Иосиф Бродский «Ты поскачешь во мраке»

Стихотворение, от которого замирает дыхание. Стихотворение является ярким примером, демонстрирующим своеобразную поэтику Бродского: много внимания уделяется звуковой стороне стиха. Мы рекомендуем сначала послушать его в исполнении Елены Фроловой, которое является лучшим на сегодняшний день.

https://www.youtube.com/watch?time_continue=3&v=L_3fY4s1bKU

Стихотворение, от которого замирает дыхание. Стихотворение является ярким примером, демонстрирующим своеобразную поэтику Бродского: много внимания уделяется звуковой стороне стиха. Мы рекомендуем сначала послушать его в исполнении Елены Фроловой, которое является лучшим на сегодняшний день.

Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам,

 вдоль березовых рощ, отбежавших во тьме, к треугольным домам,

 вдоль оврагов пустых, по замерзшей траве, по песчаному дну,

 освещенный луной, и ее замечая одну.

 Гулкий топот копыт по застывшим холмам -- это не с чем сравнить,

 это ты там, внизу, вдоль оврагов ты вьешь свою нить,

 там куда-то во тьму от дороги твоей отбегает ручей,

 где на склоне шуршит твоя быстрая тень по спине кирпичей.

 Ну и скачет же он по замерзшей траве, растворяясь впотьмах,

 возникая вдали, освещенный луной, на бескрайних холмах,

 мимо черных кустов, вдоль оврагов пустых, воздух бьет по лицу,

 говоря сам с собой, растворяется в черном лесу.

 Вдоль оврагов пустых, мимо черных кустов, -- не отыщется след,

даже если ты смел и вокруг твоих ног завивается свет,

 все равно ты его никогда ни за что не сумеешь догнать.

 Кто там скачет в холмах... я хочу это знать, я хочу это знать.

Кто там скачет, кто мчится под хладною мглой, говорю,

 одиноким лицом обернувшись к лесному царю, --

обращаюсь к природе от лица треугольных домов:

 кто там скачет один, освещенный царицей холмов?

 Но еловая готика русских равнин поглощает ответ,

 из распахнутых окон бьет прекрасный рояль, разливается свет,

 кто-то скачет в холмах, освещенный луной, возле самых небес,

 по застывшей траве, мимо черных кустов. Приближается лес.

 Между низких ветвей лошадиный сверкнет изумруд.

 Кто стоит на коленях в темноте у бобровых запруд,

 кто глядит на себя, отраженного в черной воде,

 тот вернулся к себе, кто скакал по холмам в темноте.

 Нет, не думай, что жизнь -- это замкнутый круг небылиц,

 ибо сотни холмов -- поразительных круп кобылиц,

 из которых в ночи, но при свете луны, мимо сонных округ,

засыпая во сне, мы стремительно скачем на юг.

 Обращаюсь к природе: это всадники мчатся во тьму,

 создавая свой мир по подобию вдруг твоему,

 от бобровых запруд, от холодных костров пустырей

 до громоздких плотин, до безгласной толпы фонарей.

 Все равно -- возвращенье... Все равно даже в ритме баллад

 есть какой-то разбег, есть какой-то печальный возврат,

 даже если Творец на иконах своих не живет и не спит,

 появляется вдруг сквозь еловый собор что-то в виде копыт.

Ты, мой лес и вода! кто объедет, а кто, как сквозняк,

 проникает в тебя, кто глаголет, а кто обиняк,

 кто стоит в стороне, чьи ладони лежат на плече,

 кто лежит в темноте на спине в леденящем ручье.

 Не неволь уходить, разбираться во всем не неволь,

 потому что не жизнь, а другая какая-то боль

приникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна,

 лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно маятник сна.