Народ и элита в диалектической связке


В своих статьях профессор Европейского университета в Санкт Петербурге либерал Дмитрий Травин обосновал распад элиты как обязательное условие для перемен. Одна часть, настроенная на перемены, с этой целью использует недовольство низов и даже организует их протест. Другая часть, естественно, сопротивляется. А поскольку при Путине перемены, по его мнению, невозможны, то “после Путина вероятность раскола элиты на конкурирующие группировки достаточно велика”. Но если это знает Дмитрий Травин, то почему бы не знать этого и автократу Владимиру Путину и не начать разделять элиту на противников и его сторонников? Признаки этого есть, хотя перемен не заметно. Все ждали, что сменит кабинет. Ан нет! Почему? Это значит, что часть элиты, готовая поддержать президента, не достаточно влиятельная. Помощник президента по экономике Андрей Белоусов бодается с крупным бизнесом за то, чтобы отобрать сверх доходы у олигархов, и направить их на социально важные проекты. И пока подвижек не много. Поэтому Травин ошибается, называя нынешний режим путинским. Просто Путин вынужден его пока терпеть, будучи не в силах его поменять,

А вторая причина – наше общество на пути к обретению гражданства еще далеко не гражданское. Хотя подвижки здесь есть. Люди, если образно, уже не стремятся отобрать и поделить, а хотят равенства перед законом бомжа и олигарха. Но хотеть - еще мало. Не хватает готовности цивилизованно отстаивать свои права, не прибегая к булыжникам пролетариата.

Таким образом, либералы Гайдар и Чубайс, учинив шокотерапию для народа, сыграли положительную роль в появлении ростков гражданского общества. Для нынешних олигархов тогда это был пряник. А автократ Путин, опираясь на помощника Белоусова, стремится применить кнут для воспитания у олигархов социальной ответственности. Обе процедуры для низов и верхов целебные, так как сокращают диапазон противоречий между ними. Это путь к компромиссу. А либерализм и автократия имеют глубокие доисторические корни, произрастая из биологии. У приматов, живущих сообществами и добывающих пропитание собирательством, всегда есть вожак-автократ. Но чем тяжелее условия среды обитания, тем автократичнее вожак (так это у павианов гамадрилов, живущих в горах, потому что им тяжелее, чем павианам саванны; зато у шимпанзе, условия у которых наиболее сытые и безопасные, в сравнении с гамадрилами демократия). А сильная автократия делает автоматом несправедливыми отношения в сообществе, лишая свободы членов сообщества. Ведь трудно представить, что рядовой гамадрил, будучи свободным в своих действиях, ведет себя осознанно так, чтобы не ввергнуть сообщество в беду. Чтобы этого не происходило, нужен надсмотрщик. Он тоже может ошибаться, но все же для сообщества выгоднее, когда командует один, а не “лебедь, рак и щука”. Поэтому несправедливость в сильно автократичном сообществе гамадрилов это плата за выживаемость. Она становится приоритетом, а не справедливость. .

А либерализм берет свое начало от сообществ охотников (хищников). Учеными изучены львы и гиеновые собаки. Те и другие успешно свободно сотрудничают на охоте даже без вожака, но при дележке добычи львы, случается, дерутся, а собачкам тяжелее в сравнении со львами (как гамадрилам в сравнении с шимпанзе). Поэтому “свобода, равенство и братство” для них есть условие выживания вида. Даже альтруизм заметен: больную собаку накормили, срыгнув ей мясо так же, как кормят подрастающих щенков, еще не способных к охоте.

Выходит, что справедливости у охотников тем больше, чем тяжелее условия существования.

А поскольку нет сомнений, что наш древний предок для выживания вынужден был заниматься как собирательством, так и охотой, то он, объединяясь в сообщества, использовал оба инструмента управления., Хотя либералам не нравятся автократы, а последние не терпят либералов, это объясняет востребованность для модернизации того и другого. По факту. Петр Первый радикальный реформатор, хотя деспот и жестокий тиран. Но так как несвобода (крепостничество) в итоге тормознула развитие, то закономерен приход радикального либерала Александра Второго. В свою очередь тоже закономерен радикальный Сталин. Сталинисты и антисталинисты оценивают его с противоположных и крайних точек зрения. Ошибаются те и другие, потому что дают одномерную оценку. Сталинисты занижают негатив, сосредотачиваясь на позитиве. Антисталинисты поступают с точностью до наоборот: игнорируют или занижают позитив и зацикливаются на негативе. А Сталина следует оценивать, задаваясь двумя вопросами: могло быть лучше? Без коллективизации, голодомора, репрессий, ГУЛАГА… В принципе, могло. Но могло быть хуже? Вполне, если бы не победили в войне. А индустриализация, позволившая вооружиться, производная от несправедливой коллективизации с голодомором, репрессий, ГУЛАГа... Но поскольку история не знает сослагательного наклонения, то выбор между гипотетическим “могло быть лучше” и реализованным упреждением “могло быть хуже” отпадает сам собой.

А между радикалами противоположного знака – Петр, Александр и Сталин, - закономерны (и отчасти случайны) немного либеральный Александр Первый со Сперанским, и Николай Первый (Палкин), и Александр Третий (автократ в политике, но либерал в экономике), и слабак - самодержец Николай Второй с реформаторами - незавершенцами Витте и Столыпиным. Далее уже Ленин со Сталиным. И жестокая борьба правых и левых однопартийцев большевиков за власть, чтобы утвердить свои принципы построения светлого будущего. Сталин победил как левых уклонистов (троцкистов), так и правых (Бухарина и Ко).

А за либерализмом и автократией как крайностями в управлении обществом – широкий диапазон в перепаде разных свобод. От полного отсутствия их или почти без свобод (Петр и Сталин) - до революционного террора и хаоса с анархией (от Александра Второго до Николая Второго и далее к февралю и октябрю 1917 – го с последующей гражданской войной).

Но стремление непредвзято оценить Сталина вызывает желание оценить его последователей в свете достигнутого. Холодную войну (третья мировая) проиграли. Социально зкономические достижения в стране к этому времени – это финиш у разбитого корыта. Потом капитуляция на внешней арене сначала Горбачева, потом Ельцина (вспомним для наглядности пьяного Ельцина, дирижирующего оркестром на проводах наших войск из Берлина) и социально экономические последствия либерализации в экономике. Тридцать лет назад в стране был запрос на потребление, вызванный сплошным дефицитом. Сегодня при изобилии он сменился запросом на справедливость. Налицо очевидное вырождение политического руководства страны за весь постсталинский период. О Путине воздержусь пока: ни хулы, ни дифирамбов. Четвертая мировая война, пока как гибридная, продолжается. Но надежда еще сохраняется.