Почему расформировывали погранзаставы?

На модерации Отложенный

 

            Мой отец был призван на военную службу в 1939 г. Участвовал в «освободительном » походе в Бессарабию в июне 1940 г. и остался пограничником на погранзаставе в районе молдавского города Унгены.

            Рассказывал, что в мае 41 года  их заставу ( или отряд) расформировали и его отправили для дальнейшей службы во Львов в конвойный полк.   Там  он служил до начала войны, а потом  их полк передали в состав стрелковой дивизии  которая защищала Львов. Ну и дальше уже служил пехотинцем – пулеметчиком пока не покалечило под Ржевом.

 

            В «Ледоколе» Суворов, как доказательство  подготовки СССР к нападению на Германию и Румынию, цитирует мемуари генерала А.А. Свиридова о том, что перед началом войны их дивизия сменила на границе по реке Прут пограничников и приняла кордон под свою охрану.

            В дискусии по вопросу начала войны 1941г.  я также привел этот пример, но некоторые гайдпарковцы мне возразили в том смысле, что это чистая видумка Резуна и, что такого вообще быть не может!
             Я не поленился, пошел в библиотеку, нашел книгу А.А. Свиридова «Батальоны вступают в бой», 1963., М., «Воениздат», прочитал и скопировал некоторые страницы.

Ниже привожу первую страницу полностью и для полноты картины фрагменты из других страниц.

            Предлагаю гайдпарковцам ознакомиться с даным материалом и высказать свои мнения по поводу причин и целей замены на границе погранцов полевыми войсками!

 

«СУРОВЫЙ РАССВЕТ

1
После обеда, когда лес, в котором мы располагались, казалось, совсем поник от палящего зноя, столь характерного для бессарабського лета, в мою палатку вошел дежурный в новом снаряжении и весело доложил:
- Товариш капитан, принимайте подарки…

На реке Прут наша дивизия сменила пограничников.

Покидая государственный рубеж, они передали нам укрепленный берег и оставили не совсем обычные сувениры – ореховые удочки, разбитый пулемет и старую овчарку, которая отслужив свой срок и теперь,  седая, с прогнутой спиной и заметно осевшая на ноги, смотрела на курносого бойца в зеленой фуражке с последней надеждой.

А тот, вручая лейтенанту Булаху потертый поводок, предупредил, что у Леры должен бать один хозяин… Он сказал: - И пусть зайдет ко мне. У каждой собаки свои повадки.

Он опустился на колени и, лаская овчарку, заговорил с ней, словно она понимала каждое его слово:

-                    Не серчай, пришло время разлуки. Тебе пора на пенсию, а мне домой, на родной завод. Жить буду в общежитии, так что сама понимаешь… Тебе здесь лучше будет. И ты, старушка, тут еще пригодишься. Ну…прощай!

Воин мог бы долго рассказывать, сколько ночей просидел он вместе с Лерой в секрете, сколько раз она спасала ему жизнь, как зализывала рану на руке. Но к чему лишние слова?»                                                                         

                                                                                                                     Стр.3

 

«В эти дни в дивизионном клубе  армейский лектор – международник авторитетно заявил: - Гитлер боится Красной Армии и на всякий случай страхуется – сосредотачивает войска на восточной границе. – Он эффектно вскинул руку: - Страх, а не сила по ту сторону кордона!
Эти слова успокоили нас. И случай с диверсантами рассматривался как обычное происшествие на границе.

По-прежнему, не меняя ритма, мы продолжали укреплять рубеж, нести охрану его и совершенствовать боевую выучку. А на той стороне, по всему было видно, к чему – то усиленно готовились. С западного берега Прута доносились подстегивающие викрики, лязг гусениц, шум моторов.

2

В ночь на 12 июня с румынского берега к нам приплыл молдаванин. Стоя перед нами он дрожал. И дрожал не потому, что промок: ночь была на редкость теплая….

Замполит Василий Шугаев, всегда чуткий, доброжелательный, сейчас смотрел на перебежчика прищурившись.

Старший политрук явно не верил ему. Ночного гостя задержали  разведчики, находившиеся в секрете. Еще не известно, куда бы он пошел, если б не попался. Может лазутчик?

-                    Обыскать, - шепнул старший политрук  и кивнул на пухлый брючный  карман молдаванина.

Я медлил.  Один неосторожный шаг – и перебежчик может не сказать нам  всего. Кто знает. Возможно, он и дрожит потому, что опасается: поверят или не поверят?»

 

«Решил побывать в подразделениях. Направился к кавалеристам. Командир эскадрона старший лейтенант Коробко после доклада попросил разрешения послать разведку на ту сторону реки.

-                    Погоди, не торопись. Придет твое время. А пока наблюдай и прислушивайся.

Я знал, что эта форма разведки не по нутру Коробко, но приказал больше ничего не предпринимать.

- Проведи меня к твоим секретам. Кто на левом фланге?

- Командир отделения Сысоев, с ним бойцы Бердникович и Иванов.

- Пойдем к ним.

Красноармейцы располагались в хорошо замаскированных окопах. Высокий, стройный командир отделения Сысоев доложил:

-                          Секрет номер два, старший – командир отдления Сысоев. В секторе наблюдения за последние три часа появилась новая цель – группа пехоты в составе 20 человек, окапывается….

-                          Где? – спросил я.

-                          А вон, левее бугра, что в двухстахпятидесяти метрах от берега.

Наклонившись к бойнице, я увидел солдат в  в форме мышиного цвета, орудовавших лопатками.

-                          Прадолжайте наблюдение и обо всем докладывайте, - сказал я Сысоеву.»

 

Стр. 10

«Время близилось к рассвету. Вдруг сполошилась листва на деревьях, налетел ветер, и палатку заполнил густой, сварливый гул самолетов. Они шли из Румынии. И опять надежда: «Может провокация?»

Нет, это не провокация! С противоположного берега ударили пушки. Сначала снаряды рвались на укрепленной полосе, затем задели и наш лагерь.

Я рванулся к телефону. Связи нет. Фашисты бомбили спящие города. Дым и зарево взвились над Черновицами, Хотином, Каменец – Подольском.

            Как же бать? Открыть ответный огонь – нарушение приказа. А «юнкерсы», отбомбившись, снизились и из пулеметов обстреляли нас.

            Ни артналет, ни удар авиации не вызвали среди личного состава батальна паники – многие бойцы и командиры участвовали в прорыве линии Маннергейма и получили хорошую боевую закалку. Но всех тяготила наша пассивность. Среди разведчиков уже были убитые и ранене. Это заставило меня действовать. Я послал Курдюмова в штаб дивизии. Эскадрон вывел в район укрытия, мотострелковую року привел в боевую готовностью, а танкам приказал открыть огонь по фашистам.

            Так началась для меня и моих сослуживцев Великая Отечественная война.»

 

                                                                                                                     Стр.11