Октябрьские события в Москве. Как это виделось издалека 25 лет назад

Автор: Кирилл Александров

21 сентября 1993 года, когда в Москве Борис Ельцин издал указ № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного совета, автор собирал чемодан. В Петербурге.

Тремя месяцами ранее автор получил немецкую визу, авиабилеты были куплены, сроки приезда оговорены — и двухнедельная поездка в Германию выглядела неотвратимой. Менять уникальную — и может быть, последнюю — возможность непосредственного общения с Евгением Романовичем Островским (Романовым), Александром Николаевичем Зайцевым (Артемовым) и Михаилом Леонидовичем Ольгским на сомнительное удовольствие созерцать конфликт Ельцина с Хасбулатовым — выглядело глупым. Ельцин производил противоречивое впечатление, но Хасбулатов с Макашовым — вполне однозначное. Дом Советов украшал «серпасто-молоткастый» герб.

Живи я в Москве, еще бы подумал — ехать или подождать развязки. А тут и думать было нечего. И через два-три дня улетел во Франкфурт-на-Майне.

Поездка была замечательной, работа в архиве — плодотворной. С Александром Николаевичем, одним из авторов Пражского манифеста, мы позднее встречались еще неоднократно.

Встреча с Ольгским, у которого автор прожил несколько дней, оказалась последней. Это был старый русский скаут 1930-х годов и легендарный руководитель НТСНП из Нормандии. В 1939 году ходил в СССР через границу и попал в перестрелку с погранохраной НКВД. В 1944–1945 годах сидел в берлинской тюрьме Гестапо на Alexanderplatz. Видел Кальтенбруннера. Всегда очень конспирировался — и почти ни о чем не рассказывал. В 1993 году Михаил Леонидович почти согласился дать мне большое интервью на диктофон, но в последнюю секунду, когда я уже вставил кассету, передумал. Незабываемый и замечательный человек.

Встреча с Евгением Романовичем стала предпоследней.

Так что ни о чем не жалею.

С последних чисел сентября события в Москве приобретали все более драматический характер, но за ними мы следили только по телевизору из Франкфурта. И вот как это виделось.

Ельцин выглядел уже совсем иначе, чем в августе 1991 года. Это, кстати, отмечали и эмигранты. Он погрузнел и казался более заторможенным. Но его жесткость в отношениях с Белым домом импонировала.

Хасбулатов смотрелся как трансформер.

Слова «выключите микрофон в заднем проходе» стали крылатыми.

Невзоров нес что-то обличительное про защитников «власовского триколора». Кстати, только благодаря Глебычу, педалировавшему эту тему еще с 1991 года, миллионы телезрителей узнали о том, что оказывается, трехцветный бело-сине-красный флаг использовался в частях власовской армии. Русские эмигранты воспринимали такие сообщения с удовлетворением. Так что, если бы не Невзоров, никто бы, кроме специалистов и немногих любителей, об этом бы забавном историческом факте и не узнал.

Руцкой орал с балкона: «Надо сегодня взять штурмом мэрию и Останкино». Хасбулатов просил подогнать танки и штурмовать Кремль. Здоровые грузовики с красными флагами были набиты битком — казалось, повторяется чистый 1917-й год.

Макашов казался вообще каким-то персонажем из Толкиена, а пляшущие вокруг него сторонники — друзьями Шарикова («Не будет у нас ни мэров, ни пэров, ни сэров, ни херов»). Ненависть макашовцев к «пэрам» и «сэрам» зашкаливала.

Вообще, защитники съезда приобрели довольно быстро однозначную окраску: разливанное море красноты с коричневыми проблесками патологического юдофобства («Трудовая Россия», «Отчизна», РНЕ и прочие) — неудивительно, что там над другими доминировали красные флаги, красные и золотые звезды, мелькали портреты Джугашвили, символика РСФСР и тому подобная нечисть. Приднестровцы и псевдоказаки добавляли паноптикуму необходимый колорит.

Как они сами заявляли, шла «народная революция по свержению контрреволюции». Короче, «вся власть Советам!»

На флагштоке перед захваченной мэрией поднимали красный флаг.

Мелькали в кадре затравленные «патриотами» милиционеры.

На этом фоне по улицам ездили троллейбусы, возили пассажиров.

Позицию Патриарха Алексия II принимали с уважением. Большинство склонялось к тому, что его миротворческая позиция объективна, он вел себя так, как и положено Святейшему.

Старики во Франкфурте восприняли московскую драму даже не как «красно-коричневый», а просто — как «красный» — путч с социалистической риторикой. Кто-то Ельцину не симпатизировал, но быстро стал на президентскую сторону, как только увидел по телевизору персонажей из Белого дома и их символику.

Может быть, Хасбулатов и примерял на себя сталинский мундир, но понятно, что его довольно быстро вытряхнули бы из него такие субъекты как Макашов и Анпилов, чья откровенная кровожадность не вызывала сомнений. Все происходящее называлось запоздавшей «красной» реакцией на август 91-го года.

О позиции публициста Михаила Назарова, симпатизировавшего Хасбулатову, в октябре 1993 года в «Посеве» старики говорили с разочарованием — такие разговоры шли при мне.

Популярное ныне словосочетание «расстрел парламента» совсем не звучало. Это естественно. Не помню, чтобы кто-то из старых членов НТС называл хасбулатовский съезд «парламентом» — в нем видели огрызок советской власти, состоявший преимущественно из членов КПСС, представителей советской партийной и хозяйственной номенклатуры. Его намертво связывала с прошлым весьма специфическая пуповина. И в это «светлое прошлое» депутаты, не желавшие покидать привилегированные кресла, хотели утянуть за собой всю страну. Совершенно нелепо предполагать, что хасбулатовцы в своей массе выражали «волю избирателей», хотя, конечно, сами они искренне верили в свою значимость.

Интересно как работали иностранные журналисты в Москве.

В Германии телевизионная картинка была четкой, постоянной и интересной, новости и сообщения передавались регулярно. Конечно, количество жертв столкновений сразу же приобрело весьма преувеличенные масштабы. Казалось, погибли тысячи. Вместе с тем горевший Белый дом — никак не напоминал дворец Ла-Монеда, Хасбулатов — Альенде, а военные, поддержавшие Ельцина — «коллективного Пиночета».

Но и Ельцин не напоминал Керенского.

Эмигранты во Франкфурте Ельцина критиковали, и критиковали жестко — за то, что он не распустил съезд и Верховный Совет осенью 1991 года и не провел тогда же новые выборы в настоящий парламент, восстановив Пятую Государственную думу. Высказывалась точка зрения, что выстрелы в Москве — расплата за половинчатую десоветизацию России. Сейчас такая позиция мне кажется бесспорной.

Примерно так это выглядело из Франкфурта-на-Майне.

Полагаю, что в случае победы макашовцев Россию бы захлестнула кровавая волна с неизбежным распадом страны. Никаких иллюзий. И Бог знает, чем бы это закончилось. Так что при всей разнице в оценках первого президента, «сторона Ельцина» — назовем ее так — очевидно олицетворяла меньшее зло.

Желающие могут взглянуть на уникальные фотографии. Красноты с избытком.

***

P. S. В конце сентября 1993 года я еще не знал, что в Белом доме среди сторонников Хасбулатова и Макашова находился мой отец.

Практически мы не общались — он развелся с мамой, когда я пошел в первый класс. Наши взгляды и на трагедию России в ХХ веке, и на события 1989–1993 годов, были диаметрально противоположными.

Года полтора назад отец поделился своими воспоминаниями.

Но это уже совсем другая история.