашистские буквы и слова... Гельмут-Васька начал собирать немецкие радиоприемники, выходившие в СССР под другим названием. Работа повзрослевшему парню понравилась и он на столько хорошо изучил свое дело, что сделал маленькую карьеру и был допущен к чтению и составлению схем для радиоприемников. «Васька сделай это! Васька сделай то! Васька мы не успеваем сдать план!» Васька работал, вносил рацпредложения, предлагал новые идеи, новые конструкции радиоприемников... «Молодец Васька! Хорошо работаешь Васька! Ты получишь дополнительный паек, Васька...» А советские инженеры получали за Васькину работу премии и надбавки к зарплате, ордена и медали за рацпредложения и новшества.... Васька не обижался, Васька ничего об этом не знал.... Он работал хорошо по двум причинам, потому что ему нравилась такая работа, ему нравилась радиотехника и потому он так старался, что сильно хотел домой. Он считал, что чем лучше он будет работать, тем быстрее его отпустят. Только он просчитался, отпускали как раз тех, кто не на что, кроме как работать лопатой не годился, а Васька был умен, умных в Советском Союзе было не так много, тем более со знанием языка, его отпустили домой, в Западную Германию одним из самых последних....
В ФРГ Гельмут сделал великолепную карьеру и ушел на пенсию имея за плечами не только большой стаж работы в немецкой промышленности, но и несколько изобретений, которые делали жизнь Гельмута-Василия, радостной и безбедной.... И вот сейчас, Гельмут, от того, что ему нечем было заняться в свободное время, а этого времени было предостаточно, занимался с русскими эмигрантами немецким языком. И только не многие из его учеников знали причину, по которой Гельмут попал в русский плен. Только нескольким ученикам Гельмут-Василий рассказал, что взяли его с фаустпатроном в руках, что за несколько дней боев за Берлин лично он подбил четырнадцать советских танков....

продолжение следует...