Утки на Волге.

Теплоход сбавил скорость неожиданно.

Пассажиры мгновенно отвлеклись от беспечного, громкого общения; отложили книги и вязание; перестали крутить головой в созерцании видов по сторонам.

Прямо по курсу – большая стая диких уток. В слепящих солнечных бликах множество черных силуэтов. На подвижной воде смотрелись неестественно, словно рассыпанные точки не понятно чего. Не разобрать, что живые.

Очевидно, птицы мигрировали и на воду опустились отдохнуть и покормиться.

Нос судна разбивал стаю на неравные части. Капитан вовремя заметил птиц, но избежать жертв казалось невозможным. Все затаили дыхание. Молодой папа, сидевший недалеко от меня, круто развернулся. Дочка на его руках, девчушка лет пяти, замерла. Её округлившиеся глазки умоляли уток взлететь. Мы были совсем близко.

Утки слева, десятка три, оценили ситуацию. Их испуг оказался крайне непосредственным. Все как одна сунули головы под воду, выставив на всеобщее обозрение свои треугольные попки, чем нас всех рассмешили. Опомнились, но опять удивили. Казалось, лучше броситься врассыпную слева от курса, нет же – ринулись вправо, наперерез. Распахнув крылья, бегом по воде, с трудом отрываясь от её поверхности. Поднятая ими волна испуга заставила спешить всю стаю. На воде мелькали лапы и крылья. На палубе гвалт стоял невообразимый. Громко обсуждая птичью панику, смеялись все, кроме малышки. Наконец, стая взлетела. Мы её уже миновали. К счастью, не пострадала ни одна утка и кроха облегченно вздохнула.

Минут через пять все вернулись к своим прежним занятиям: вязанию, чтению, разговорам и глазению по сторонам.

–Вот только послушайте, что он ребенку-то говорит! – соседка справа толкнула меня локтем в бок.

Пришлось встрепенуться и прислушаться к разговору папы с дочкой:

– Это мостик для капитана, по нему он поднимается к себе наверх!

Речь шла о поворотном трапе с лебедкой, закрепленном на носу Его используют для высадки пассажиров, где нет условий для боковой швартовки. Разворачивают прямо на месте и опускают на сушу, иногда на воду, в нескольких шагах от её кромки.

С трудом сдерживая смех, с большим усилием придав своему лицу строгое выражение, постаралась прошептать назидательным тоном:

– А вы разве не знаете, что капитан на крыше сидит, в бинокль глядит, штурвалом рулит и в трубу дудит?

В конце фразы я не выдержала и рассмеялась. Соседка прыснула и тоже залилась смехом, потешно морща нос и щуря глаза. Собрала складочки под переносицей, а глазки спрятала в щелочки под круглыми щечками. Мне стало понятно, какой она была в детстве. Компанейская девчонка-крепыш, не заводила, не зачинщица, но непременная участница всевозможных проказ.

Засмеялась и соседка слева, вероятно, поняв что-то про нас обеих. На минуту и она перестала притворяться взрослой.

Дамы, сидевшие позади нас, смеяться не переставали с момента отплытия. Окликали своих подруг, расположившихся поодаль, делясь своими восторгами. Громко, непосредственно. Непрерывно слышалось: «Оооо!» «Ааах!» «Ой!». Это смешило и их соседей, и их самих.

Смеялась стайка подростков, подтрунивая над парнишкой, чуть не обронившем за борт свой смартфон, и над подружками мешающим друг другу селфиться. Распущенные волосы одной путались на лице другой.

Волна смеха докатилась и до папы с дочкой. Смешно дрожали светлые косички с голубыми бантиками, – засмеялись, наконец, и они. Уже чему-то своему. Фраза, рассмешившая моих соседок, им не была слышна.

И команда теплохода, двое крепких молодых парней и девушка, контролер-кондуктор, снисходительно смеялись над нами, пассажирами.

Словом, смеялись все.

До пункта назначения мы прошли лишь половину пути.

Прямо по курсу был восхитительный, погожий денек!