Письмо с фронта. На харьковском направлении. Часть 2

Из блокнота

22.6.42. Сегодня был очень жаркий день. Жаркий не только потому, что пекло солнце, но и потому, что противник на нашем участке перешел в наступление. В ночь на 22 мы организовали боевую разведку силой одной стр. роты, усиленной пулеметным взводом при поддержке ПА и ДА, с целью захвата контрольного пленного. Швецов проверял организацию и ход разведки у полковника Кондратенко, а я у полковника Докучаева. Ночь выдалась благоприятная для этого дела. Кроме боевой разведки работали еще несколько групп с целью выявления огневых точек. Вся ночь прошла исключительно тихо. Ни одного выстрела, ни одной ракеты со стороны противника. Это было довольно таки подозрительно. Часов около 23-24 «сыграла» два раза «Катюша» и сыграла неплохо. Тем самым она помогла роте Кондратенко выполнить свою задачу, т.е. захватить пленного. О пленном я узнал по телефону, будучи во втором батальоне у Докучаева. Рота Докучаева под командованием старшего лейтенанта Миролюбова проходила всю ночь и не могла переправиться на западный берег вследствие того, что прошедшие дожди подняли воду в реке Большой Бурлук, и через нее не было возможности перебраться вброд. Свою задачу она не выполнила.

Как пишет в своих воспоминаниях Белобородов, 22 июня началось наступление немцев. В 3 часа утра ударила артиллерия, в 4.15 появились юнкерсы. «Они шли эшелонами, и вскоре утреннее июньское небо от края до края покрылось черными крестами.» Заваливаясь на крыло и включая сирены бомбардировщики пикировали на боевые порядки дивизии. Серии бомбовых разрывов сливались с разрывами мин и снарядов. Окрестности затмила сплошная двадцатиметровая стена вздыбленной земли. Она не успевала опадать. Потом через Большой Бурлук пошли цепи пехоты. Они атаковали оборону дивизии по всему фронту. В полосе обороны дивизии действовали две немецкие пехотные дивизии и около 100 танков. К концу дня стало ясно, что танковый клин немцев, предназначенный для выхода к переправам реки Оскол, завяз в обороне дивизии. Однако, 38 армия с боями отходила на восточный берег Оскола. На западном берегу реки еще 9 дней оставались только 9 гвардейская дивизия, вместе с кавалеристами 3-го гвардейского кавкорпуса соседней 28 армии.

Здравствуйте Риммочка и Рудик. Шлю вам привет и наилучшие пожелания в вашей жизни вместе с мамой. Я жив и здоров, того и вам желаю.

Римочка и Рудик, мы продолжаем бить фашистов и очень сильно. Я слышал, что Риммочка стала большая и серьезная, а Рудик уже хорошо говорит, но ругается, это уже плохо. Я хочу, чтобы вы были хорошими ребятами, помогали бы маме и слушали ее во всем, и когда вы будете хорошими, будете слушаться маму, а Рудик не будет ругаться, и мы разобьем фашистов, я снова приеду к вам, и мы будем жить вместе. Ну, пока Риммочка и Рудик. До свидания. Целую вас обоих крепко, крепко. Поцелуйте за меня мамочку.

Любящий вас ваш папа.

Римочка и Рудик, жду от вас письма.

26.6.42 г.

Только 1 июля был получен приказ к отходу в течение ночи на восточный берег реки Оскол. С 3-го по 5-ое июля выпало небольшое затишье.

Прошел месяц почти непрерывных боев. Дивизия остро нуждалась в пополнении и людьми и техникой. В полку Докучаева (31 гвардейский) осталось 940 человек, у Романова (22 гвардейский) – 1260, в полку Кондратенко (18 гвардейский) – 1600. Из 12 полковых 76 милиметровых пушек исправными были 9, из 12 45-мм противотанковых пушек – 4.

5 июля противник форсировал Оскол на фронте 38 и 28 армий. До вечера 6 июля дивизия с приданными ей частями вела жестокий бой на линии железной дороги в районе Орловки и Петровки. В 23.00 дивизия в соответствие с приказом командарма стала отходить на новый рубеж. Ночной марш-бросок на 30 километров. Едва приступили к инженерным работам – новый приказ. Предстояло пройти за сутки 90 километров в направлении Россоши. Компактно пешим ходом это сделать невозможно. Используют имеющиеся грузовики. Основные силы двигаются пешим ходом. Романов прикрывает отход. В небе ни облачка. От воздушной разведки немцев спасают тучи поднятой ногами и техникой пыли. Немцы ошибаются и иногда бомбят свои колонны. Арьергардные бои. Стычки со встречными колоннами немцев. Только к утру 9 июля вся дивизия сосредоточилась в районе Кривоносово. С ходу бой с танками и мотопехотой. В стрелковых цепях все сотрудники политотдела. Между Кривоносово и Поддубное 30 фашистских танков окружили стрелковую роту полка Романова. Рота, состоявшая всего из 25 человек пала, подбив 5 танков. Чуть в стороне погибли почти все штабные офицеры полка Романова. Они подбили 4 танка. Полк Докучаева десять часов отбивал атаки на деревню Волоконово и отошел только ночью по приказу командира дивизии, чтобы избежать окружения. Ударная группировка противника, потеряв полтора десятка танков, продвинулась только на 2-3 километра.

А вот как описывает эти события фронтовик Виктор Некрасов в своей честной книге «В окопах Сталинграда».

«Не везет нашему полку. Каких-нибудь несчастных полтора  месяца только воюем, и вот уже ни людей, ни пушек. По два-три пулемета на батальон... И ведь совсем недавно только в бой вступили - двадцатого мая, под Терновой, у Харькова. Прямо с ходу. Необстрелянных, впервые попавших  на фронт, нас перебрасывали с места на место, клали в оборону, снимали, передвигали, опять клали в оборону. Это было в период весеннего харьковского наступления.

…Мы терялись, путались, путали других, никак не могли привыкнуть к бомбежке.

Перекинули нас южнее, в район Булацеловки, около Купянска. Пролежали и там недельки две. Копали эскарпы, контрэскарпы, минировали, строили дзоты. А потом немцы перешли в наступление. Пустили танков видимо-невидимо, забросали нас  бомбами. Мы совсем  растерялись, дрогнули, начали пятиться. Короче говоря, нас вывели из боя, сменили гвардейцами и отправили в Купянск. Там опять дзоты, опять эскарпы и контрэскарпы, до тех пор, пока не поперли немцы. Мы недолго обороняли город - два дня только. Пришел приказ: на левый берег отходить. Взорвали железнодорожный и наплавной мосты и окопались в камышах.

…Короче говоря, в полку сейчас человек сто, не больше. Вернее, когда я уезжал, было сто. Это  вместе со всеми - с кладовщиками и поварами.»

Какая разница в подготовке и боевом настрое у дивизии Белобородова и описанного Некрасовым полка! У Белобородова ядро дивизии составляли обстрелянные фронтовики и был месяц на обучение пополнения. Дивизия гордилась тем, что и под Москвой и здесь в украинских степях ни одного населенного пункта не оставили без приказа. Они даже подумать не могли, что это возможно. Не просто так, как пишет Георгий, в полку Кондратенко оставалось 40 человек. И те отступили только по приказу командира дивизии.

Далее у Некрасова:

«Спрашиваю, кто еще из полка есть.

 -- Да  никого.  Ни  черта  не разберешь. Тут и наша  армия, и соседние. Штадив куда-то на север пошел, а там немцы. Ни карт, ни компаса...

 -- А немцы?

 -- А черт  их  знает, где они сейчас... Два  часа  назад в  Кантемировке были...

Настроение собачье. Хотя бы сводку где-нибудь достать и узнать,  что на других  фронтах  все-таки  лучше,  чем  у  нас.  Хоть  бы  немцы  где-нибудь появились. А то ни немцев, ни войны, а так, какая-то нудная тоска.»

Потерю представления о расположении своих и чужих войск отмечает и Белобородов, описывая дневной марш дивизии по пыльной степи, когда немецкие самолеты-разведчики путали свои и чужие колонны, а путь дивизии неожиданно пересекала колонна немцев.

Неразбериха, короче. Попытки прояснить ситуацию у свежих пополнений тоже ничего не давали. Информбюро не спешило информировать о ситуации на фронте своих граждан и бойцов: -- А  газеты что... Бои в излучине Дона. Вот и все. Тяжелые бои. Ворошиловград оставили… (В. Некрасов «В окопах Сталинграда»).

Ночью приказ: отойти в район хутора Бокай. 80 километров дивизия прошла за 32 часа.

Из блокнота

11.10.42. Уже октябрь месяц. Как много воды убежало с тех пор, как я сделал последнюю запись. Как много пройдено. Какие тяжелые дни были летом, особенно начало, т.е. 22го июня, когда противник почти на плечах докучаевской разведки ворвался в его стык с левым соседом. С тех пор пошли тяжелые упорные бои с наступающим противником, превосходящим в технике и живой силе, т.к. он на это направление сосредоточил громадное количество войск. С какой отвагой сражались наши Гвардейцы! Но силы постепенно иссякали. Как дрались за каждый рубеж, за каждую высоту: река Большой Бурлук, Гусинка, Николаевка 2-я, Двуречное, Кутьковка, река Верхнее Двуречная, река Оскол (Николаевка). Затем громадный переход, громадный потому, что время считалось часами и минутами. Поддубное, Ново-Белая. Танки противника, воспользовавшись сумятицей в обозах, прошли вместе с обозом 28А в наше расположение незамеченными. Морозово, наконец Бокай, где полковник Кондратенко имел в своем полку только 40 чел. да и те должны были занимать оборону по фронту 13 км. Местность пересеченная. Кругом балки и овраги. Природа на стороне противника – все господствующие высоты на западных берегах рек.

Бокай! Последний пункт, где мы дали последний бой танкам врага, которых часам к 14 накопилось до 30 единиц. Что можно было сделать с ними, имея  40 человек? Живая сила иссякла, орудия, особенно ПТО разбиты, подвоза снарядов не было. Осталось только управление дивизии, но им нельзя было сдержать такое количество танков.

В Бокай передовые части дивизии прибыли в пять утра 11 июля. А три часа спустя – бой с мотопехотой и танками. Полк Докучаева еще на марше, Романов прикрывает отход дивизии, ведет арьергардные бои. Белобородов считает 11 июля самым тяжелым днем со времени отхода от реки Оскол. Физические силы бойцов на пределе. Бои, марши. Отдых не более двух часов в сутки.

Полк Кондратенко растянулся буквально в нитку, заняв оборону протяженностью 12 километров. Основная сила 17 орудий артполка и 4 миномета. В восемь утра бомбовый налет потом атака 30 танков с пехотой. 6 машин осталось на поле. Два часа спустя – новая атака. 60 танков тремя группами: в лоб и в охват позиций. Черный маслянистый дым от горящих танков. Внезапное появление около 100 мотоциклов с пулеметами.

По ним били из пушек. В неравном бою погибли две батареи артполка дивизии, подбив более десятка танков. В полдень, противник в нескольких местах ворвался на передний край полка Кондратенко. Полку, вместе со штабом дивизии, грозило окружение, Белобородов дает приказ отходить. Прорыв через кольцо окружения. Вечером 12 июля вышли к переправе через Дон в районе станицы Клетская. Начались бои местного значения в составе Сталинградского фронта. Полк Кондратенко был награжден орденом Ленина. Это тот бывший комиссар Кондратенко, который в первый день наступления под Москвой без миноискателя провел полк через минное поле, чтобы отрезать немцам путь отступления от села Снегири. Тесно ему показалось комиссарское обмундирование.

Из блокнота.

При отходе ночью натолкнулись на противника. Небольшая стычка, захвачен один пленный и грузовая автомашина. Сделали большой круг и прошли дальнейший путь без приключений. Длинный путь по украинским и придонским оврагам. Мимо мелькали балки овраги, хутора, деревни с аккуратными белыми домиками. Сердце обливалось кровью при виде того, что через некоторое время будет в руках противника, и как? Без боя.

Несколько мучительных знойных дней по пыльным проселочным и полевым дорогам, а иногда и вовсе без дорог. Незнание обстановки, вот что угнетало. Но духом не падали и каждую минуту были готовы встретить противника.

Серафимович, вдоль р. Дон, Клетская, Мелоклетская, М. Ярки, Ново-Григорьевская, Дон, переправа через него, Вилтов.

Дон! Сколько сложено песен, сколько написано книг про Вольный Дон, про Донские степи. С каким бы желанием я побывал на нем и проехал по нему в мирное время! Но в военное время он не привлекал своей красотой, хотя и был красив. Да и как он мог привлекать, когда мы должны были быть от него на много сотен километров западнее? И только поневоле очутились на нем. Радоваться нечему.

Вилтово – небольшое село Сталинградской области. Кругом степь и пески, мелкая растительность, большая полынь. Только по берегам Дона небольшие рощи. Постепенно приходят отставшие. В нашем полку прибывает.

Противник ведет сильные бои в р-не Воронежа, но там ему стукнули и он, по-видимому, устремил свои силы на юго-запад. На дороге, которая проходит мимо Клетской видел их колонны автомашин. Как хорошо было бы разгромить их, но наших войск там не было и р-н этот, хотя он был большой, считался нейтральным. Верхнее-Бузиновка, Клетская, Мело-Клетская, Ореховский р-н, который я исколесил вдоль и поперек, выезжая почти ежедневно в разведку. Один раз с (неразб.) вдвоем притащили Т-60, поставив на нее аккумулятор с полуторки и взяв последнюю на буксир. Целую ночь ехали до Ново-Григорьевской. Сколько приняли мучений, но все же привели.

18.7.42 г.

Здравствуй милая Саша и любимые Риммочка и Рудик!!!

Саша, давно я тебе не писал и ты, по-видимому, сильно беспокоишься обо мне. Так сложились обстоятельства, что не было никакой возможности ни написать, ни отправить письмо. Этим только объясняется мое долгое молчание. Я пока жив и здоров, того и вам всем желаю. Да жив, но как это было трудно, когда был почти на волосок от смерти, в таком тяжелом положении, в каком никогда еще не был, да, наверно, и не буду. Но об этом в письме не опишешь. Можно только рассказать словами. Тогда ты только представишь это положение. Об этом я расскажу, когда мы встретимся вновь, а пока что я жив, как и все. Будем продолжать бить фашистов.

Саша, много можно было бы написать об этом периоде молчания, но не пишется. Ты мне простишь то, что я так мало тебе написал. В дальнейшем ты узнаешь и поймешь эту причину и винить меня в этом не будешь.

Итак, Сашенька, пока, до свидания. Любящий тебя и маленьких ребят, твой Георгий. Целую вас всех крепко-крепко.

P.S. Саша, пиши ответ, как можно быстрее. С нетерпением жду от тебя письма, и подробного, о твоей жизни с ребятами. Как они живут, что они собой представляют, как твоя жизнь и работа. Пиши по старому адресу, т.к. это письмо передаю через руки, ехавшего в Сталинград.

Еще раз целую крепко, крепко.

Георгий.  

Здравствуйте Риммочка и Рудик!!!

С приветом и наилучшим пожеланием в вашей жизни с мамочкой. Риммочка, мне мама писала, что ты заболела. Быстрей Риммочка выздоравливай и больше не болей. Рудик, я рад, что ты крепкий и сильно загорел и много купаешься. Но, Рудик, надо слушать маму и Риммочку и не делать то, что делать нельзя.

Риммочка, быстрее выздоравливай и пиши мне ответ, ведь я еще не получил от тебя ответа на мои письма и с нетерпением их жду. Получили ли вы с Рудиком открытки, которые я вам обоим послал? Напиши мне об этом.

Риммочка, напиши как вы живете с мамой, как твое здоровье и здоровье мамочки, куда вы с Рудиком ходите, как играете, как у тебя идет дело с учебой, какие отметки тебе дало мама.

До свидания, мои милые Риммочка и Рудик. Целую вас обоих крепко-крепко. Так же крепко поцелуй те за меня мамочку.

Любящий вас, ваш папа.

22.7.42 г.

Здравствуй милая Саша! И любимые Риммочка и Рудик. Шлю вам всем привет и наилучшие пожелания в вашей жизни.

22.7. получил от тебя письмо со штампом 15.6. и этому письму я был безмерно рад, т.к. от тебя я уже давно не получал писем и не знаю, как вы там живете. Мне стало обидно, что все получают письма, мой переводчик Дмитрий Петрович, о котором я тебе уже писал, чуть ли не каждый день или через 3-4 дня по 3-4 письма, а мне все нет и нет.

Я, Саша, рад, что вы живете неплохо. Особенно рад за то, что Рима поняла, что нужно слушаться и начинает учить Рудика. В отношении Рудика ты, Саша, не права. Его надо отучить от этого дела и не может быть того, чтобы его нельзя было отучить, хотя бы это и была поговорка в том районе. Я надеюсь, что ты с этим справишься, и Рудик будет таким, каким должен быть.

Я, Сашенька, живу по-старому. В прошлом письме я тебе писал, что пережил, но не только я, а все мы вместе, довольно тяжелый момент. Но об этом тяжелом моменте я расскажу, когда будем вместе, т.к. для этого никакого письма не хватит. Да в письме и не опишешь всего того, что пережил. Для этого нужно быть хорошим писателем.

Сейчас, где мы находимся, стоит сильная жара. Такая же, как ты испытываешь летом в том месте, где мы жили до отъезда на ДВН. Да и мы находимся на этих широтах. Кругом холмы, много песков и поля, засеянные пшеницей и уже созревшей. Сейчас у нас пока тихо, но до этого шли ожесточенные бои, в которых мы немало потрепали фашистов. Об этом говорят их письма, попавшие к нам. В некоторых они пишут, что несут громадные потери в людском составе.

Вот, Сашенька, пока все, что я мог написать о себе. С нетерпением жду от тебя ответа и прошу тебя, пиши как можно чаще. Ты сама хорошо понимаешь значение писем в нашем положении.

До свидания! Целую вас всех крепко-крепко

Твой Георгий. 24.7.42 г.

Здравствуйте Риммочка и Рудик.

С приветом и наилучшими пожеланиями в вашей жизни с мамой.

Риммочка и Рудик, мне мама написала, что Рима сказала, что она будет во всем слушаться маму. Это хорошо. А вот Рудик не слушается маму. Это плохо, потому что не слушаются маму только плохие мальчики, а Рудик, я думаю, не плохой, а хороший. Как ты, Рима, думаешь?

Я живу по-прежнему. Бьем фашистов и бьем здорово. А когда кончим их бить и прогоним их с нашей земли, и если вы будете слушаться маму, я приеду к вам и куплю Рудику лошадь, а тебе что-нибудь интересное.

Риммочка, ты больше Рудика и должна за ним смотреть и не разрешать ему баловаться и этим помогать маме.

Пока, Риммочка и Рудик. До свидания.

Целую вас крепко-крепко. Ваш папа.

24.7.42 г.

Начало:         http://gidepark.ru/community/129/article/240704/index/userId/92628385