Крюгер и белые красовки. Рассказ № 15

Имена и поступки.

Многие руководители, в том числе и офицеры, иногда говорят, что их уважали подчиненные. Некоторые с гордостью утверждают, что их уважали даже солдаты. Понятно, что есть хорошие люди, есть плохие, и понятно, что лично тебе обязанный лично тебя и уважал. Бывает и так, что в глаза говорят одно, а на деле поступают совершенно по-другому. Но всегда высший пилотаж руководителя, наивысшая точка его авторитета – это отношение к нему не единиц, а поступки целого коллектива, о коих можно судить по офицерам, командирам подразделений. В своих рассказах я не раз писал о том, как меня поддерживали военнослужащие, офицеры. Много писал и о солдатах. Тут, конечно, стоит покопаться в себе и сказать так: никогда я не был «добрым дядей», старался жестко и по справедливости спрашивать с подчиненных. Ситуации случались разные, и порой приходилось поступать не просто жестко, но даже и жестоко. И дело не только в мате и прочих ругательствах… Мужской коллектив, он всегда живет по своим правилам, по своим законам. В суровое время, время испытаний требования друг к другу возрастают в разы. А там и «по Сеньке шапка». Или уважуха , или подстава.
Проверкой в жизни твоему старанию, твоему отношению к подчиненным становятся их поступки по отношению к тебе. Вот о таких поступках людей из своего подразделения я и хочу вам поведать.
Начнем с того, как начальника называют солдаты. Второе имя давалось или тем, кого сильно не любили или наоборот. И это есть момент истины даже сейчас.
Лейтенантом, будучи командиром взвода, в полку, а, впрочем, и в дивизии я был известен под именем Лейтенант Дисбат. Поначалу обижался. Но когда я узнал, что моим подчиненным это помогает выполнять свои обязанности, отмахиваться от провокаций и участия в незаконных делах, в том числе в бойнях между солдатами, принадлежащими к разным народам. Я записал себе это в плюс. К примеру, это выглядело так:
«Мы, узбеки (казахи, азербайджанцы, армяне…), идем бить казахов (узбеков, азербайджанцев, дагов…)»
«Я не пойду».
«Почему?»
«Мой командир , Лейтенант Дисбат».
«Понятно…» Вопрос снят без обвинений и последствий.

Когда я был командиром роты и с ужасом узнал, что мои солдаты, моя ротушка-матушка называют меня… готовы?.. Крюгером!
Узнал я свое прозвище при следующих обстоятельствах. Рано утром выдвигаюсь на подъем батальона. Стоит мой наряд по батальону среди них латыш Дамбис. С такими ТТХ: рост свыше 180, количество толчков двух гирь весом в два пуда границ не знало, любимая фраза – «ну может быть хватит, товарищ старший лейтенант…» (это он про жим гирь, тоном мямли), когда мы сбивались со счета в районе 80. И вот такая картина. Подхожу я к дверям казармы и слышу истошный вопль сонного Дамбиса:
- Батальон, подъем! Тишина...???
- Крюгер идет!
Я с испугу огляделся. Кто же может быть "страшнее" меня? Что за Крюгер? Медленно пришло осознание, что Крюгер – это я и есть. Вопрос Дамбису:
- Зачем так страшно-то?
Добрая наивная улыбка латышского богатыря сказала о многом.
Следующий подъем. На тумбочке тот же Дамбис. И он, красавец стоя дрыхнет. Встал возле него, гляжу на часы. Две секунды уже прошло, мы опаздываем. Осторожно трогаю Дамбиса и зову:
- Дамбис!
- М-м-м…
- Дамбис!!!
- М-м-ммм…
- Дамбис! Кричи!
- Что кричать? – не открывая глаз.
- Ну так «Крюгер идет!»
И вновь истошный вопль Дамбиса сорвал батальон с кроватей и мухой вынес на построение. Заметьте, не только через двери! Солдаты пролетали, хохоча над извиняющимся взглядом и хлопающими глазами Дамбиса. Наш телок промычал:
- Ну товарищ старший лейтенант… Ну зачем вы…
- Ты, Дамбис, это, всегда так... поднимай, когда я ответственный...

Солдаты-кавказцы и солдаты-чеченцы звали «железным». Об этом я узнал, когда кто-то из них попытался пристать к моей жене, которая со мной вместе выехала на полигон поучаствовать в танковых стрельбах. «Я жена офицера». «А мне по фиг». «Я жена командира роты». «А нам вообще по фиг… пи… пи… пи…» Жена растерялась и тихо привела последний аргумент: «Я жена Калугина…» Ребятки, изменившись как в лице, так и в поведении, долго извинялись и долго умоляли ничего не говорить старшему лейтенанту Калугину об их «некорректном» поведении... Жена естественно мне рассказала, связав словом чести.

Когда служил на Смоленщине в городе Ельня, не мои солдаты прозвали меня майором Пэном. «Почему Пэн?» - поинтересовался я. «Фильм помните? Ну, вы же тоже майор», - пояснили солдаты. «Ну так майоров в полку много!» «Вы вроде как суровый, но не стукач и без унижений, все по честному». А один передал: «Вам от моего отца огромное спасибо». «За что?»
«А я был в отпуске, и отец первый раз мне налил. Да не раз. Потом мы спели. Только он знал два куплета, а я всю песню. В другой песне он знал один куплет, а я всю песню. А в третьей отец знал припев, а я – всю песню русскую, народную. И еще я рассказал ему великую историю нашего славного народа, и почему я им горжусь. Отец спросил, где я этому всему научился. В армии, ответил я ему и рассказал о вас».
А диалог с этим солдатиком начался следующим образом. Я уже служил в другой части, ехали мы с тем пареньком в машине, за рулем сидел солдат-контрактник, а парень тут и спрашивает:
- Знаете, я уже дембель. И вы уже в другой части служите. И власти надо мной не имеете. И сделать мне ничего не можете. Так?
- Ну-у, так.
- Значит, сейчас я могу вам сказать прямо в лицо все, что о вас думаю.
- В принципе, да.
И неожиданно он передал мне благодарность от своего отца.

Когда я преподавал в институте ВДВ, курсанты называли меня очень просто – Танкист. И высшим достижением своим и проявлением их ко мне уважения стала спетая в строю батальона на плацу кузницы воздушно-десантных кадров песня о танкистах. И прозвучавшие лозунги «Слава танковым войскам!» «Слава ВДВ!» «Слава! Слава! Слава!»

Я всегда помнил и учил своих офицеров: ротными, комбатами нас делают солдаты.

Рота-матушка.

И все-таки вышесказанное не характеризует полно отношение к тебе как к командиру. Поэтому хочу поведать случай, который потряс меня до глубины души.
Сразу замечу, что я не терпел панибратства, не заискивал, никогда не «облизывал» свой личный состав, считая это унизительным по отношению к настоящим мужчинам.
Случай сей произошел в Ахалцихе. Я был командиром 2 танковой роты. У меня из 26 человек увольнялись 16 солдат-дембелей. Незадолго до того мы отыграли в составе полка полковые учения, которые, кажется, контролировал лично командующий округом. Я, как ротный, взял на себя риск формировать не сводные экипажи из лучших танкистов всего батальона, как требовал командир полка, а выйти на учение своей штатной ротой. Пообещал солдатам, что если отыграют, я их уволю в срок. Но каждый отвечает не только за себя, а за всю роту.
Мы с блеском "отыграли" полковые учения. Рота оказалась выше всяких похвал. В сложнейших ситуациях солдаты продемонстрировали достоинство и профессионализм. А когда утром, у себя "под носом" представитель округа не смог с найти замаскированных танков, стоящих в окопах, поднялась паника: куда делись танки? - Командир полка, где ТАНКИ.... ?
Вопль на весь полигон: О! «Вижу! Вижу! Сколько служу, впервые такое вижу!»

Пришло время дембеля. Каждый, кто служил солдатом, знает, как считаются не только месяцы, дни, часы, но и минуты пребывания в казарме. И слово командира , при сим подсчете является главным. И тут я узнаю от командира полка, что дембель нужно задержать как минимум на неделю, а может и по более «потому что по оперативной информации… бла-бла-бла…» Шел 91 год. Уже отгремел ГКЧП. И, кажется, ожидали нашествие некой банды, и полк готовился быть поднятым по тревоге.
Вечером в канцелярии роты вместе со взводными (офицерами) приняли решение – слово, данное дембелям, надо держать. Они умницы, свое отслужили, их предстоящие событие уже не касается. Ответственность командира лежит в русле принятых им решений. Из сейфа извлечены военные билеты дембелей и значительный запас водкосодержащих бутылок. Назначены из офицеров на ночь «алкоголики», из числа солдат – «писаря-трудоболики», что должны были оформить военные билеты и проездные документы уволенным солдатам. И все эти «крайние» переместились со мной к СПНШа полка (майору) Васе Зайцеву, ну и после содержательной беседы о чести, достоинстве и слове офицера, да не под одну бутылочку документы были оформлены моими писарями, скрепленны полковой печатью. Хороший мужик Василий Зайцев – мы его не выдали!
То есть не выдали, когда на следующий день комполка претерпел "шок" после того как узнал, что 2 рота лишилась более 50 % личного состава, убывшего к месту постановки на учет, прям на свои родненькие республики. Впрочем, и наш дорогой и любимый комполка подполковник Божевольный Владимир Ильич долго не буянил, но предупредил сквозь зубы: «Смотри, старлей! Если танки не выйдут – я тебя «породил», я тебя и сниму!» А вечером все мои дембеля, прихватив офицеров и не только с моей роты, их жен, гуляли у меня, у ротного, дома, вспоминали минувшие дни, обменивались фотографиями, адресами. Дембеля благодарили наших жен и мою Светлану как старшую подразделения за торты и пироги на праздники, за вкусные обеды, которыми угощали. Да и за все. Все было чинно и достойно. Перебрали лишь некоторые офицеры - их дембеля довели а кого и "донесли" до казармы и уложили спать, подложив им по три матраса. Эх, ротушка-матушка! Прощайте, ребята! А у нас впереди военные будни.
А ровно через неделю посыльный поднял меня по боевой тревоге. Когда мы бежали в часть, до меня дошло, что посыльный прибыл с опозданием минут на 15. 40 минут истекали. Именно в них должен был уложиться батальон по тревоге и успеть выгнать танки. Весь наш кросс я крыл матом своего посыльного. А он пытался мне объяснить, что кроме меня будил других офицеров, хотя первым в списке был я. И вот влетаю через КПП полка в батальон. Упс! А в батальоне – никого! Все боевое имущество и вооружение вынесено. Бегом в парк, слышу, как заводятся танки – свои танки мы узнавали по голосу, по реву движков. Не может быть! Третий завелся… четвертый, пятый… шестой!.. Мои салабоны не только все вынесли, но уже выгоняют танки из боксов! Я слышу, как за забором танки лязгают гусеницами. Мчусь в парк.
По направлению к своим боксам, скрытыми чужими боксами, прямо по среди парка , возвышается тело командира полка, и никак его не обежать стороной. В парке весь полк. Упорядоченная суета, движение, причем не броуновское. Пытаюсь эту "гору" незаметно обогнуть со спины… Гортанный голос полковника, проворковал: «Стоять, старлей». «Товарищ полковник, старший лейтенант…» Тут последовал вопрос полковника, вогнавший меня в ступор. Он никогда не кричал, обладая низким, глубоким, бархатным голосом. «Почему у вас солдаты в кроссовках?» - спросил он. Я в смятении. Глаза уткнул в землю. Вдруг вижу, как из-за моей спины выбегают ноги, танковый комбинезон и белые-белые кроссовки… По мере того, как я поднимал глаза, заметил удаляющуюся спину Лоренца, немца из Казахстана, дембеля, который уже минимум три дня должен был быть дома. Я хлопал глазами. Командир вывел меня из ступора: «Идите к танкам, лейтенант. Молодец. Такое уважение роты дорогого стоит». Мое оцепенение продолжалось, пока я шел и видел своих дембелей, всех дембелей до одного, обслуживающих и готовящих танчики. С какой любовью они это делали! Солидно, неспешно, отточенными движениями, без суетливости. Лоренц: «Какого х… вы здесь делаете?» ...

А вечером, когда банда, увидев боеготовность полка, смоталась, я узнал истину произошедшего всю до конца . Солдатское уважение – вот что важно. Дембеля не уехали. Они сняли комнаты в домах частного сектора и целую неделю сидели тихо, не жужжа,не высовываясь и даже не пили, ожидая этой последней своей «тревоги». Строго настрого приказав посыльному прежде чем бежать ко мне поднять по тревоге их. И ради чего? Они уже неделю как должны быть дома , в своих новых республиках! Да просто , чтоб не подвести, не подставить своего командира. Среди ребят были и латыш Дамбис Раймонс, и литовец со странной фамилией сержант Рахимов, и узбек сержант Саатов, и узбек сержант Курбанов, и националист-западенец Ярослав Гнатышин он же старшина роты, и украинец Бурбура Андрей, и башкир Хасанов Урал и русский Кремнев…….… Всех, к сожалению не вспомню… Прости, ротушка-матушка! Спасибо, ротушка-матушка!


О втором случае проявления такой «уважухи» подразделения, а вернее части в лице солдат-контрактников, серьезных взрослых дяденек, о войсковой дружбе я напишу в следующем рассказе.