УЗБЕКСКИЙ ЛЁД

Никогда прежде Валентине Ивановне не было так скользко. Никогда не падала она так низко в глазах подопечного населения. О-ох!

А началось-то всё с пустячка.

Сначала во дворах Санкт-Петербурга исчезли русские дворники. Те, что выходили на работу ни свет, ни заря, иногда всей семьей – стар да млад, и, стараясь не шуметь, не будить спящий особенно сладко под утро народ, скребли лед, выгребали выпавший за ночь снег.

Кто-то, проснувшись пораньше, ворчал иногда:

– Опять эти дворники! Всё скребут да скребут.

И, попив воды, засыпал – досматривать  последний сон, до  звонка будильника и оптимистичного призыва ко всей стране:

– На зарядку становись!

Сколько с тех пор воды утекло? Никто не мерил. Только однажды проснулся город от тишины. И по крыши в сугробах. Ни тебе из дома выйти, ни в дом не войти!

 

И вспомнил народ, что исчезли куда-то все дворники. Вместо них стали изредка появляться во дворах непривычного вида  хитроглазые тётки. Шастали в развалочку, не спеша. С весны до осени.

Осенью занимались странным делом – сгоняли с газонов все листья. Гонялись за каждым.

Молчаливый пенсионер дядя Коля с 5-го этажа, с весны до снегов обожавший часами стоять у Фонтанки  на утренней и вечерней зорьках, выуживая корюшку и разную рыбью мелочь, о чем знали все придомовые коты и кошки и за что любили дядю Колю незабвенно, однажды увидев, как дворничиха Фатима гоняется по двору за кленовым  листом, не выдержал и спросил:

– Ты зачем это делаешь?

– Работаю я, – ответила румяная 10-пудовая  Фатима, игриво поглядывая из-под цветного платка на дядю Колю.

  А ты не думаешь, что без осенней листвы в парках и на газонах все деревья в городе погибнут, а? Не думаешь, что нельзя на зиму землю оголять? Листва должна до весны землю укрывать, перепреть должна! Под ней дождевые червяки жить будут, землю разрыхлят. Мы их с детства для рыбалки собираем. Ты чо ж такое творишь, а?!

– Работаю я! – игриво шевельнулась Фатима. И улыбнулась. – Управдом мне так работать велела.

Хотел было плюнуть дядя Коля, но сдержался – женщина всё-таки, хоть и глупая, и  пошел через двор на Фонтанку. Под аркой оглянулся на гул горячего разговора за спиной  – Фатима говорила с кем-то по мобиле на незнакомом языке. Громко, как через забор кричала.

Не успел он пройти и пяти метров до Фонтанки, как увидел группу крепких низкорослых чернявых мужичков юного и среднего возраста, одетых в такие же оранжевые куртки, как и Фатима. Они рассекали Набережную по направлению к его дому.

– Ишь ты, подмогу вызвала, – усмехнулся дядя Коля. – Весь аул!

Он достал свои немудреные рыболовные снасти. Солнце заливало Фонтанку, было светло и покойно, и он забыл о досаде.

А зря!

Потому, как уничтожив все листья, укоротив золотую осень на целый месяц, нерусские дворники ушли из наших дворов вовсе, изредка появляясь среди сугробов и льда. Зачем? Кто его знает. Так, порой, случайный прохожий навещает забытый погост.

 

…К середине 2010 года хитрая Фатима с многочисленными «родственниками» из Узбекистана и Таджикистана владела уже дворами не только центра Петербурга. И не только дворами.

Они прочно осели в продуктовых магазинах вдоль Фонтанки, диктуя свои правила и свои цены. Брали по бросовым ценам, продавали по реальным с «легкой» наценкой.

И люди вынуждены были покупать, платя втридорога за хлеб, молоко, высохшие конфеты, несъедобные соевые сосиски и т.д.,  потому как выхода не было. Обещанные магазины шаговой доступности с нормальными – условно, но все же! – ценами застряли на языка Губернатор’ши.

 

Система отъема денег у петербуржцев через ЖКХ, где «работали» все те же иностранцы, была организована столь же виртуозно.

На ту же Фатиму были оформлены три участка Невско-Фонтанной территории, которую никто и не собирался всерьез чистить ни от снега, ни от наледей. Три зарплаты в одни руки – неплохо, правда?

Русским дворникам, чистившим всей семьей город по-настоящему,  такое и не снилось!

А иностранцы  деньги получали, отправляли их за рубеж, покупали машины. Только вот работать по-русски не умели, не хотели и не собирались.

 

И зимой город вздрогнул.

 

Сотни искалеченных в засыпанном снегом, забитом льдом от земли до крыш Петербурге.

Искалеченных, выбитых из нормальной жизни!

Начали гибнуть люди. Дети, мамы, отцы, бабушки.

 

Зимой 2010-11 года в Петербург заглянула Ленинградская блокада. Только не от Гитлера. От узбекского льда. Поскольку, ненавидя опавшие листья, перед зимой русской они, видимо, робели и трогать ни снег, ни лед не решались.

Но что с них возьмешь? Постоянных среди них почти нет. Сегодня есть, завтра – нет. Смотришь, уже другие, такие же, взамен приехали. Какой спрос с перекати-поля?

 

А вот с губернатора Матвиенко – спрос. Когда вы очнетесь от счастливого незамутненного бытия и вернете городу свои долги? Кода ответите за изломанные руки, ноги, черепно-мозговые травмы, переломы позвоночников, когда?

И как вы ответите за тех, кто по вашей вине в 3 года, в 6 лет, в 20, да даже в 80, как мама Лурье,  – но до срока! –  оказались в могиле?

Узбеки, столь выгодные вам и вашим подельникам, умчатся на самолетах и поездах во свояси, увезя с собой незаработанные, а заполученные миллионы. А могилы и изувеченные останутся.

И за них, за этот проклятый узбекский лед в ответе вы, губернатор!