Рабыня Изаура, ветеринар Василий и парторг

Василий Головинов выехал из Таджикистана и переехал на юг России. Жена, медицинский врач, сам он – врач ветеринарный. Их быстро приняли на работу в колхоз имени Феликса Дзержинского в станице Тамбовской.
Вначале им дали трёхкомнатную квартиру на втором этаже с центральным отоплением и канализацией. А когда освободилась половина дома с огородом, плодовыми деревьями, с подведенным к дому природным газом, они переселились в дом на два хозяина. Жена была назначена на должность заведующей сельской поликлиникой, а Василию предложили работать на самой большой молочно-товарной ферме ветврачом.
На ферме было 800 голов фуражных, дойных коров, да телят несколько групп. В общей сложности на ферме было 1200 голов крупного рогатого скота. С утра и до вечера работы невпроворот. Дойка коров двухразовая. Доярки приходят на работу к пяти часам утра, а заканчивают работу около девяти вечера. Все ездили на работу как в Голландии, на велосипедах. Дежурная доярка занималась раздоем коров после отела, а женщина, набирающая группу телят, поила их молозивом, чуточку старших по возрасту поила молоком. Как только она набирала без падежа 41-42 теленка в группу, ей давали по 1,5 рубля за голову премиальных.
Сколько же ей приходилось работать! Почти каждый теленок в начале жизни болеет диспенсией, потом токсической диспенсией, а затем колибактериозом и, следом за ним паратифом. Кончается «поносная эпопея», как тут же начинается бронхопневмония.
Дояркам давали ордена за высокие надои молока. Никто не скажет, что они мало или плохо работали, нет. Пусть язык отсохнет у того, кто скажет о них худое слово. Это трудоголики, пахавшие весь световой рабочий день. И, если бы рабыню Изауру поставить рядом с ними поработать, то она по-настоящему узнала бы, что такое рабство. А весной доярке вменяли в обязанность полоть сахарную свеклу. Всего по три рядочка, но 1,5 тысячи метров в длину.
Одна доярка рассказала Головинову анекдот или правду, трудно судить, уж больно все реально. «Весь световой день в работе, прополка сахарной свеклы. А вечером нужно готовить ужин, кормить детей, приготовить еду на завтрак. И, когда она, мертвецки уставшая, легла и уснула, то муж, пользуясь моментом, что она почти как в летаргическом сне, объяснился ей за три минуты в любви. Сползая с неё, как воришка, спросил: «Ну, как ты? Всё?..» Она ответила: «Нет, еще два рядка полоть осталось».
А потому все доярки завидовали рабыне Изауре и все хотели на ее место.
А вот телятницы, пока соберут группу телят, работали еще тяжелей. У поносящих телят глаза западают куда-то в глубину, точно такие же глаза у красивых, статных, фигуристых казачек от усталости, недосыпания, переживания. Они ухаживали, выращивали слабеньких, заморышных телятишек, отдавая им свою материнскую любовь, жалость, нежность, силу. Телята вставали на ножки и бежали к своей «маме» гурьбой. Дивно было смотреть на эту картину. Жалостный комок подступал к горлу. Милые, нежные казачки, женщины-«телятницы», они не получали за свою работу орденов! Почему? Неужели металла для орденов не хватало?!
Когда женщина собирала группу телят без падежа, то приносила из дома литр самогонки двойного перегона, а то и больше, чем литр. И, вот тут в телятнике, в его небольшой части, где идет санация помещения, работницы бросали на пол сухую, пахнущую духмяным запахом, люцерну. Садились на нее и пили боевые сто грамм. Закусывали разносолами и огурчиками, и помидорами, капустой, свиным салом в четыре пальца толщиной, да еще начиненным в него чесночком. Угощались пирожками с картошечкой да с зеленым лучком. И начинали петь после этого донские да кубанские казачьи песни.

Слушая своих любимых телятниц, тех, кого он уважал больше всех за их адский каторжный труд (без выходных, без отдыха, всегда в заботах и трудах), Вася не раз думал: «Какие у нас прекрасные люди, таланты через одного. Но изнас.ловали народ – то левые, то правые, то центристы и, самое главное, держат в нищете. Дали бы пожить людям, но где там, они любят ворочать в своих карманах миллиардами. Им нужен голодный человек, которым они любят помыкать, как хотят».
Но вернемся к нашим героям.
Работали все как заводные. Колхоз хоть и грабили как хотели коммуняки-чинуши из района, местные феодалы-генералы, но он богател потихоньку. Заправляли колхозом люди со средним образованием, но окончившие партийную двухгодичную школу. А вот специалисты с высшим образованием работали в отделениях, ими помыкали. А тем, кто был очень нужен, как специалист, обещали хорошую квартиру, машину, новую «копейку»-«Жигули», за половинную стоимость продать.
Все делалось по решению правления колхоза. И давали машины, но только своим людям, родичам, близким. А тем, кто сильно работал и ждал, но в какой-то момент срывался и начинал дерзить, предлагали уволиться. Мавр сделал свое дело, он уже не нужен, работа выполнена.
Вот так и Василию.
Дали хорошую половину дома. В другой половине дома жил парторг колхоза с женой учительницей и двумя дочками. Двор разделял штакетниковый забор и амбары. А огороды разделяла протоптанная дорожка. Васе за его труд, тоже пообещали машину «Запорожец». И он ждал и надеялся, что купит за полцены эту «консервную банку». Работал много. Занимался формированием стада, выбраковывал негодных животных.
За один год можно выбраковать только 25 процентов от общего поголовья фуражных коров. Через два года стадо почти полностью сформировано. Но какой труд вкладывается в это дело! Каждое животное обследуется: почему дает мало молока? А у нее всего две четверти вымени или только одна, условно здоровая. И начинается выбраковка. Фибринозный мастит с частичной или полной потерей секреции молока в пораженных частях вымени, туберкулез вымени. Больную корову немедленно выбраковывают и так далее, и тому подобное. У каждой коровы берут пробы молока после сдаивания первых порций на анализ.
А почему животное не воспроизводит потомство? Снова начинается работа и выясняется, что у коровы периметрит или пиометра, сальпингит, склероз яичников, кисты яичников и очень многое другое. Это очень сложный и трудоемкий процесс выявления больных животных, их лечения. И, только потом, если в процессе лечения нет никаких сдвигов, животное подлежит выбраковке.
Так вот, когда ты сделаешь эту адски каторжную работу и попросишь машину, тебя с наглой усмешкой кидают. Хочешь, работай, а нет – освободи квартиру, мы другого возьмем на твое место. Но тебя уже выжали как лимон.
Обещания – большой стимул для работы специалиста. Он ждет, он верит, надеется. Жить, мечтая о машине, о собственном двухэтажном доме, о красивой обстановке в нем, золотых часах или еще о чем-то хорошем, это спасает человека от досрочного попадания в психоневрологическую больницу закрытого типа. В колхозе очень хорошо живут только свои люди.
Василий жил в одном доме с парторгом. Рослый, симпатичный мужчина с большим животом. А его гутаперчивая супруга, учительница, напропалую гуляла с директором школы, худеньким и маленьким мужиком. Парторг был крутоват на собраниях и, вообще, вид создавал бойцовский. Говорил умные слова, хотя и довольно сильно потертые, в общем, светлая личность в колхозном царстве. Но, как в последствии оказалось, имидж не всегда соответствует действительности. Маска есть маска.
Как-то раз, приехав на велосипеде, домой, Василий увидел, что его двое детей что-то нервничают. Он начал потихоньку, по-дружески спрашивать что произошло. Оказывается, Дмитрий поругался с девочками парторга. Возраст старших и младших детей слегка разнился: дети парторга были взрослее. Они между собой поругались, а затем начали кидать друг в друга глиной. Жена парторга постирала и повесила пододеяльники и простыни во дворе. Дмитрий, бросив кусок грязи, угодил в один из пододеяльников. Дети сказали, что сообщат по телефону матери. Жена парторга пришла из школы и подняла шум. «Понаехали сюда всякие пришлые, житья от них нет!»
Василий вышел во двор и извинился, но сказал: «Не надо скандалить из-за детей. Они сами поссорились, они и помирятся, а ваш пододеяльник выстирает моя супруга в стиральной машине».
Не тут-то было, женщина решила обломать соседей, чтоб они знали, с кем живут по соседству. Она оскорбила Василия. Тот не удержался и сказал: «Да видел я таких трихомонад как ты, эвглена зеленая!» У жены парторга задрожали щеки, и она побежала звонить мужу.
В это время пришла на обед жена Василия и, почти тут же подъехал на машине парторг. Когда он узнал, что соседи замазали пододеяльник, он снял с себя рубаху и выскочил во двор выяснять отношения.
– Как ты посмел обозвать мою жену нецензурными словами! А ну иди сюда! - позвал он Василия.
Головинов подошел со своей стороны к штакетнику и сказал: «Ты, гн.да тифозная, нажрал мозоль на восемь месяцев беременности за счет колхозного склада, где берешь бесплатно мясо, картошку, лук и все прочее. И ты думаешь, что твоего сала на животе я испугался? Рахит ты пог.ный».
Парторг открыл рот и по-собачьи начал глотать воздух. Потом протянул руку, чтобы схватить Василия за рубашку. Доктор поймал кисть противника и, крепко сжав ее, дернул на себя. Как выдержал штакетник такую откормочную тушу парторга, это удивительно. Но он повис на нем. Три человека: жена парторга, Василий и его жена не могли снять сто двадцать с лишним килограммов с забора. Василий сказал: «Надо звать подмогу». Парторг сказал: «Не делай этого, весь колхоз узнает о ссоре».
Василию пришла в голову блестящая мысль. Он побежал в квартиру и принес маленькую скамейку. Передал жене парторга, чтоб она поставила ее под ноги повисшего мужа. Он встал ногами на скамейку, и это очень сильно облегчило дальнейшее снятие его пышного тела с забора. Кожа его живота была ободрана о штакетник. Василий предложил принести 5% настойку йода. Но парторг ушел не оборачиваясь. Его жена подняла и отдала скамейку и, тут же ушла вслед за мужем.
Василий сказал жене: «Битву мы выиграли, но чем она обернется к нам?..»
Продолжение здесь
Автор: Анатолий Искаков
Комментарии
Это не коммунисты.
С 70 х годов ,это были камунизды хрущевцы.
Они и испортили репутацию партии...а их надо было как и Хрущева-к стенке.
-----------
Помню в детстве маме тоже давали узкую, но длинную полосу такой свеклы. Я когда вперед смотрел, когда прорежал, то жить не хотелось. Казалось, что это бескоречно.
Да. Колхозный труд каторжный.