Откровения стариков: Пенсий на жизнь не хватает, только на похороны

Власть, которая обещает побороть бедность, довела людей до самого жалкого и униженного состояния

Президент страны Путин сделал недавно очередное открытие для себя, мол, что это у нас за чересполосица в прожиточном минимуме пенсионеров из разных регионов? Правительство тут же заявило, что у них уже есть методика единого расчета этого самого минимума. Еще бы местные власти рассказали президенту, как они сделали все для того, чтобы урезать старикам их пенсии и платить самые гроши. О каких почти 14 000 рублей в среднем говорить по стране, если у многих даже до восьми тысяч пособие по старости не дотягивает?

Хуже, чем в Уганде

Вообще, пенсионная реформа — гениальное решение проблем российской элиты. Да, она в условиях кризиса умудрилась сохранить свой шикарный образ жизни, при этом облапошив целую нацию. Все это подается под видом чудовищного дефицита Пенсионного фонда, растущего не по дням, а по секундам. Каковы причины этого? Ну, власть имущие находят их много, правда, все они какие-то нелепые. Например, говоря о продолжительности жизни и возрасте дожития (слово-то какое, но это не дожитие, досуществование, на самом деле! — Ред.), чиновники всегда рисуют все в ярких красках. Мол, у нас растет и тот, и тот показатель одновременно! Ну, по поводу первого можно долго дискуссировать, акцентируя внимание на том, что статистикам при расчетах приходится учитывать и умирающих младенцев, и замерзающих в подворотнях алкашей. А вот насчет второго, кажется, и поспорить сложно. По телевизору часто показывают бабушек и дедушек, преодолевших вековой барьер. Да, такие у нас имеются, но это — редкое явление. Даже в самой отсталой Уганде при должном усердии тоже можно отыскать парочку столетних. Умело используя талантливых пропагандистов, можно все это выставить в таком свете, что угандийские власти сотворили со своим народом чудо и теперь в стране полно долгожителей. Это при том, что не так давно страну бомбили суданцы и была попытка государственного переворота.

На самом же деле, ситуация кошмарная. И я не про Уганду. Я, например, так и не встретила ни одного старика-пенсионера из числа простых работяг. Нет, конечно, пожилых мужчин достаточно. Но большинство из них те, кто по преодолению шестидесятилетнего возраста продолжают жить более или менее полноценно, относятся к касте элитных пенсионеров. То есть тех, кто до выхода на отдых трудились в прокуратуре, в милиции или занимали должности руководителей каких-нибудь госорганизаций. Обычный же, простой человек, честно проработавший всю жизнь, либо не доживает до пенсии, либо в 62−63 года серьезно болен. Есть и еще один вариант — если такой мужчина на старости лет вдруг становится одиноким, то чаще всего просто спивается. Таковы уж реалии жизни овдовевшего или брошенного человека в нашей стране — он становится моментально никому ненужным.

И вот еще какой момент. Мужчины, которых я принимала за пенсионеров, глубоких старцев, оказывались гораздо моложе. В селе люди выглядят гораздо старше. И умирают гораздо быстрее. Тут недавно даже Росстат подсчитал как увеличивается пропасть между мужчинами и женщинами после 50 лет. Русские мужики в большинстве своем до 65 не доживают, какое тут повышение пенсионного возраста. Мрут российские мужчины. Так что нет ничего странно в том, что Путин в своем недавнем выступлении затронул тему паллиативной медицины.

Теперь же перейдем к реальным размерам пенсий в нашей стране. По официальным данным, средняя пенсия в РФ приближается к 14 тысячам рублей. Молодой и свободный человек едва ли способен прожить на такие гроши. Разве что впроголодь. Даже в сельской местности, где сельское хозяйство государственными структурами активно разрушается, все приходится покупать в магазинах. А цены там зачастую выше, чем в Москве. Ну а коммуналка — вечный бич для всех. Что же тогда говорить о стариках? Им помимо пропитания требуется много другого. Во-первых, это лекарства. Они дорогие. И никакой пенсии на них не хватит, особенно, если эта пенсия всего восемь тысяч рублей.

За 40 лет стажа — социальная пенсия

Вот что мне рассказала 80-летняя пенсионерка из Ростовской области Лихобабина Тамара Антоновна. Ее история — наглядный пример произвола. Ее общий стаж больше 37 лет. Начала трудиться еще в 1958 году. Большую часть молодой жизни, а именно 31 год проработала на водоканале. Еще пару лет работала на заводе, который до сих пор с горем пополам продолжает функционировать в ее поселке. Еще шесть лет жизни отдано общепиту. То есть в общей сложности, почти 40 лет стажа.

На водоканале она проработала пару лет в машинном отделении, была ответственна за подачу воды в несколько населенных пунктов, потом старшим контролером — 4 года, а затем — просто контроллером. Говорит, что на понижение пошла целенаправленно — надоело каждые несколько месяцев ездить в Ростов с отчетами. На зарплате это сказалось несущественно. И вот, все оставшееся до пенсии время она была простым контролером. Жила себе спокойно, трудилась, как всякий обычный человек, и с каждым годом приближалась к моменту выхода на заслуженный отдых. На шестом десятке, как это обычно бывает с трудящимися, долгий срок на тяжелой и не очень любимой работе, она стала жить в предвкушении пенсии. Все-таки годы, плюс накапливавшаяся десятилетиями усталость, к полувековому сроку переросшая в хроническую. В общем, пенсия стала казаться избавлением.

И вот настал 1997 год. Женщина начала хлопотать по вопросу оформления пенсии. Чем это для нее обернулось? Полным унижением, плевком в лицо, демонстрацией абсолютного презрения власть имущих по отношению к обычным людям. Вдруг оказалось, что 31 год стажа на водоканале учтен не будет. В чем же причина? Может в том, что приближался дефолт, и всю страну начало потряхивать заранее? А может в том, что в то время была программа сокращения расходов бюджетных средств за счет таких вот старичков из Богом забытых селений вымирающей России? Впрочем, и то и другое — две головы одного зверя. Конечно, Тамаре Антоновне все это объяснили иначе.

Ответили, что в облводоканале, а именно в архиве, где хранились все необходимые для оформления пенсии документы, произошла авария. По иронии судьбы, в водоканале прорвало трубу, и архив был уничтожен. Ну, скорее всего никакой иронии тут не было, а бумаги, вероятно, были уничтожены кем-то намеренно. А вышеприведенное объяснение можно расценивать просто как черный юмор.

В итоге, бедной и крайне возмущенной женщине пришлось обратиться за помощью к адвокату. Тот после первичного ознакомления с ситуацией практически сразу поставил крест на возможности добиться справедливости через суд. Поэтому была выбрана другая стратегия — они писали во всевозможные инстанции жалобы и запросы. Начали с раскачки собственных чиновников, потом перешли на Ростов, ну а когда и это не дало результата, добрались до Москвы. К сожалению, столичные чиновники оказались под стать провинциальным — ничего кроме бумажек с непонятными и невнятными ответами от них добиться не удалось. Хотя понятно, что при работе человека на одном предприятии почти все годы жизни, восстановить стаж вообще не составляет никакого труда, достаточно было найти пару свидетелей этого факта! Но Тамара Антоновна потратила на этот цирк более 10 лет. В итоге, ей все равно пришлось довольствоваться социальной пенсией. Сейчас обворованная и обманутая женщина, будто ни работала ни дня, получает 8400 рублей.

Но даже, чтобы получать эту сумму, ей пришлось немало побегать. После смерти мужа пробила себе еще копеечную выплату — по потере кормильца. При этом ей сказали, что если она хотя бы один день проработает после этого, то автоматически лишится статуса иждивенца и сразу же потеряет выплату. Тамара Антоновна рассказывает, что у нее был большой соблазн устроиться сторожем в какое-нибудь заведение. Неофициально, конечно, однако страх перед тем, что кто-нибудь об этом узнает, а потом расскажет людям из пенсионного фонда, останавливал ее.

Так она никуда и не устроилась.

Когда женщине исполнилось 80, то очень она рассчитывала на существенную прибавку к выплатам, плюс некоторое количество дополнительных льгот. Но оказалось, что она не может претендовать на надбавку, так как является получателем пенсии по потере кормильца. Женщина решилась было отказаться от этого, так как при таком раскладе она стала бы получать больше, однако ей вдруг объявили, что такой шаг только усугубит ее положение — пенсия по непонятной причине будет и вовсе сокращена до семи с чем-то тысяч. При этом никакого вразумительно ответа предоставлено не было. Она писала, она злилась, возмущалась — все бесполезно. Многочисленные инстанции присылали невразумительные ответы с какими-то непонятными перерасчетами, другие же и вовсе давали понять, что к этим делам они отношения не имеют. Судя по тому, сколько в стране вообще таких обворованных людей, это была целеноправленная политика, чтобы не платить людям.

Коплю на похороны

Следующая моя собеседница имени называть не захотела. Сельские люди очень боязливые и осторожные. Например, когда у одной бабушки я спросила, не против ли она того, чтобы я указала ее данные, она ответила так: «А за мной не приедут, не арестуют?». Так что ее фамилию не пишу, а зовут ее Татьяна.

Она из числа сельских интеллигенток, очень приятная женщина с прекрасными манерами и с плавными движениями. Последняя деталь, правда, как полагает моя собеседница, связана с тремя инсультами, которые ей пришлось пережить. Это сделало ее инвалидом второй группы. Так что ее пенсия формируется в том числе и за счет этого. А так стажа у нее очень много. Она детально и спокойно обо всем этом мне рассказала.

По профессии Татьяна — пианистка, так уж вышло, что в провинции, где она начала трудиться, пианисты не особенно-то были нужны, она просто устроилась в детский сад музыкальным руководителем, где пианино не оказалось вовсе, и потому ее инструментом стал аккордеон. Всю жизнь работала на полторы-две ставки. Потом случилась страшная трагедия. Погибла одна из дочерей. Тогда случился первый инсульт.

— Я всегда думала, что я слабая, — рассказывает Татьяна с улыбкой, маскирующей боль, — но я, оказывается, сильная. Смогла пережить. А ведь сначала даже говорить не могла и почти не двигалась. Все это было так тяжело.

Спустя время были другие инсульты. Действительно, сильная, ведь глядя на нее вы вряд ли бы смогли найти хоть какие-нибудь признаки пережитых потрясений. Разве что те самые плавные движения, которые легко можно счесть за утонченность. Кроме того, ей никогда не дашь 68 лет — очень уж хороша собой, сохранилась замечательно.

Общий стаж Татьяны — почти 40 лет, при этом она инвалид второй группы. Наверное, выплаты должны быть высокими. На самом деле нет — всего 11500 рублей. Подходит всего лишь на прожиточный минимум. Чтобы получать чуть больше, ей пришлось отказаться от льгот и соцуслуг, полагающихся инвалидам. Итого, плюс еще 2600. По ее словам, связано это с тем, что в больнице она никогда не может получить необходимые ей лекарства — их попросту никогда не бывает. Все равно приходится покупать. Лучше уж эти копейки брать.

Выходит, чтобы получать в России пенсию, доходящую до прожиточного минимума, сначала надо проработать много лет, нажить себе кучу болезней и стать инвалидом. В ее случае это так, как, наверное, и у многих других людей в бедной провинциальной России. За что с нами со всеми так?

На мой вопрос, хватает ли ей пенсии, женщина сказала: «Конечно, нет. Только на еду и лекарства». К тому же, ее сейчас очень волнует то обстоятельство, что она скоро станет совсем немощной и будет нуждаться в уходе. Рассчитывать не на кого, кроме как на вторую свою дочь. Но проблема в том, что той еще придется трудиться как минимум с десяток лет — последствия пенсионной реформы. Было бы, конечно, здорово, если бы Татьяна сумела держать себя в форме все эти годы, только вот стареющий организм далеко не всегда подвластен воле своего владельца. Так что ее понять можно. А дочь, она — женщина хорошая, но вряд ли на ее месте будет разумно уходить с работы раньше времени. У нее дети, причем одна из девочек — очень талантливая певица, чья история, кстати, тоже полна драматизма. Татьяна поведала мне, как ее внучка, отучившись в каком-то захолустном музыкальном училище, пыталась поступить в Гнесинку. На бюджет не пробилась, а на коммерцию — пожалуйста, только вот платить надо почти четыреста тысяч в год. И как бы ее мама не трудилась на должности замдиректора провинциальной детской школы искусств, и как бы ее бабушка не экономила на лекарствах и еде, таких денег собрать не получится. Так и утрачиваются иллюзии, так и умирают мечты…

Больше всего в историях пожилых людей меня поразила одна деталь — они все уже по несколько лет откладывают на собственные похороны. Та же Татьяна со спокойным выражением лица холодного прагматика рассказывает мне, что ей не так давно доводилось хлопотать с похоронами свекрови. Это обошлось примерно в сто тысяч рублей. Но пока она живет, цены вырастут, значит, ей для собственных похорон понадобится больше. Она следит за тем, как меняются цены на ритуальные услуги и корректирует суммы предполагаемых расходов. При этом она учитывает последующие события — поминки. На них тоже надо накопить, людей-то нужно накормить достойным поминальным обедом. Это не связано с недоверием к своим детям, нет. Наверняка, они бы хлопотали, просто старики не хотят их обременять, видя как им тяжело выживать и воспитывать своих чад. Как им тяжело распределять копеечные зарплаты на первичные нужды.

Знаете, а ведь люди зачастую чуть ли не голодают, пытаясь вложиться в проект под название «будущее детей». Провинциалы, понимая, что их городки и села брошены на произвол, стараются вывести отпрысков «в люди», то есть приложить максимум усилий, чтобы они оттуда уехали. Это значит дать им высшее образование в каком-нибудь крупном городе, содержать их на протяжении лет, а потом еще поддерживать пока те не встанут на ноги. С зарплатой в 14−15 тысяч это стоит таких усилий, что и Сизиф бы возмутился. Вот старики и копят на свою смерть…

За неделю поисков мне не удалось найти хотя бы одного человека из провинции, у которого пенсия была бы больше 14 тысяч, заявленных по стране. Отмечу, что бывшие прокуроры, чиновники и иже с ними не рассматривались как подходящие фигуры для анализа реального положения дел. Их случаи исключительные и для составления полноценной картины совершенно не годятся.

В основном пенсии в провинции не дотягивают и до десяти тысяч. При этом людям практически запрещено заниматься дополнительной работой — в противном случае, они теряют все надбавки к пенсии, а очень часто эти надбавки составляют львиную долю от общей суммы выплаты. Теперь попробуйте посчитать, сколько люди тратят на еду и одежду, если почти все у них уходит на коммуналку и лекарства. Разговоры о подсобном хозяйстве в провинции — полнейшая глупость, ибо теперь из-за проекта «Меркурий», о котором мы расскажем отдельно, все должны быть под тотальным контролем государства. В следующем году завершится тестовый этап этого нелепого проекта. А это значит, что чуть ли не за каждую скотину у себя во дворе бедный житель российской деревни будет вынужден платить налог.

Так что, быть пенсионером в России очень тяжело, а быть пенсионером в сельской России, — почти невозможно. Наверное, в таких условиях легче и вовсе не доживать до такого возраста. Но люди как-то живут. Болеют, страдают, питаются не пойми чем, и копят на поминальный обед по себе…

Любовь Шведова