Крах «стабилизации»

Тонко чувствующий социолог Александр Тарасов опубликовал материал про общий тренд выражения социального протеста в 2010 г.

Показывает одновременный и повсеместный выбор насилия и активного протеста- как наиболее адекватной формы самовыражения масс.

Когда Путин пришел к власти, главным его обещанием было восстановить стабильность. Правда, началась «эра Путина» со взрывов домов в Москве и Волгодонске и со Второй чеченской войны. Большинство населения, однако, уставшее от потрясений 1990-х, сделало вид, что ничего не замечает.

Оно и позже старалось «не замечать». Обещал Путин, что терактов в Москве не будет, – сразу, как «зачистим Чечню». Но с тех пор был и «Норд-Ост», и взрывы в метро (последние – в минувшем году, 29 марта). Но почему-то это Путину не припоминают.

Проправительственные СМИ все списывают на «происки заграницы». За 10 лет партизанская война успешно расползлась с территории Чечни на весь Северный Кавказ (чего не было ни при каких ельциных), а официальная пропаганда по-прежнему твердит о «стабильности» и «стабилизации», доказывая, насколько стало лучше по сравнению с «лихими 1990-ми», и  кивая при случае на «внешнего врага» (хотя Северный Кавказ – вовсе не иностранное государство).

«Стабилизация» коснулась и социальных отношений. Социальные конфликты приглушались и замалчивались, а частью действительно успешно гасились – за счет небывало высоких цен на углеродное сырье. Если мы за этот период и наблюдали случаи открытого насилия, то это было насилие со стороны власти по отношению к гражданам – не важно, идет ли речь о безнаказанном избиении посетителей и работников кафе сотрудниками ФСО в Краснодарском крае (об этом долго и упоенно писала «Новая газета»), избиении «правоохранителями» целого города Благовещенска в Башкирии или о «личной инициативе» майора Евсюкова в Москве.

Кризис все разрушил. Река нефтедолларов превратилась в ручей, профицитные бюджеты – в дефицитные. И вот, на третьем году кризиса, терпение граждан лопнуло. Еще в апреле 2010 г. в Москве произошли поджоги отделений милиции. Неизвестные «народные мстители» (по предположениям властей, анархисты) вроде бы мстили «евсюкам» за «евсюковщину».

2 марта в Томске местный житель Сергей Зайков (49 лет, не подросток-анархист) публично напал на губернатора Виктора Кресса, мстя тому, как он утверждал, за смерть своей бабушки.

В мае озверевшие шахтеры Междуреченска впервые со времен знаменитой «рельсовой войны» перекрыли Транссиб. А ведь Путин, приходя к власти, перед телекамерами обещал, что этого больше не будет, и даже сказал знаменитую фразу, что те, кто лягут на рельсы, – сядут. Интересно тут, впрочем, не то, что, как выяснилось, сажать сотнями и тысячами у нас власти явно не готовы, а то, как себя вели междуреченцы на рельсах: они трижды отбивали у ОМОНа захваченный им участок железной дороги. Власти об этом очень не любят говорить, впрочем.

В мае-июне грянула знаменитая эпопея «приморских партизан». Это уже была совсем маленькая, но настоящая партизанская война обычных граждан с местными «силовиками». И хотя были предприняты исключительные усилия (вплоть до вброса в Интернет подложных националистических заявлений от лица «партизан» и навязывания им в «лидеры» совершено не причастного к делу бывшего офицера ВДВ), чтобы выставить повстанцев «фашистами», их единственное коллективное видеообращение показывает, что руководствовались «приморские партизаны» чисто социальными мотивами.

12 июня (в официальный праздник – День России!) в Пермском крае (около Суксуна) и в Новгородской области (в Маревском районе) объявились последователи «приморских партизан»: неизвестные совершили вооруженные нападения на милицейские посты и машины. Один милиционер был убит, четверо ранено.

3 июля в Башкирии, под Бирском, также произошло вооруженное нападение на пост ДПС.

28 июля состоялась знаменитая атака на администрацию города Химки. Полагаю, в том виде, в каком прошла эта акция, она была результатом провокации. Но важно здесь другое: готовность рядовых граждан атаковать власть.

24 августа в Нижнем Тагиле инвалид Сергей Рудаков, мстя за многолетние унижения со стороны чиновников, расстрелял в местном отделении Фонда социального страхования директора и юриста Фонда.

7 декабря житель села Горохово Иркутской области Игорь Ковалев, не в силах выносить больше чиновничьи издевательства, обстрелял из охотничьего ружья здание правительства Иркутской области.

11 декабря произошли беспорядки на Манежной площади, где собравшиеся с радостью и видимым удовольствием били ОМОН…

Итак, граждане России – порознь, стихийно, без участия в этом каких-либо политических партий – начинают приходить к выводу, что оружие и насилие вообще – это самый убедительный (а возможно, и единственно верный) аргумент при общении с властью — и особенно — с ее силовыми структурами.

До 2010 г. этого не было. В 2010 г. пресс «сверху» оказался так силен и нестерпим для «низов», что прессуемые перешли к активному сопротивлению. Стабилизация потерпела фиаско.

Есть и другой аспект данного феномена. Данный формат взаимодействия с исполнительной властью избрали и члены различных групп внутри правящих элит. Так, в Омске мэр грозит федералам и действующему губернатору "манежкой по-омски" (http://superomsk.ru/news/774/).

 Члены семьи Плешаковых-Анодиной, они же хозяева и управленцы в ОАО "Трансаэро", пытаются решить проблемы компании с Роспотребнадзором РФ через угрозы митинга на Манежной (http://www.newsru.com/finance/21jan2011/transaero.html).

Что ж получается? Бесправные массы начали, а власть имущие подхватили активные "прямые действия", как наиболее сильный и беспроигрышный аргумент в споре с другими "власть предержащими"?

Отсюда  вопросы:

Как далеко всё это может зайти?

Является ли выбор активного социального протеста основным ? Будет ли нарастать данный феномен в 20111 году?

Возможно ли вернуться в плоскость социального диалога? 

Какова предполагается реакция исполнительной власти? Есть ли у неё запас прочности?