ВСЁ БУДЕТ ТАК, КАК И ДОЛЖНО БЫТЬ

ВСЁ БУДЕТ ТАК, КАК И ДОЛЖНО БЫТЬ…

   Она встала с постели, расчесала сбившиеся каштанового цвета волосы,  подкрасила брови, ресницы, губы, оделась в дорогой английский  голубого цвета  брючный костюм. Набросив шляпу на голову, и, лихо сбив её на затылок,  подошла к нему и потрепала по голове.

- Революция свершилась, - засмеялась она, это был нервный, неуправляемый, безрадостно – угнетающий смех, который выбивал из её сознания реальность. – Я никогда до этого не изменяла мужу. Завтра  подаю на развод, и я буду жить с тобой. Я так себя легко чувствую, как в невесомости. Кажется, что, подпрыгнув, буду летать.

   «Она в шоке, - подумал он, - я даже вижу её расширенные зрачки. Видимо, от удивления».

- Почему ты молчишь? Почему не радуешься со мной?

- Я радуюсь, но не так бурно, как ты. Сама знаешь, какой я,  - ответил он, но это была неправда.

   Его захлестывали другие мысли и чувства.

   Он посмотрел в окно. Солнце уходило в закат, погружаясь в красно – жгучий горизонт. Наползала темень, съедая остатки света на верхушках деревьев

   «Это примета, - думал он, - говорят, что если закат полыхает – завтра жди сильный ветер».

   Он перевёл взгляд на неё. Да, он любил её безрассудно. С её стороны была такая же безрассудная любовь.

   «Она, - думал он, не отрывая взгляд от её лица с тёмными кругами под серыми глазами, которые стали появляться у неё от бессонницы, как говорила она, потому что   через силу заставляла себя  жить и спать с мужем, ты не знаешь, как это тяжело и противно, плача, рассказывала она, и не дай Бог испытать это таким же женщинам, как я.

– Она жена полковника Генерального штаба, а я бездомный, не имею квартиры, оставил её жене при разводе и мыкаюсь по частным с чемоданом, обыкновенный заурядный капитан с алиментами, она не выдержит такой жизни, потому что привыкла к обеспеченной, Привычка. Я знаю, что это такое».

   Перед глазами, как наяву высветилась картинка. Моджахед в крестьянской одежде с поднятыми вверх руками, испуганные глаза и  умоляющий  голос на ломаном русском: я безоружный, не стреляй. Он не хотел стрелять, но подсознание и палец на крючке автомата сработали инстинктивно и  по привычке.

   Он посмотрел на неё и не захотел больше ни вспоминать, ни думать, так как слова, постоянно грызущие его, втягивали  сознание в безрадостное будущее, но, чтобы окончательно не поддаться, он  оставил лазейку для мысли: всё будет так, как и должно быть.

   Это было всего лишь словесное прикрытие, но он вдалбливал его ежедневно в свои чувства и сознание, чтобы суметь перенести удар, когда она будет уходить от него: любить, но уходить…

NB. Мой друг однажды сказал мне: ты знаешь, как говорят, что с любимым и рай в шалаше, но моё дополнение, сколько было райских шалашей, столько же и развалилось.