ПЕРЕСТАРАЛСЯ

 

      


          ПЕРЕСТАРАЛСЯ

   Шеф особого отдела дивизии – полковник Макаров Иван Николаевич лежал, распластавшись на земле, упираясь несоразмерным носом в песок, перемешанный с мелким гравием, между отполированными до блеска сапогами. Голова гудела от удара, и он не мог понять, что произошло?

   Дома у него хранилась подобная пара сапог, которые каждый день тщательно  вытирались от пыли бархатным лоскутком, начищались до зеркального блеска, потом укрывались белой в узорах скатертью и ставились возле кровати на уровне ног  Николаевича, чтобы их можно была сразу утречком  надеть,  потом подойти к зеркалу, полюбоваться и, грустно вздохнув,  вернуться к своим сапогам, которые он презирал, так как они уступали по должности и чину примеряемым.

   Иван Николаевич уже год ждал известие о производстве его в генералы. И, может быть, Козельский – генерал и шеф особого отдела армии привёз его. Николаевич  с завистью посмотрел на генеральские сапоги, тяжело вздохнул, хотел выплюнуть кусочки гравия и песка, попавшие в рот, но вовремя спохватился, так как плеваться между генеральскими ногами  в воинском Уставе не предусматривалось, а по сему, оставив душившее желание, он встал на четвереньки, и, выпрямившись во весь рост, гаркнул прямо в лицо Козельского, напустив облако пыли.

- Здравия желаю товарищ генерал!

   Сапоги зашевелились, переступили через него и по ступенькам поднялись к входной двери, которую охраняли два автоматчика. Когда сапоги исчезли в коридоре здания, Иван Николаевич разрядился. Он обработал все пять ступенек лестницы ногами, потому что считал: они виноваты.

- Сегодня к вечеру, - рявкнул полковник охране, когда генерал исчез в здании - снести к чёртовой матери ступеньки и сделать плац.

   А перед этим случилось следующее.

   Минут десять назад к особому отделу лихо подлетела воронённая «Волга», из которой, кряхтя, вылез Козельский. Иван Николаевич, увидев генерала через окно, промчался по коридору, словно шаровая молния, сшиб секретаря Василия Павловича, который кубарем покатился по полу, и, вылетев на площадку, от которой к земле спускались ступеньки, решил поприветствовать высшее начальство отработанным и чётким строевым шагом,  очень нравившимся Козельскому, и он говорил, что всё, что ниже его чина, должно не перебирать ногами, шаркая по земле,  а сильно и воодушевлённо выбивать шаг, для поднятия воинского духа.

   Полковнику на строевой шаг и воинский дух было начхать, если встречался меньший по чину, но возле «Волги» стоял высокий чин и промахнуться означало попасть под генеральскую трёпку, накаченную добротным матом.

   Полковник, собрав волю и навыки в кулак, со всей силы выбросил вверх правую ногу и также сильно и резко бросил её вниз, ожидая одобрительного генеральского кивка, но ступеньки не плац. Нога, не найдя опоры, замоталась в воздухе, Николаевич попытался вернуть её на место, ухватив обеими руками, генерал с любопытством наблюдал за схваткой и слегка присвистнул, когда нога сдёрнула Ивана Николаевича, и он отбарабанил на спине по ступенькам, как по стиральной доске.

   Когда блестящие сапоги с голенищами в дудочку исчезли в здании, полковник, отряхнувшись от гравия и песка, юркнул в проём двери и мелкой рысью задробил в свой кабинет, где его ожидал Козельский и, как надеялся Николаевич, может быть, с очень приятным известием.